Глава 4 ПРОИСХОЖДЕНИЕ ТАИНСТВ

Глава 4

ПРОИСХОЖДЕНИЕ ТАИНСТВ

Своими корнями египетские таинства уходят в глубокую древность, и в данном случае это не просто метафора. Возникнув из патриархальной практики вступления в контакт с божеством, они впоследствии были систематизированы и превратились в регулярно совершаемый обряд и аллегорию, носящие ассоциативный характер; причем это действо совершалось под руководством и при активном участии жреца. Вполне естественно, что с течением времени обряды утратили свою изначальную простоту и эффективность, но они все равно на века остались наивысшим проявлением того стремления человека к высшему, которое человеческий дух всегда считал необходимым для своего роста и благополучия.

То, что подобные братства тайных знаний существовали и среди древнейших народов Азии, Америки, Африки и Австралии, является самым убедительным доказательством древнейшего происхождения таинств религии во всех уголках мира. Кроме этого, имеющиеся факты, возможно, свидетельствуют о том, что рассматриваемый нами культ зародился и начал свое развитие в Стране Нила, хотя в нем есть особенности, которые дают основание предположить, что изначальная родина этих верований и системы обрядов была где-то на западе – возможно, в Испании или даже Северо-Западной Африке. Как бы то ни было, именно в Египте этот культ достиг своего расцвета.

Отношения между таинствами и низшими культами – тотемизмом, анимизмом и им подобными – поднимают вопрос, ответ на который найти чрезвычайно трудно. Как мы уже отмечали, исследования Ланга со всей очевидностью доказали, что даже народы, находящиеся на самом примитивном уровне развития, обладают знанием о божестве, или Отце всех людей, обладающем нечеловеческой силой, а также о простых божках, связанных с тотемными или другими древними племенами. Однако до сих пор остается неясным, предшествовала ли эта концепция тотемизму или анимизму или явилась их порождением. Некоторые выдающиеся ученые сходятся во мнении, что тотемизм, религиозная составляющая часть которого включает в себя кровосмесительные отношения с животными, появился на относительно позднем этапе развития религии. Можно даже сказать, что это одна из стадий выражения религии. Другие же считают, что развитие тотемизма шло одновременно с развитием веры в Отца всех людей. Однако, как кажется, все указывает на то, что эта система чрезвычайно раннего происхождения, об этом прежде всего говорит ее тип, чрезвычайно длительное существование и широкое ее распространение. Практически нет сомнений в том, что религиозная, да и социальная подоплека тотемизма не только предшествовала, но и шла рука об руку с практикой таинств в Древнем Египте и других странах в течение очень многих поколений.

При этом не стоит делать поспешных выводов о том, что похожие на животных боги Египта сохраняли свое тотемное значение в династический период, то есть в эпоху просвещения. Ни один трезво мыслящий ученый, занимающийся древними религиями, не может подвергать сомнению тот факт, что изначально эти боги имели тотемную природу, но вполне вероятно, что на более позднем этапе в них стало преобладать аллегорическое значение. Более того, существует еще один, более весомый довод в пользу этой теории. Тотемизм (или, по крайней мере, его «религиозная сторона») был связан с идеей жертвоприношения, союза молящегося с его покровителем, возникающего в процессе обрядового поедания плоти последнего в строго определенные периоды времени. То, что эта идея на века сохранилась и стала частью таинств, а также частью более светлых религий и даже в самом христианстве, хорошо известно (причащение). Однако в своей более грубой и примитивной форме эта идея довольно скоро перестала существовать в практике высших культов, где она уступила место идее духовного, а не материального союза (или единства) с Богом.

По всей вероятности, обряды и практика низших и высших культов взаимодействовали с идеями этих же культов. Они перемешивались, их с течением времени то принимали, то отвергали. Все они были теснейшим образом связаны с магией. Эта связь берет свое начало в глубочайших суевериях людей и носила чисто эмпирический характер, как и все древние философские течения и наука. По-иному и быть не могло. Даже сегодня человеческие мысли основаны на зыбучих песках древних суеверий и воображения, а поэтому на том же основании они при необходимости могут изменяться самым радикальным образом.

Однако магия, неуклонно развиваясь, нашла в суевериях очень эффективную питательную почву. Развитие магии шло параллельно с развитием религии и науки, и отрицать это невозможно. Основной тенденцией этого развития было стремление к свету. Когда мы ощупью ищем путь в темноте, то неизбежно натыкаемся на всякого рода препятствия и ошибаемся. В этом нет ничего преступного: ведь даже в невежестве можно найти ростки разума. Каждое магическое действие, каким бы странным и даже глупым оно нам ни казалось сейчас, было шагом в темноте навстречу знаниям и высшей магии. В Дордони и других местах Франции и Испании были найдены следы существования таинств в позднем (новом) каменном веке (палеолите). (Наличие религиозных верований и обрядов отчетливо видно уже в среднем палеолите – мустьерская культура. – Ред.) Это доказывают исследования Осборна Мак-Алистера, Обер-майера и других археологов. Об этом наглядно свидетельствуют раскопки в пещерах в Дордони и других местах. Стены таких пещер испещрены изображениями животных – оленей, слонов, лошадей, бизонов, – которые, без сомнения, имели важное религиозное значение. Кроме того, было найдено большое количество фигурок или идолов богинь, которые считаются изображениями Великой Праматери, по виду напоминающие Исиду или Деметру. Существуют убедительные доказательства того, что идея посвящения в мистический культ могла зародиться во Франции или Испании в этот период (30–10 тысяч лет назад). Существуют очевидные религиозные и культурные параллели между обитателями пещер юго-запада Франции и севера Испании и древними народами Балеарских островов и Крита, очевидно поощрявшие появление мистических обществ, подобных тем, признаки существования которых найдены во Франции. Действительно, древнему человеку было свойственно создание таких обществ или братств.

Таинства, относящиеся к обряду инициации, неизбежно возникали в древних цивилизациях. Но прежде чем подробно рассматривать этот вопрос, давайте на минутку задержимся на истоках магии. Существует множество самых разнообразных мнений по этому поводу. Хотя антропологи, такие как Фрезер, Маретт, Губерт, Маусе и другие, расходятся во мнении относительно ее основ, их работы все же проливают свет на некоторые, до того не проясненные вопросы. Однако все, написанное на эту тему, судя по всему, игнорировало одно примечательное обстоятельство, а именно – элемент удивления, которое и является истинной основой и источником настоящей магии. Согласно точке зрения одной из конфликтующих антропологических школ, почти все виды магии по своей природе сострадательны или подражательны. Например, когда лекарь из какого-нибудь дикого племени желает вызвать дождь, он забирается на дерево и разбрызгивает воду над клочком зелени в надежде, что бог, который «отвечает» за дождь, сделает то же самое; когда неграмотный моряк желает вызвать ветер, он имитирует свист чайки. Эта система абсолютно универсальна, но если мы сделаем верные выводы, то нам станет понятно, что в таких практиках нет элемента магии. Как указал Фрезер, должно быть очевидно, что, когда дикарь совершает обряд симпатической магии, он не считает такой обряд действительно магическим – то есть в представлении дикаря в этом обряде нет ни одного элемента чуда; он считает свои действия причиной, вызывающей желаемый эффект. Точно так же ученый сегодняшних дней верит, что, если он будет следовать определенным формулам, он получит нужный результат. Что касается истинной магии чудес, то она идет от результата к причине, поэтому создается впечатление, что симпатическая магия была просто описанием протонауки – именно благодаря умственным процессам, схожим с теми, благодаря которым открываются новые законы и совершаются настоящие научные прорывы. Тут присутствует дух определенности и уверенности, которого нет, например, в магии вызывания духов.

Однако не стоит слишком поспешно проводить резкую грань между симпатической магией и тем, что я называю магией чуда. Действительно, наши знания об основополагающих законах магии слишком поверхностны, чтобы позволить сделать это. Наши системы слишком переплетены между собой. Кстати, я могу сказать, что верю в то, что магия чуда почти всегда по своей природе спиритична, то есть она состоит из вызывания духов и сходных процессов. Правда, мне могут возразить, что некоторые маги и другие медиумы, которые обладают некоторыми экстрасенсорными способностями, проявляли их в момент вызывания. Я еще раз хочу подчеркнуть, что эти две системы перекликаются и накладываются одна на другую. Но это не означает (по крайней мере, никто меня не может убедить в этом), что они – одно целое.

Как любая другая магия, египетская магия уходила своими корнями в доисторические времена. Как сегодняшние дикари используют симпатические обряды, так и дикари каменного века, жившие в Египте, пользовались ими. При этом совершенно очевидно, что они вполне осознавали спиритическую сторону магии. Анимизм – источник спиритизма. Идея о существовании души возникла на довольно ранней стадии человеческой истории. Человека всегда интересовала природа сна. Куда девался реальный человек в часы сладкой дремы? Человек эпохи палеолита наблюдал за своим спящим братом, который казался ему мертвым – по крайней мере, он не реагировал на внешние раздражители и реальности жизни. Казалось, что из спящего что-то уходило; его покидал реальный, жизненно важный и оживляющий элемент. Озадаченный, доисторический человек понимал, что жизнь, когда приходит сон, не уходит, потому что в темном и эфемерном мире сна человек тем не менее задействовал мысли и чувства из своего повседневного мира. Если во сне человек переживал какой-то новый опыт или посещал дальние земли, то было вполне разумно предположить, что его эго (или сущность) временно покидало тело. Допустите такое предположение, и вы получите два отдельных целых – тело и душу, – внешне абсолютно одинаковые, потому что последняя на уровне сна выполняла функции, идентичные тем, которые выполняло первое на телесном уровне.

Значение этого разграничения заключается в том, чтобы подчеркнуть, что оба типа магии стали частью египетских таинств. Как мы видим, в них задействована как симпатическая, так и спиритическая магия.

Греки считали, что египтяне основали свои поселения в Арголиде и Аттике. Некоторые греческие авторы утверждают, что Дионис и Деметра и Осирис и Исида – это одно и то же. Более того, египтяне греческого периода (или периода Птолемеев) приняли эту идентичность богов. В IV веке до н. э. в Пирее, неподалеку от Афин, был основан храм Исиды, а при преемниках Александра Великого братства Исиды появились в очень большом количестве.

В некоторых гробницах в Элевсине при раскопках находили египетского жука скарабея (наряду с другими предметами, похожими на те, которые использовались в культовых обрядах Исиды). Также примечательно, что, хотя в архитектуре храмов, построенных в честь исконных греческих богов, не видно следов прямого египетского влияния, оно весьма заметно в храме Деметры в Элевсине и в других храмах. Культ Деметры и Персефоны (с элементами культа Диониса) был главным в Элевсине. Дочери Данаи, как говорилось в некоторых легендах, перенесли тайные обряды Деметры из Египта в Элевсин, и эти обряды (в том виде, в каком они существовали в V веке до н. э.) раскрывают для нас новую сторону Исиды – как покровительницы брака и семьи. Греки в VIII веке до н. э. основали в Египте (в дельте Нила) город Навкратис, и изображение Исиды, качающей Гора, которое сейчас находится в Каирском музее, было наверняка освящено каким-нибудь греком из Навкра-тиса примерно в V веке до н. э.

По мнению Фукара, в древности в Арголиду (Греция) прибыла большая группа беглецов из Египта. Там они основали династию, которая правила шестьдесят лет. Они насадили там культ Исиды под именем Деметры и поклонялись ей как богине сельского хозяйства и плодородия.

Сравнение Деметры и Исиды вполне возможно. Более того, вполне допустимо сказать, что элевсинский культ бывшей богини стал в Греции абсолютно новой религией.

Чтобы вернуться к вопросу о доисторических таинствах, в данный момент вполне уместно вкратце остановиться на них, как указывающих на естественное развитие обрядов посвящения. Как уже было сказано, все примитивные общества имеют те или иные таинства, и некое помещение, где эти таинства и совершаются в деревне, – это обычно центральное здание или группа домов с общим двором. В стенах этого «молельного дома» молодые люди проходят испытания, становясь мужчинами, и им открываются тайны, которые никогда не раскрываются перед женщинами и детьми.

Однако превыше всего стояли тайные братства жрецов, которые делились на степени инициации. Двери в эти братства были открыты только тем, кто желал пройти все муки испытания. У индейцев алгонкинов в Северной Америке было три ступени инициации – nabeno, miolle и jossaheeol, которая была высшей. На эту ступень никогда не допускался ни один белый человек. Такие братства были у всех племен краснокожих. Например, у одного из племен было братство святой трубы, члены которого принимали обет безбрачия и обязались изнурять себя постоянными постами и истязаниями. В Перу и в Мексике индейцы объединялись в касты, окруженные завесой мистической тайны, где соблюдались сложнейшие обряды посвящения. Эти касты стояли особняком от распространенных религиозных организаций. В Австралии тайные общества мистической направленности существовали с незапамятных времен, и то же самое можно сказать об Африке и многих районах Азии и Европы.

Вот тут нам абсолютно необходимо выяснить взаимоотношения таинств и антропологического фактора. На мой взгляд, эта взаимопомощь во многом базируется на идее о том, что человек раньше жил вместе с богами «на небе» и позже был сброшен оттуда за ненадлежащее поведение (или мятеж). Я полагаю, что таинства – это попытка дать человеку возможность возвратиться на место своего божественного происхождения.

Фробенций говорит нам, что у племени кич на Ниле есть своя версия того, как в самом начале люди жили на небесах. Некоторые из них ужасно разозлили Бога, который спустил их на землю по своему длинному золотому тросу, чтобы те, которые на земле станут хорошими, «правильными» людьми, могли вернуться по нему обратно.

Однако голубая птичка долго клевала этот трос и разорвала его, так что связь между землей и небом была прервана. Этот миф из сегодняшней долины Нила, судя по всему, является «выжившим» и дошедшим до нас представителем мифов Древнего Египта.

Он объясняет, как же все-таки возникли таинства, описывает врожденный и неразрывный от разума человека инстинкт. Как чудесно выразился А.Е. Уэйт, «если мы по очереди рассмотрим все основные ордена посвященных, которые в рамках одного исторического периода существовали в различных странах мира, и если мы попытаемся суммировать все закономерные выводы, касающиеся их, то мы увидим, что, несмотря на все различия, все они проповедовали одну доктрину. А также (несмотря на все вариации ритуалов и обрядов) в этих таинствах господствует одна конечная идея, так как все они преследуют одну конечную цель. Притча меняется, а мораль остается неизменной. Переходя с одного уровня на другой, каждый человек символически переходит от старой жизни к новой. Архаичные таинства Греции описываются как введение в новое существование, в котором правят добродетель и разум, причем обоим этим понятиям придается гораздо более полное и глубокое значение, чем в обычной жизни. С этим представлением о новой жизни связана и идея возвращения (то есть возрождения); другими словами, новая жизнь – это, по сути, жизнь старая, возвращенная посвященному, который воскрешается – по крайней мере, символически; при этом посвященный обретает то состояние совершенства и чистоты, которыми он должен был изначально обладать, как духовное существо, еще до того, что греки называли «нисхождением к общему». Отсюда становится ясно, что идея всех таинств – это существование до рождения того, что существует на уровне реинкарнации (как правило, отдельно от конкретного учения, и формы такого существования разные».

Если мы все-таки допустим это (и каким простым и естественным кажется это допущение всем, кроме тех, кто, по несчастью, слеп и глух ко всему Божественному в силу того, что такие субъекты находятся на чрезвычайно низкой стадии психической ментальности), то мы все равно должны не объяснять, а описывать развитие этого верования в человеческом разуме и шаги, предпринимавшиеся примитивным человеком для обеспечения воссоединения с Божественным. Мы можем выделить в одну группу стадию поклонения тотему, поскольку, хотя ее культовая практика нашла нишу и в эпоху большего просвещения, это произошло точно так же, как варварские обычаи продолжают существовать в современных условиях и от них невозможно избавиться в силу каких-то причин. Ничто не может помешать нам утвердиться во мнении, что в «падение человека» верили уже во времена тотемных верований и уже тогда люди надеялись на воссоединение с божеством в образе животного. Это вовсе не меняет инстинктивного характера веры в воссоединение с Божественным; это всего лишь его варварский вариант.

Вера в то, что солнце было божественной страной, потерянной для человека, была в древнем человеке очень сильна. В любом случае она символизировала потерянный рай, и вера в это прежде существовавшее государство вполне и легко укладывалась в эту идею. Высшей целью древней религии, таким образом, было возвращение души в эту славную и богатую страну, где когда-то обитали предки древних людей. Но как можно было достичь этой цели? Только магическими или полумагическими средствами. Древний человек представляет себе, что туда ведет лестница, сделанная из волшебных стрел, выпущенных в небо, которая каким-то сверхъестественным способом прикреплена к небу. По этой лестнице древний человек якобы мог подняться на небо. Как в Мексике и других странах, в исключительных случаях (во время жертвоприношений) древний человек использовал шест или весло, при помощи которого душа могла забраться выше облаков. Некоторые индейские племена полагали, что душа может достичь заветной земли в животе кита или же необходимо поймать птицу, чтобы та отнесла душу умершего человека в благословенные дали.

Однако наиболее типичным «средством передвижения» такого рода была все же солнечная лодка. У даяков с острова Борнео (Калимантан) таким вариантом лодки Ра или Осириса был корабль – дух. Однако, как доказывают рисунки, хранящиеся сейчас в Берлинском музее, идея об этом корабле является продолжением идей о птице, роге носорога и других. Каждые двадцать четыре часа этот корабль (Темпонтелон) отправляется в свое владение с грузом мертвых; ему препятствует ужасная непогода, огонь и другие опасности, но в конце концов он все-таки приплывает в Город Душ.

В египетских текстах мы находим примерно те же идеи у Осириса. Но возможно, этот элемент был привнесен в египетские таинства на более позднем этапе. В древних Текстах Пирамид и надгробных текстах нет никаких упоминаний о корабле душ. Судя по этим текстам, считалось, что душа умершего принимает образ птицы, чтобы добраться до загробного мира, хотя в качестве альтернативы в мифе есть и упоминание о лодке-пароме. В любом случае египетская солнечная лодка (барка или ладья), скорее всего, стала результатом развития идеи о птице. Ни в греческих элевсинских мифах, ни в других эллинских таинствах нет упоминания о путешествии корабля душ. Однако, как и некоторые египетские ритуалы, они повествуют о путешествии по загробному миру, или по миру тьмы и уныния, к свету.

Каким же образом появилась тогда идея о том, что душа обязательно должна пройти через инфернальный уровень, прежде чем выйти на уровень высший? Я не вижу тому никакого другого объяснения, кроме одного: древний миф о прямом попадании из земного временного пребывания человека на небо постепенно стал ассоциироваться с аллегорией о рождении и смерти бога плодородия Осириса или богини Персефоны (или римской Прозерпины), которые жили полгода в Подземном царстве. По нашему мнению, поклонявшиеся Осирису или Персефоне постепенно стали верить в то, что для спасения необходимо пережить тяжелое и полное опасностей путешествие. Лично я не вижу в этой теории сколь бы то ни было существенных слабых моментов, и мы знаем, что культ Осириса постепенно сросся с культом Ра, бога солнца. Я бы также добавил, что, на мой взгляд, египетские и элевсинские мифы, связанные с таинствами, были созданы людьми, привыкшими к жизни в песчаных, заболоченных и горных районах, что нашло свое отражение в описании ужасных путешествий, совершенных в поисках Осириса или Персефоны.

Нам чрезвычайно важно осознать все значение греческих таинств, которые, по сути, являются производным от египетских таинств. Столь же важно, чтобы на этом этапе нашего исследования мы поняли не столько обрядовую и церемониальную сторону нескольких культов, о которых будет говориться позже, но их религиозные и психологические основы.

В Греции подъем мистических культов с их таинствами был обусловлен определенной новизной мысли, которая в некотором смысле приняла характер религиозной революции. Впервые в истории Эллады религия, до этого иногда ограниченная рамками племени или даже большой патриархальной семьи, стала превращаться во всеобщую. В VI веке до н. э. возникли новые обряды и культы, причем к этим культам могли принадлежать не только люди, жившие в определенном городе или регионе, но все граждане, приезжие и даже рабы, если только они могли доказать жрецам этого культа, что подходят для посвящения.

Греческие мистические культы не обязательно были новыми религиями. В них наряду с новыми обрядами сохранилось поклонение прежним божествам племени или рода. При этом, если человек становился членом культа Элевсина (или Бахуса), то он вовсе не был обязан покидать государство, где он жил, или местную религиозную общину, к которой он ранее принадлежал. В Малой Азии зародилась тенденция отказа от приношений богу жертв как даров, призванных способствовать получению от божественных созданий еще больших милостей. Место идеи жертвоприношений заняла идея более тесного взаимодействия с богом. Эта теория, зародившаяся опять-таки в Египте, судя по всему, была привнесена в Грецию из Передней Азии (в частности, через семитоязычных финикийцев). Она несла с собой надежду на лучшую жизнь после смерти. Ранее дар (жертвоприношение) выражал надежду на лучшее в ближайшем и материальном будущем, новые же культы предлагали вероятность гораздо более восхитительного существования после смерти, чем то, которое обещали греки, чей Аид был просто подземной темницей и чей рай, Благословенные острова или Геспериды, судя по всему, был уготован лишь отдельным кастам или социальным группам.

Попытка достичь более близкого общения с божественным была поэтому отмечена большей уверенностью в будущем, которое ожидает душу. Религиозная составляющая тотемизма в лучшем случае была надеждой прикоснуться к божественной жизни священного животного, и в этом в большей или меньшей степени проявлялась алиментарная (питающая) тенденция. Теперь же таинства предложили некую религиозную основу; хотя сами таинства в Греции были осмыслены не до конца (из-за веры в бессмертие, которая изначально была частью древней философии). Надежда на будущий мир в какой-то степени зависела от духовного соединения в этой жизни.

Из Египта через греческие колонии в Малой Азии пришло новое направление, которое постепенно распространилось на всю Грецию, а затем и Италию. Сначала ритуалы, связанные с этим движением, судя по всему, приняли форму обрядов очищения. Эти обряды отправлялись кастой, известной как Agirte, или «собиратели». Название это данная каста получила оттого, что они имели привычку после проведения обряда осуществлять сбор даров или денег. «Собиратель» ездил из города в город со всеми своими принадлежностями – связкой священных книг, ручной змеей, барабаном и волшебным зеркалом, прикрепленным к спине осла. В общем, он был очень похож на странствующего мага более поздних веков. Прибыв в город или деревню, он ставил свой шатер, в котором и должны были проходить таинства, а затем шел по городу под бой барабана, а перед ним шел человек с переносным алтарем или макетом храма в руках. При этом он исполнял какие-то дикие танцы, иногда сбивая в кровь ноги или делая надрез на языке, так что кровь лилась рекой. Так он шел, пока вокруг него не собиралась толпа. Он вел эту толпу за собой к шатру, где к нему обращались с вопросами все, желавшие поучаствовать в его чудесах или испытать его знания в магии.

Конечно, это был всего-навсего некий первобытный жрец племенных таинств, которого чаще всего называли странствующим иерофантом. Это было всего лишь начало, а потому не могло не измениться со временем. Некоторые «собиратели» селились в одном месте и основывали постоянную религиозную общину, которая придавала новому движению некую системность и делала его по-настоящему институционным. Среди греческих племен уже существовали стихийно возникшие для отправления религиозных обрядов общины, которые отличались от культа общенациональных богов. Разница заключалась в одном: культы были открыты только для граждан данного государства (полиса), а местные общины – для всех, вне зависимости от социального положения, пола и т. д.

В этих братствах имелся собственный устав или собственные законы, которые касались принятия в братство новых членов, времени проведения общих сборов, объема пожертвований и т. д. В братствах имелись руководители, жрецы и жрицы, совершавшие ритуалы, руководившие инициацией новых членов братства и отправлявшие таинства. Священные помещения братства состояли из храма, зала для пиров и комнаты для инициируемых, где они жили во время прохождения предварительных испытаний. В обрядовых книгах этих частных и получастных братств скрупулезно описывалось, какие действия должен совершить вступающий в братство, где он должен стоять, в какой позе и какими жестами должен сопровождать свои действия.

Наиболее распространенной церемонией (а мы сейчас говорим о ранней Греции) была следующая: кандидат на инициацию получал символическое покровительство главного божества, когда ему на плечи накидывали шкуру молодого оленя. Затем совершался обряд очищения. С неофита срывали всю одежду и ставили на колени, после чего на него выливали ушаты воды, что должно было символизировать его готовность к дальнейшему прохождению обрядов. Иногда кандидата с ног до головы обмазывали глиной, грязью или смесью глины и отрубей.

В процессе обряда очищения собравшиеся поддерживали неофита громкими криками. После окончания обряда ему приказывали подняться с колен и воскликнуть: «Я избежал плохого и нашел лучшее!» Это означало, что теперь он был чист сердцем и духовно готов к участию в самом таинстве. Этот обряд, особенно если мы говорим о некоторых ранних греческих таинствах, по своей природе был близок к священной трапезе, то есть он был своего рода возвращением к древним практикам попыток достижения единения с богом через поедание животного, «представлявшего» бога.

После этого собиралась целая процессия, которая шествовала по улицам, при этом вновь посвященный нес над головой венок из веток фенхеля или тополя, или мистическую гробницу, или нечто вроде священного опахала, или даже змею. При этом он все время танцевал и выкрикивал:

– EVOE! SABOE! YUES A HES, A HES HUES!

Совершенно очевидно, что обряд был бы неполным без устного наставления и толкования природы таинств, звучавших из уст иерофанта. В чем была суть этой проповеди? Благодаря дошедшим до нас древним текстам мы можем с большей долей вероятностей определить ее характер.

Это выступление (или легомена, как его часто называли) было обращением к греческому мистику с обещанием ему безопасности в его познании тайн и пожеланием мужественно встретить все трудности и испытания. Мы не сомневаемся, что эта речь была составлена по образу и подобию схожих греческих обрядов и религиозных практик. Однако иерофант не мог по своему усмотрению выбирать те или иные выражения для своей речи. Они были строго определены раз и навсегда.

Из трудов святого Ипполита мы знаем, что одной из формул, используемых в таких случаях, была следующая: «Божественный Бримос, дитя Бримо, божественный ребенок». Это было священное раскрытие тайного имени бога Диониса. Таким образом, легомена состояла из некоторого числа коротких ритуальных фраз, которые представляли собой некое откровение о том, что видели мистики; эти фразы содержали объяснение видений.

Египтяне верили, что пространство между землей и небом – это место, где беспрепятственно происходят какие-то реакции и изменения. Они представляли небеса как свою собственную землю, омываемую небесным Нилом, местом обитания богов, разнообразных сонмов духов, гениев и демонов их собственных многообразных мифов. Жизнь этих существ очень напоминала жизнь людей на земле. Но периодически небеса подвергались нашествиям сил зла, а поскольку небесные обитатели ассоциировались со звездами, то движение и любые изменения в положении светил, как считалось, определяли ход и исход небесной войны с силами зла.

На этих изменениях положения планет и звезд жрецы основывали свои астрологические и магические вычисления. В храмах ставились и разыгрывались сцены из войн богов, а сопровождались эти сцены изменениями в звездной космографии. Именно такие драмы разыгрывались в Элевсине, где жрецы сами исполняли роли богов. После этого Зевс стал ассоциироваться с Деметрой, и этот союз давал людям надежду на те же урожаи и тот же достаток в загробной жизни, какие были у них на земле.

Мы знаем, что в Египте, в Абидосе, ежегодно воссоздавался миф об Осирисе, однако неясно, каким образом это представление было связано непосредственно с таинствами. Судя по всему, вполне вероятно, что оно представляло собой распространенную версию этих таинств. Сама «пьеса» не дошла до нас, однако на мемориальном камне Ихернофрета, одного из приближенных фараона Сенусерта II, сохранились ее основные моменты. Кстати, этот камень сейчас находится в Берлинском музее. Судя по всему, представление длилось несколько дней, а простые люди принимали в нем непосредственное участие.

Очевидно, представление состояло из восьми частей (актов). Первый акт представлял собой шествие, в ходе которого бог загробного мира Упуаут (с головой шакала или волка, «открыватель путей») искал Осириса. Во втором акте появлялся сам великий бог в своей священной лодке, которую несли на руках самые просвещенные из приезжих паломников. О путешествии священного судна рассказывали актеры, одетые как враги Осириса – Сет и его приближенные. Далее следовала сама битва, в ходе которой, судя по всему, актеры получали и наносили самые настоящие раны, однако, подобно Геродоту, Ихернофрет ничего не говорит о смерти бога. Вместо этого описывается священный характер события. Судя по всему, это происходило в третьем акте, который представлял собой аллегорию триумфа Осириса. Четвертый акт говорил о появлении Тота, который, вероятно, отправлялся на поиски тела бога. После этого разыгрывался обряд подготовки к похоронам Осириса, а также начиналось шествие людей к священному месту в пустыне неподалеку от Абидоса – люди шли туда, чтобы положить тело бога в гробницу. После этого разыгрывалась сцена сражения между жаждущим отмщения Гором и Сетом, и, наконец, в заключительном акте появлялся воскресший Осирис. Он входил в храм в Абидосе во главе триумфальной процессии.

Сценарий или, скорее, краткая схема этого мероприятия, которое происходило почти за 15 сотен лет до того, как свидетелем аналогичного представления стал Геродот, выглядит так:

«Я участвовал в «Шествии Упуаута», когда он начал восхвалять отца [Осириса].

Я оттолкнул тех, кто проявлял враждебность к ладье Нешмет, и я победил врагов Осириса.

Я участвовал в «Великом шествии», следуя за богом по пятам.

Я плыл в божественной ладье, когда Тот и… путешествие.

Я поставил на ладье, которую назвал «Сияющая в правде», небольшую часовню; я одел в великолепные одежды Господина Абидоса, когда он отправился в Пекер.

Я повел бога к его гробнице в Пекере.

Я защищал Веннофера [Осириса] в «Тот день Великой битвы»; я победил всех врагов и сбросил их с берега Недыта.

Я повел его к ладье, которая называлась «Великой». Она была прекрасна, как он; я обрадовал сердце восточных горных районов; я дал радость западным нагорьям, когда они увидели красоту лодки Нешмет. Она причалила в Абидосе, и они привели Осириса, первого из района Западной страны, Господина Абидоса, в его дворец».

Эта же церемония описана А. Море: описываемое таинство было известно под названием Peut sat, «великой погребальной процессии», и разыгрывалось людьми, изображавшими богов и богинь Исиду, Нефтиду, Тота, Анубиса и Гора. Сам Ихернофрет исполнял роль Гора, сына Осириса. Он купил ладью, построенную из дощечек акации и инкрустированную золотом, серебром и лазурью. Внутри он поместил деревянную статую Осириса и все необходимые амулеты из лазури, малахита и электрона.

Собиралась процессия, и «тело» Осириса плыло вниз по берегам Нила к Абидосу. Затем ладью переносили через Недыт (неизвестное место). Анубис, как ему положено, искал тело и находил его. Но когда друзья Осириса пытались поместить тело на ладью, начиналась битва между ними и сторонниками Сета. И в этой битве побеждал Осирис.

Кортеж следовал дальше и нес тело к гробнице Осириса. В это время Гор продолжал борьбу с врагами. Победив, он наконец добрался до гробницы Осириса, где статую Осириса одели в одежды бога, и она заняла место своего мертвого образа. Священная ладья после этого возвращалась в Абидос, и Осирис входил в свой храм и занимал место на троне в святая святых.

Периодическое воспроизведение такой мистерии, естественно, способствовало росту популярности Осириса. На табличках, найденных в Абидосе, часто встречаются молитвы паломников, с просьбой разрешить им после смерти принять участие в такой пышной процессии. Эти представления (или, как их еще называли, «игры страсти») распространялись от одного города к другому и несли людям надежду на будущее существование и веру в то, что магические средства, которые использовала Исида для воскрешения мертвого Осириса, будут столь же эффективны и применительно к людям.

Геродот, повествуя об этой священной драме, говорит: «Также и в Саисе, в священных пределах Афины [римск. Минерва. – Ред.], за молельной и в непосредственной близости от основания стены, находится могила того, чье имя я считаю кощунством произносить всуе. На примыкающей огороженной территории стоят обелиски, а поблизости от этого места сверкает озеро, обрамленное каменным бордюром. По величине это озеро примерно такое же, как и в Делосе [Дилосе], которое называется круглым. На этом озере они [египтяне] ночью разыгрывают сценки из приключений этого человека и называют их мистериями. Однако, хотя я подробно знаком с ними, я должен хранить о них молчание».

Создается впечатление, что «отец истории» Геродот считал представление, разыгрываемое в Саисе, строго охраняемой тайной. Действительно, вполне возможно, что то, чему он был свидетелем в Саисе, носило гораздо более тайный характер, чем популярные «страсти», представляемые в Абидосе. Правда, здесь следует принять во внимание значительный период времени, разделяющий представления, описанные Ихернофретом и Геродотом. Вдумайтесь, ровно столько же времени прошло между высадкой Цезаря на нашем острове Великобритания (Цезарь высаживался здесь в 55 и 54 годах до н. э. – Ред.) и Войной Алой и Белой розы! (1455–1485. – Ред.)

Египтолог Александр Море в своей книге «Цари и боги Египта» дает вполне разумное и подробное объяснение сущности священной драмы, разыгрываемой на публике. Он утверждает, что это торжество праздновалось в начале зимы в шестнадцати крупных городах Египта, и его воспроизведение этого действа основано на текстах, найденных в гробницах и храмах.

А. Море рассказывает, что первая же сцена повествовала о смерти Осириса. В этой сцене воспроизводилось расчленение тела Осириса и то, как части его тела были разбросаны по сторонам. На основании текста «Гимна Осирису», находящегося на стеле, которая хранится в Национальной библиотеке Парижа, А. Море делает вывод, что следующая сцена представляла собой воспроизведение поисков частей тела Осириса Исидой, которой помогали Гор, Тот и Анубис.

«Когда Осирис (то есть все части его тела) был найден, начиналось соединение фрагментов тела в одно целое и об этом повествовала следующая сцена. Диодор рассказывает, как Исида возрождает к жизни каждый фрагмент тела умерщвленного бога: «Она вложила каждый фрагмент тела в статую Осириса, сделанную в натуральную величину из воска и ароматических масел». Это описание предполагает совершение некоего магического действия, первым этапом которого было создание изображения Осириса. Это искусственное тело при соприкосновении с куском тела, помещенного внутрь его, должно было, в соответствии с магическим поверьем, ожить. Именно так члены семьи Осириса по кусочкам воссоздали божественное тело. Книга обрядов гласит, что Гор сделал для Осириса большую статую (мы бы сейчас назвали ее мумией), соединив все части расчлененного Сетом тела. «Теперь у тебя опять есть твоя плоть; у тебя опять есть твои корабли; у тебя опять есть руки, ноги и все остальное». Боги участвуют в этой тяжелейшей операции. Геб, отец Осириса, играет главную роль в этой церемонии. «Ра послал с небес бога Анубиса, который с помощью Тота и Гора соединил разрубленные части тела Осириса и спеленал его полосками льняного полотна.

Описание, которое мы видим в книге обрядов, на практике выполнялось неукоснительно. На торжественных празднествах в честь Осириса сооружались две статуи Осириса – они были сделаны из земли, смешанной с пшеницей, благовониями и драгоценными камнями. При этом отдельно вылеплялись фрагменты тела, которые Исида должна была принести в каждый храм Осириса. И когда жрец принес глину, чтобы добавить ее в форму, он сказал: «Я приношу Исиде эти части мумии Осириса».

Поблизости от статуи, уже одетой в облегающее полотно, которое с тех пор стало характерной чертой Осириса, Исида и Нефтида – в траурных одеждах, с распущенными волосами, с синяками на голове и груди от многочисленных ударов. Они умоляют Осириса «вернуться и вновь поселиться в своем восстановленном теле».

По мнению Море, второй акт состоял из сцен, описывающих возвращение души Осириса и воскрешение бога. Возрождение Осириса разыгрывалось в форме аллегории: статую Осириса на семь дней помещали на ветви кедра. При этом число «семь» символизировало семь месяцев, проведенных богом в чреве его матери Нут, богини этого дерева.

Это гарантировало статус возрождения, и эту статую, сделанную из земли, ячменя, пшеницы и благовоний, хоронили под священным деревом в день Праздника Полей, то есть во время посевной, чтобы статуя, полная зерен, «вернулась к жизни» при помощи вегетации.

В Дендере (Дандаре) и Филе сохранились барельефы, иллюстрирующие воскрешение Осириса. Тело бога вытянуто на погребальном ложе, а Исида и Нефтида заняты восстановлением скелета и облачением его в плоть при помощи магических пасов. Понемногу в ответ на магические жесты появляются ноги, руки и голова. Наконец бог начинает шевелиться, поворачивается на бок и поднимает голову. Судя по всему, этот обряд совершается в рамках разыгрываемого представления.

Сохранение возрожденной жизни было предметом третьего акта драмы. Статую одевали в изысканные одежды и расписывали в цвета жизни, натирали благовониями и маслами, причем каждое магическое действие имело собственное значение. Затем бога помещали перед столом, уставленным «всеми хорошими и чистыми вещами, которые дает небо, создает земля и дарит людям Нил, – хлебом, мясом, фруктами и напитками». Наконец статую помещали в священный алтарь, двери которого закрывали и опечатывали. С этого момента Осирис начинал жить своей жизнью. Он был просто типом возрожденной души. Если бог или человек желал так же возродиться в своем втором существовании, он должен был пройти через сходные обряды.

Тот факт, что драма стала частью египетских таинств, многое говорит об их истоках. Как говорит исследователь первобытной религии Маретт, древняя религия скорее вышла из танца, а не из мысли, она была ребенком вдохновения, а не философии. Но тем не менее не стоит верить в то, что вся сущность таинств заключена в драматических обрядах. И это доказано существованием двух вариантов таинств: Малого и Большого.

При этом нельзя упускать из виду, говоря о публичных таинствах, церемонию отца, или tetu. Этот так называемый «фетиш» представлял собой колонну с четырьмя капителями, и некоторые ученые считают его символом позвоночника Осириса. Другие же полагают, что это – символ платана или тамариска, внутри которого, согласно Плутарху, находился Осирис. Когда колонна лежала на земле, она символизировала мертвого Осириса, а в стоячем положении – Осириса воскресшего. На описываемом нами торжестве эта колонна поднималась при помощи веревок, и в этой процедуре принимал участие сам фараон.

Совершенно очевидно, что в основании таинств лежат самые простые вещи – земледелие и потребность в пище. И они странным образом переплетаются с более возвышенными сферами. Если человеку было суждено достичь в загробной жизни полного единения с Богом, то было необходимо обеспечить усопшему достаточно комфортные условия жизни на том свете. Об этом убедительно свидетельствуют египетские тексты. Умерший, как мы можем видеть из этих текстов, постоянно требует у богов хлеб, птицу, питье и другие необходимые вещи.

Специалисту по сравнительному религиоведению вовсе не покажется странным соседство такого относительно «низкого» и приземленного взгляда с куда более благородной идеей о союзе с Богом. Это соседство уходит своими корнями в эпоху, когда душа считалась чем-то материальным. Поэтому голодный призрак представлял собой вполне реальную социальную и религиозную проблему, а сыновья усопшего и его родственники по мужской линии остро чувствовали ответственность за него и несли к его могиле такие подношения, которые могли бы удовлетворить и задобрить его. В противном случае дух становился самым настоящим вампиром.

Эта вера в самом своем начале вряд ли могла как-то согласовываться с идеей единства человека и бога в загробном мире. Однако она продолжала существовать наряду с последней даже тогда, когда идея о духе приняла менее материальную форму. Тем не менее если мы говорим о практике подношения в качестве даров усопшему пищи, то здесь разновидностью магических приемов стало изображение всяческих яств на стенах гробницы. Таким образом, связанная с питанием составляющая «сделки» совершенно ясна. Постепенно, параллельно с появлением обряда «поедания бога», она наложилась на священную идею соединения с божеством и даже стала ее символом. По сути, идея духовного растворения в боге постепенно ограничилась материальным поглощением бога. Древний человек мог придумать только один способ достичь единения с богом – это просто-напросто съесть его, поглотить его, став таким образом частью божественной сущности, которая сначала была представлена в виде животного, а позже – хлеба и зерна.

Ритуал, связанный с расчленением, о котором говорилось в египетском мифе об Осирисе и греческом мифе о Дионисе, был непосредственно связан с сельскохозяйственной природой таинств. Разбрасывание останков бога, возможно, было аллегорическим изображением некоторых сельскохозяйственных работ – сева или просеивания зерна. Эта теория подтверждается рассказом о том, как Исида поместила несколько частей тела Осириса на амбар зерна. И опять-таки вполне вероятно, что это может быть своего рода воспоминанием об обычае приносить в жертву человека, как представителя духа зерна, и разбрасывать части его тела по полям, чтобы удобрить их. Мы согласны с мнением г-на Мането, что у египтян существовал обычай сжигать рыжеволосых людей и развеивать их пепел при помощи веялок. Примечательно, что эти жертвы приносились царями у могилы Осириса, поэтому вполне вероятно, что приговоренные к смерти изображали при этом самого Осириса, или были его «суррогатами».

Вот что говорит по этому поводу Фрезер: «Согласно одной из легенд, Ромул, первый царь Рима, был изрублен сенаторами на куски, и сенаторы захоронили его останки. Поэтому в день его смерти, 7 июля, совершились некие весьма любопытные ритуалы, которые, очевидно, были связаны с искусственным удобрением смоковниц и пальм».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.