VI Отрывки ненаписанной истории

VI

Отрывки ненаписанной истории

Примерно в четверти мили от источника Бир-Аюб неподалеку от Иерусалима, если двигаться вниз по долине в сухую погоду, с правой стороны от себя вы можете заметить небольшое углубление, которое с первого взгляда можно принять за шахту. Однако во время дождя вода в этом месте поднимается на значительную высоту. Это место носит название Айн-аль-Лози, или Миндалевый фонтан. Много лет назад сэр Чарльз Уоррен слышал от одного крестьянина, что, по преданию, от этого места начинается подземный ход, ведущий к вырезанному в скале лестничному спуску, нижние ступени которого изготовлены из драгоценного металла. В свое время лестница и туннель были закрыты по указу египетского правительства, потому что частенько в нем прятались египетские солдаты, которые подкарауливали женщин, спускавшихся в долину, чтобы набрать воды.

Вверх по холму от местечка Айн-аль-Лози вьется тропинка, ведущая к развалинам деревушки Бейт-Сагур, жители которой вынуждены были обратиться в бегство однажды ночью, спасаясь от воинской повинности. Случилось это около восьмидесяти лет назад. С тех пор их потомки вели кочевой образ жизни в пустынях, раскинувшихся на правом берегу Мертвого моря.

По другую сторону долины и на ее северном склоне находятся развалины древнего монастыря. Скорее всего, сохранившиеся руины некогда были колодцем, однако местные крестьяне называют их китайской церковью.

Совсем рядом с ними несколько лет назад были найдены следы исчезнувших ныне деревни и бань. С древними обитателями этой деревни и загадочного монастыря, которые фигурируют под общим названием ас-Санавини, связано несколько любопытных историй. Говорят, они были настолько глупыми, что Аллаху пришлось их уничтожить. Они не умели правильно готовить еду и свешивали котел из дыры, проделанной в крыше упомянутого выше колодца примерно в двадцати футах над огнем. Сколько бы ни горел огонь, еда оставалась сырой. Религия этого народа предписывала людям поклоняться небесным телам, о которых они знали настолько мало, что как-то ночью, когда луна вовремя не взошла на небо, они решили, будто ее украли жители соседней деревни Абу-Дис, и отправились в эту деревню, вооруженные до зубов.

Поднявшись на вершину холма, отделявшего их деревню от соседней, ас-Санавини увидели всходившую луну. Тогда они начали весело кричать и танцевать, приговаривая: «Эти мошенники услышали, что мы уже близко, и решили вернуть нам луну».

Эти люди не шли за советом к другим людям, оказавшись в затруднительном положении или сомневаясь, в каком направлении им следует действовать, а наблюдали за поведением животных, пытаясь найти в нем какой-нибудь намек на решение мучившей их проблемы. «Все, кроме нас самих, – говорили они, – одержимы колдовскими чарами, и потому глупы. Какой смысл искать у них совета? А вот птицы и звери, наоборот, невинны и мудры, поэтому у них и следует учиться». И вот как-то раз случилось так, что им нужно было внести в помещение, где они собирались делать масло, длинное бревно. Сколько они ни старались, бревно никак не проходило в дверной проем, потому что расположили они его не вдоль, а поперек. Немало озадаченные сей проблемой, ас-Санавини разослали двенадцать гонцов во все концы, чтобы те подсмотрели, как в подобных случаях поступают животные. Через семь дней посланники возвратились, но лишь один нашел решение проблемы. Он увидел, как строивший гнездо воробей затаскивал в отверстие прутик, держа его за один конец. В качестве награды находчивого посланника сделали местным шейхом.

Всевышний из-за того, что жители этой деревни не пользовались своим разумом, которым Аллах наделил всех детей Адама и благодаря которому они превосходят все другие создания, живущие на земле, повелел, чтобы все они умерли бездетными, за исключением единственного семейства, к которому, вероятно, принадлежал вышеупомянутый шейх, чьи потомки до сих пор живут в Бетани. Но даже на это семейство было наложено проклятие: ни один из его членов не может иметь больше одного ребенка.

На скале, что возвышается над железной дорогой, идущей по северной стороне дикой долины Исмаин, к югу от Артуфа, есть огромная пещера, которая носит явные следы того, что некогда она служила жилищем аскетов. Несколько лет назад ее называли пещерой Самсона, потому что именно здесь, по преданию, великий член колена Данова обрел убежище после победы над лисами. Дальше к востоку расположено еще несколько пещер, размером поменьше, которые тоже служили кельями. Ныне они носят название «Алали аль-Бенат», или «Верхние женские покои».

Крестьяне из соседней деревни Акур говорят, что во времена язычников[113] в этих пещерах, добраться до которых можно было лишь с помощью лестницы или веревки, жило много прекрасных девушек, которые дали обет безбрачия и, дабы избежать соблазна, укрылись в этих отдаленных местах.

Необходимые для жизни вещи им каждый день спускали на веревке с вершины скалы. Говорили, что они вели крайне аскетический образ жизни. Однако через несколько лет жители окрестных деревень заметили, как из одной пещеры в другую перебегали дети. Оказалось, «монахини» подняли к себе на веревку одного симпатичного охотника, которого они выследили из своего «орлиного гнезда». Рассказывают, что после этого случая девушек заморили голодом за их лицемерие.

Высоко на южной стороне знаменитой долины Хинном (Вади-эр-Рабаби), там, где она переходит в долину Кедрон, стоит греческий монастырь Святого Онуфрия, воздвигнутый не так давно вокруг вырезанных из горной породы гробниц, полных человеческих останков*.

Среди крестьян Силоама в ходу одно весьма занимательное поверье, будто человеческие останки, покоящиеся в этих гробницах, принадлежали отшельникам-христианам, погибшим во время гонений, устроенных сумасшедшим Фатимидом халифом аль-Хакимом би-Амриллахом, которого друзы по сей день почитают как бога и который на пятнадцатый год своего правления (1010 год) повелел своему секретарю-христианину по имени Ибн Катерин написать правителю Иерусалима смертный приговор следующего содержания: «Имам повелевает разрушить Храм Воскресения, так чтобы его купол сровнялся с землей, а его длина стала его шириной». Приказ был в точности исполнен, и Ибн Катерин, придя в полное отчаяние оттого, что его заставили написать этот приговор, стал биться головой о землю, разбил суставы своих пальцев и через несколько дней скончался.

Пещеры, расположенные в долине Вади-эр-Рабаби, были в то время заселены монахами и святыми отшельниками, которые всю свою жизнь посвящали посту и молитве. Однажды аль-Хакиму понадобились деньги, и он послал приказ казначею Иерусалима, чтобы тот собрал со всего населения какой-нибудь налог. Казначей и его советники написали царю ответное письмо, в котором говорилось, что обложить все население дополнительным налогом невозможно, так как в городе живет много бедных людей, посвятивших себя религии, которые, будучи христианами, живут, подобно дервишам, в голых пещерах и посему не имеют возможности уплатить налог, пусть даже небольшой. Получив это письмо, халиф приказал секретарю написать еще одно письмо, в котором говорилось: «Пересчитайте этих людей» (араб. ahsa er-rijal).

То ли секретарь по неосторожности поставил лишнюю точку над буквой в первом слове, то ли сам аль-Хаким из злости собственноручно добавил ее, когда письмо было уже готово, – одному Богу известно. Однако когда приказ достиг Иерусалима, письмо, вместо «Пересчитайте этих людей», гласило «Искалечьте этих людей (араб, akhsa er-rijal)».[114]

Жестокий приказ был исполнен. Множество невинных людей погибло. Все они были похоронены в том месте, которое прежде было их жилищем. Именно им принадлежат человеческие кости, погребенные в долине Вади-эр-Рабаби.

На холме Гилеад раскинулась деревня Ремамин, большую часть населения которой составляют коренные христиане.[115]

Я хочу рассказать романтическую историю, повествующую о том, как эти люди оказались в этом забытом богом месте и сумели сохранить свою религию через много веков после Крестовых походов.

Когда крестоносцы впервые оккупировали Палестину, вверх по течению Иордана жило бесчисленное множество христиан, рассеянных по многочисленным городкам и деревушкам, которые ежедневно страдали от притеснений со стороны мусульман. Многие из них переехали вместе со своими семьями на запад, с радостью сменив изобильные лесами горы, плодородные пастбища и богатые виноградники восточной части Иордании на менее обильные западные территории, находившиеся под управлением христианского правительства. Однако некоторые все-таки предпочли остаться. Среди них был один человек, прославившийся в округе своей честностью. Когда бедуины пришли на опустевшие земли, некогда возделывавшиеся будущими эмигрантами, он согласился стать поверенным шейха и присматривать за работой тех, кому выпал жребий жить под властью великого предводителя арабов. Дело в том, что приверженцы последнего ненавидели возделывать землю, и поэтому он был несказанно рад тому, что нашелся человек, способный присмотреть за работой его рабов и крестьян-беженцев, расселенных по всей Иордании и попавших под его покровительство.

Поначалу все шло хорошо. Но в один прекрасный день шейх поссорился со своей молодой супругой, на которой он незадолго до того женился и которая была дочерью эмира одного отдаленного племени. Поскольку лагерь ее отца находился очень далеко, женщина бежала к христианину и жила с его семьей до тех пор, пока ее отношения с мужем не наладились.

На какое-то время жизнь супругов наладилась, однако скоро возникла новая ссора, и тогда шейх насмешливо сказал своей жене:

– Можешь отправляться в лачугу этого христианского пса. Может быть, он снова приютит тебя.

– Он тебе не пес, а состоятельный человек, пусть и христианин. Если среди нас и есть пес, так это ты, – ответила жена и приправила свои слова парой крепких выражений, которые могли сорваться лишь с губ разгневанной женщины.

Шейх, уязвленный до глубины души, решил отомстить за себя, выплеснув свое негодование на христианина. Он вскочил на своего жеребца и поскакал прямо к его жилищу. Тот принял гостя с почтением, предложил изысканное угощение и завел непринужденную беседу. Через некоторое время шейх заявил, что собирается уезжать. Пока он взбирался на своего коня, христианин придерживал стремя. Усевшись, наконец, в седло, бедуин неожиданно вытащил кинжал из своего кушака и вонзил его по самую рукоятку между плеч склонившегося христианина, и тот сразу повалился на землю. Свидетелями произошедшего были жена и трое маленьких сыновей убитого. Совершив свое злодеяние, шейх сразу же ускакал.

В один миг овдовевшая христианка бросилась на помощь своему мужу, но тот был уже мертв. Тогда она вытащила из его бездыханного тела кинжал и на том же месте заставила своих сыновей поклясться, что если по воле Аллаха им суждено будет достигнуть совершеннолетия, они отомстят убийце его же оружием.

Вдова собрала свои вещи, когда тело погибшего предали земле, и в сопровождении двоих христиан, которых ее покойный муж отговорил переселяться на запад от реки Иордан, отправилась в Назарет, где у нее были родственники.

Прошли годы. Трое осиротевших сыновей стали мужчинами. Однажды, в день годовщины смерти их отца, мать вновь напомнила детям все обстоятельства его гибели и, вложив злополучный кинжал в руки старшего сына, сказала, что пришел час отомстить за его смерть, согласно той клятве, которую они принесли у бездыханного тела погибшего.

В ту ночь юноши, хорошо вооруженные и снабженные всем необходимым, бесшумно покинули город, обвязав копыта лошадей сложенной в несколько раз войлочной тканью. Под покровом ночи они ехали малоизвестными тропами, а как только начинал брезжить рассвет, прятались в какой-нибудь пещере. Три дня понадобилось юношам, чтобы достичь равнины, раскинувшейся на соседней возвышенности, где, по слухам, ходившим в Назарете, был разбит лагерь их врага.

Первым делом им нужно было найти какое-нибудь укрытие для своих скакунов, где те могли бы спокойно передохнуть перед обратной дорогой. Выбрав подходящее место, братья затаились, дожидаясь момента, когда солнце скроется за горизонтом и бедуин ляжет спать. Три предыдущих дня и ночи были неимоверно жаркими, теперь же задул освежающий восточный ветер, пригнавший с собой тяжелые дождевые облака. Подготовив лошадей к немедленному бегству, мстители подобрались к арабскому лагерю, погруженному в безмолвную темноту. Казалось, каждая собака уснула: кругом стояла мертвая тишина.

Подойдя совсем близко, двое легли на гальку и стали пробираться ползком, а старший сын, вооруженный кинжалом, прятался за шатрами. Найти жилище шейха братьям не составило большого труда. Прямо у входа в шатер красовалось его копье, увенчанное страусиными перьями, тут же стояла привязанная к колышку породистая лошадь. Ослабив один из кольев, на которых держался шатер, юноша приподнял занавеску и вполз внутрь. Прямо перед ним лежал убийца его отца. Теперь это был пожилой мужчина с длинной седой бородой, мирно спавший у его ног. Рядом с ним лежали его жена и дети, которые тоже крепко спали. В слабом звездном свете, пробивавшемся сквозь тонкие занавеси шатра, гость сумел разглядеть черты старого убийцы. Убедившись, что это и есть тот, кто ему нужен, юноша занес кинжал, готовый вонзить его в тело противника, но тут его охватила слабость. Он не мог вот так, тайком, зарезать мирно спящего старика. Это было бы гнусным убийством. Обратившись к святым с молитвой, чтобы они позволили ему встретиться с врагом лицом к лицу и открыто отомстить злодею, юноша спрятал кинжал в ножны и ползком вернулся к тому месту, где его ждали братья.

Средний брат, узнав, что произошло, выхватил у него кинжал и пополз к заветному шатру, но вскоре тоже вернулся ни с чем, поведав братьям такую же историю. На этот раз совершить отмщение вызвался младший брат. Он тоже вошел в шатер убийцы, разглядел его среди спящих, но не смог решиться на злодеяние. Тогда он выполз наружу и подошел к стоявшей у входа лошади. Вынув из кушака кинжал, он срезал ее роскошную гриву и длинный локон, ниспадавший с головы лошади на лоб, затем состриг все волосы с ее хвоста и, обернув в них кинжал, вернулся в шатер и положил его на подушку хозяина.

Покинув шатер, он вынул свой собственный кинжал и перерезал все веревки, на которых держался шатер, оставив ровно столько, сколько было достаточно, чтобы вся конструкция не рухнула. Потом он вытащил из земли копье и унес его с собой. По возвращении к братьям юноша сообщил, что их отец отмщен. Тогда все трое вернулись к тому месту, где оставили своих лошадей, и еще до первых лучей солнца были на достаточном расстоянии, так что могли не бояться погони. Они продолжали скакать без остановки весь день и всю ночь и вскоре благополучно вернулись домой.

Когда страшное оскорбление, нанесенное шейху, было обнаружено, лагерь охватила паника. Было совершенно очевидно, что злоумышленники были смертельными врагами шейха, ведь они обезобразили его лошадь, подрубили канаты шатра и унесли копье. Вне сомнения было и то, что сама жизнь шейха была в их руках, но что же их удержало от того, чтобы убить его? И наконец, что означал этот кинжал, завернутый в гриву и хвост лошади? Сам шейх не узнал свой кинжал, не смогли его опознать и другие члены общины, каждый из которых подверг оружие внимательному осмотру. И только когда очередь дошла до младшего брата убийцы, тот предположил, что это, должно быть, тот самый кинжал, которым много лет назад был убит поверенный шейха – христианин из деревни Ремамин. Тут шейх все вспомнил и понял, что теперь он обязан жизнью великодушию своих заклятых врагов.

Шейх раскаялся в том, что убил своего поверенного. Он решил уладить проблему, чтобы она не переросла в кровную вражду.

В сопровождении старейшин племени он отправился в Назарет, где заручился поддержкой своего друга, который согласился выступить посредником. Он заплатил штраф, полагавшийся за убийство, и, более того, заверил семью погибшего, что если они решатся вернуться на землю своего отца в селении Ремамин, то их потомки и соседи-христиане будут жить спокойно, не зная притеснений. Его условия были приняты, и с тех пор в Ремамине живет христианская община.

Около четырехсот лет назад, когда султан Селим захватил Палестину, он установил около Хеврона[116] гарнизон из курдов, которые относились к жителям города с величайшим высокомерием.

Арабы, разъединенные враждой между кланами Кайса и Йемена, не могли противостоять их тирании. Курды стали самыми настоящими божками в Хевроне и, не принимая сторону ни одного из кланов, стращали членов обоих. Они возводили роскошные особняки на склоне к северу от храма, разбивали фруктовые сады из невиданных заморских деревьев. В Палестине существует обычай, по которому любой прохожий может сорвать фрукт, свисающий над дорогой с ветви дерева из чужого сада, без всякого наказания.

Однако курды, если им приходилось видеть человека, подбиравшего упавшие колосья на окраинах их плантаций, отрубали несчастному обе руки. Это были самые настоящие злодеи во всех отношениях. В конце концов, когда их поведение стало невыносимым, два враждовавших до того времени клана решили объединить свои усилия в борьбе против тирании курдов и лишь выжидали подходящего момента. Накануне праздника Байрам курды вместе со своим пашой собрались на рынке, чтобы попить кофе. За разговором паша предложил послать за девушкой по имени Бадрия, дочерью одного из знатных жителей города, чтобы она развлекала их. Услышав эту оскорбительную речь, мужчины города взялись за оружие и перерезали курдов, которые были совершенно не готовы к такому повороту событий, считая горожан безмолвными овцами. Большая часть курдов была убита. Остальные, включая пашу, бежали в Бейт-Уммар, в Бейт-Фежжар и другие деревни.

Больше курды не возвращались в Хеврон, однако как-то раз их предводитель переоделся женщиной и под покровом ночи пробрался к дому отца Бадрии. Он кликнул хозяина, а когда тот спустился узнать, что от него понадобилось в столь поздний час, вонзил ему в грудь нож и убежал.

Ко времени насилия курдов в Хевроне относится строительство разрушенного ныне замка, располагавшегося рядом с прудами Соломона, и акведука, доставлявшего воду от упомянутых прудов к Иерусалимскому храму. Ответственность за охрану и функционирование прудов и акведука была возложена на жителей деревни Артасс, а в качестве компенсации власти города освободили их от уплаты налогов. Благодаря этой привилегии местные крестьяне вскоре разбогатели, а их шейх приобрел значительную власть в районе. Влияние его было так велико, что нередко он разбирал споры, возникавшие между крестьянами, а в скором времени у него была целая тюрьма для обидчиков, устроенная в башне, которую он приказал возвести посреди деревни. Однако через одно-два поколения процветание породило гордыню и высокомерие среди артасситов, и они стали настолько дерзкими, что падение их стало неизбежным.

В те времена вражда между кланами, жившими в соседних деревнях, была самым обычным явлением. Перед битвой воины обеих сторон выходили на поле битвы в сопровождении своих жен, дочерей и сестер, выкрикивая боевой клич. Нередко во время битвы воин полз или стоял за спиной сопровождавшей его женщины и стрелял в противника из-за ее плеча или между ее ног, будучи абсолютно уверен в том, что обратного выстрела не последует, ведь женщина была уважаемым человеком. Если женщина и погибала в битве, это происходило случайно.

Вот как-то раз жители Идны, деревушки к западу от Хеврона, находившиеся в дружественных отношениях с артасситами, потерпели поражение в битве и вынуждены были бежать в свою деревню, где были вновь осаждены их врагами, тогда они отправили нескольких своих женщин в Артасс за подкреплением. Посланницы благополучно добрались до Артасса, однако жители деревни, вместо того чтобы поспешно снарядить своих мужчин в бой, оскорбили женщин и отправили домой к мужьям.

Пришедшие в негодование жители Идны вынуждены были заключить мирное соглашение со своими противниками и принялись ждать удобного случая, чтобы отомстить артасситам за проявленное к ним неуважение. Прослышав, что в Артассе должна в скором времени состояться громкая свадьба, они тихонько собрали свои силы и неожиданно напали на своих безоружных врагов, беззаботно развлекавшихся в тенистых садах. Только некоторым из них удалось бежать.[117]

Они вместе с семьями укрылись в замке у прудов, где их потомки продолжали жить до недавнего времени, пока полвека назад, когда население страны сильно выросло, не вернулись в прилегающую к Артассу долину. Там, на руинах прежней деревни, они выстроили новые дома.

В начале позапрошлого века население Хеврона страдало от беззакония мелкого деспота по имени шейх Абдуррахман, который безнаказанно творил самые страшные злодеяния. Вот какую историю, раскрывающую его характер, рассказывают о нем крестьяне.

У одного крестьянина из Хеврона была красивая жена, которую возжелал Абдуррахман. Он так застращал ее мужа, чтобы достичь своей цели, что тот, дабы сохранить себе жизнь, вынужден был развестись с супругой. Однако женщина питала к тирану такое отвращение, что ни в какую не желала отвечать согласием на его предложение о женитьбе. В конце концов, когда давление со стороны Абдуррахмана стало невыносимым, она поклялась перед свидетелями, что скорее выйдет замуж за пса, чем за него. Согласно законам ислама, человек, который развелся со своей женой, не может жениться на ней во второй раз, пока она не выйдет замуж за другого и снова не разведется. Желая найти легкий выход из этого затруднительного положения, многие мужчины, которые развелись со своими женами и затем пожалели об этом, выдают их замуж за человека, не способного по состоянию здоровья исполнять супружеские обязанности, но готового за вознаграждение пройти через процедуру брака и последующего развода. Видя, что все его усилия напрасны, деспот решил отомстить непокорной женщине. Он, поймав ее на слове, дабы исключить возможность, что она вернется к своему мужу, составил самый настоящий брачный контракт между ней и ее собакой по кличке Ришан и подписал его в присутствии свидетелей, слышавших ее опрометчивые слова и побоявшихся противостоять его воле. С тех пор в результате его самовольного поступка бедную женщину до самой смерти называли «женой Ришана».

Абдуррахман был свергнут, когда в 1840 году турки, одержавшие в результате мощной бомбардировки в Акре победу над объединенным англо-австрийским флотом, снова захватили власть в Палестине, и вскоре бежал на Кипр, где и оставался до самой смерти.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.