Вступление к XIV веку
Вступление к XIV веку
"С половины XIV века наблюдается на Руси явление, которое объясняется всецело историческими условиями монгольского времени, явление неизвестное по местным условиям на Востоке. Его принято называть монастырской колонизацией. Удаляясь от людей в непроходимую лесную глушь, которая, собственно, и называется на древнерусском языке пустыней, отшельник надолго подвизается один, "един единствуя", посещаемый только зверями. Лишь только пойдет в народе молва о нем, затем легким пером пронесется слава, как в лесную пустыню к малой келейке безмолвника один за другим собираются его будущие сожители и сподвижники. С топором и мотыгою они трудятся своими руками, труды к трудам прилагая, сеча лес, насевая поля, строя кельи и храм. Вырастает монастырь. И к шуму векового леса, к дикому вою и реву волков и медведей, присоединяется теперь новый, правда, сначала слабый звук — "глас звонящих", и, как будто на зов нового голоса, на приветный звон монастырского била, к обители являются крестьяне. Они беспрестанно рубят лес, пролагают дороги в непроходимых раньше дебрях, строят вблизи монастыря дворы и села... Села разрастаясь превращаются в посад, или даже город... Это движение вызвано было величайшим подвижником русской земли, отцом последующего монашества, преп. Сергием Радонежским, который, по выражению его жизнеописателя, был "игумен множайшей братии и отец многим монастырем", а по летописцу: "начальник и учитель всем монастырем, иже на Руси".
Какова же была жизнь пустынника, когда он жил "един единствуя" на лоне девственной природы? Отшельники искали такие местоположения, которые возбуждают в душе чувство высокого, чувство присутствия Бога. Место второй пустыни Сийской (где подвизался Антоний Сийский), "в горах бяше, горами, яко стенами окружено, в долу же гор тех бяше озеро, Падун глаголемое. На горах же тех лес великий зело видети. В подгорий же гор онех стояше келлия святаго. Окрест же ея дванадесять берез, яко снег белеюще. Плачевно же есть место се вельми, яко же кому пришедши посмотрети сию пустыню, зело умилится имать, яко самозрение места того в чувство привести может".
Но пустыня, которая умиляла и возвышала душу, являлась одновременно и силой грозной, полной всевозможных опасностей. "Вот тот же Антоний Сийский, — говорит жизнеописатель его, — шел в северные страны, прилежавшие двинской области, и приходивши непроходимые лесы, дебри и дрязги иже прилежат студеного моря-окиана и мхи и блата непостоянныя и езера многая, ищущи благопотребна места, идеже Бог наставит". В этих мхах и болотах "живяху дивии зверие, медведи и волцы, елени и заяцы и лисицы, множество много их яко скота бяше их". Однако, он уживается среди них, как другие преподобные, достигшие безстрастия. "Когда преп. Сергий поселился в лесах Радонежских, по словам жизнеописателя его, пустыня тогда была непроходимая, стези не было, и непроходимо было стопами человеческими: много тогда гадов и ползающих змей являлось ему, к келлии его разные звери подходили во множестве не только ночью, но и днем, стада волков рыли и ревели вокруг его келлии, иногда же являлись медведи, приближались к нему, безвредно окружали его". "Обычай имяше преп. Макарий Колязинский обходити места пустынныя: аще бо и зверие дивии насельницы быша пустыни той, но яко кротчайший овчата с ним хождаху, паче же рещи, яко же и повиновахуся ему, многажды и пищу примаху от него". Климат северный являлся также суровым и немилосердным к беззащитному человеческому существу. В житии Антония Сийского говорится, что зимой от великой бури занесет всю келлию отшельника снегом, а он "живет под тем снегом, аки в пещере и к Богу теплые свои молитвы воссылает". Откуда брали преподобные эту силу, благодаря которой они могли побеждать законы естества? Как мог, например, преп. Павел Обнорский жить в стволе липы три года? В житии его сказано: "тем сосуд избран бысть Святому Духу". В этих словах и можно найти разгадку к такой вышеестественной жизни святого.
Мы знаем лютость наших русских морозов, а жизнь в дупле дерева показывает, что отшельник, живший в нем, обходился без огня. Такая жизнь превышает человеческие силы, т. к. всякий должен был бы погибнуть в первую же стужу.
Это явление объясняет преп. Серафим в своей беседе с Мотовиловым о стяжании благодати Св. Духа. После того, как их осияла видимым образом благодать Божия по молитве Преподобного, последний говорил Мотовилову: "Никакая приятность земного благоухания не может быть сравнена с тем благоуханием, которое мы теперь ощущаем, потому что нас теперь окружает благоухание Святого Духа. Заметьте же, ваше боголюбие, ведь вы сказали мне, что кругом нас тепло, как в бане, а смотрите-ка, ведь ни на вас, ни на мне снег не тает и над нами также. Стало быть, теплота эта не в воздухе, а в нас самих. Она-то и есть та самая теплота, про которую Дух Святой словами молитвы заставляет нас вопиять ко Господу: "Теплотою Духа Твоего Святаго согрей мя". Ею-то согреваемые пустынники и пустынницы не боялись зимнего мороза, будучи одеваемы, как в теплые шубы, в благодатную одежду, от Духа Святаго истканную". Теплотою Духа Святаго "согреваемые пустынники и пустынницы не боялись зимнего мороза"... эти слова относятся к российским отшельникам. Но в египетской пустыне картина была иная и характер проявлений помощи свыше иной.
В житии преп. Онуфрия находится описание путешествия св. Пафнутия по внутренней пустыне, где жили среди сыпучих песков, под жгучим солнцем отшельники (IV в.). Это ряд вышеестественных житий. Эти анахореты, как впоследствии по их примеру и наши отечественные, ради Бога отказались от всего присущего человеческому естеству вплоть до инстинкта самосохранения и вверглись в пучину милосердия Божия безоговорочно, храня лишь веру, горами двигающую. И эта вера, как тут, так и там, не оставалась неоправданной. Но у нас теплотою Духа Святого спасались от мороза, а там — среди бесплодной пустыни внезапно возникают источники, вырастают пальмы с ветвями, плодоносящими каждый месяц. Преп. Онуфрий говорил преп. Пафнутию о подобных себе: "Бог посылает к нам святых ангелов", которые приносят им пищу, изводят воду из камня и укрепляют их настолько, что относительно их сбываются слова пророка Исайи, говорящего: "Надеющиеся на Господа обновятся в силе: поднимут крылья как орлы, потекут и не устанут" (Ис. 40:31).На вопрос Пафнутия, как он причащается, Онуфрий ответил следующее: "Ко мне приходит ангел Господень, который и приносит с собою Пречистыя Тайны Христовы и причащает меня. И не ко мне одному приходит ангел с причастием Божественным, но и к прочим подвижникам, живущим ради Бога в пустыне и не видящим лица человеческого; причащая, он наполняет сердца их неизреченным весельем. Если же кто-либо пожелает видеть человека, то ангел берет его и поднимает к небесам, дабы он видел святых и возвеселился. И просвещается душа такого пустынника как свет, и радуется духом, сподобившись видеть блага небесная. И забывает тогда пустынник о всех трудах своих, предпринятых в пустыне. Когда же пустынник возвращается на свое место, то начинает еще усерднее служить Господу, надеясь получить на небесах то, что он сподобился видеть".
То же, что было в IV веке в пустыне египетской, повторилось в "русской пустыне", в Саровских лесах в XIX в.
"Некогда, читая слова Спасителя, — говорит преп. Серафим Иоанну Тихонову, — что "в дому Отца Моего обители многи суть", я убогий остановился на них мысленно и возжелал видеть сии небесная жилища... И Господь, действительно, по великой своей милости не лишил меня утешения по вере моей и показал мне сии вечные кровы, в которых я, бедный странник земной, минутно туда восхищенный... видел неисповедимую красоту небесную и живущих там: великаго Предтечу и Крестителя Господня Иоанна, апостолов, святителей, мучеников и преподобных отец наших Антония Великаго, Павла Фивейскаго, Савву Освященнаго, Онуфрия Великаго и Марка Фраческаго и всех святых, сияющих в неизреченной славе и радости, каких око не видело и ухо не слышало и на помышление человеку не приходило, но какие уготовал Бог любящим Его".
Преп. Серафима отделяют от преп. Онуфрия 15 веков, но мистические явления одни и те же. Преп. Серафим почти наш современник, мы знали еще лично видевших его. Это уже не таинственная далекая древность в тумане веков. Но именно теперь, когда уже у нас почти атрофировались духовные крылья, и мы забыли, какие возможности таятся в нашем духе, был послан нам преп. Серафим, во всей силе и духовной мощи великих древних отцов, чтобы мы вспомнили о своем Богосыновстве и стремились к безграничному совершенству Отца нашего Небесного: "Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный" (Мф. 5:46).
Сам преп. Серафим понимал так свое назначение: в только что приведенной беседе его с Мотовиловым, он в заключение сказал последнему: "Мню, что Господь поможет вам навсегда удержать это (действие благодати) в памяти вашей... тем более, что и не для вас одних дано разуметь это, а чрез вас для целого мира, чтобы вы сами утверждались в деле Божием и другим могли бы быть полезным".
Ко всему сказанному можно еще прибавить следующее: любовь является доминирующей чертой северо-восточных подвижников. "Любовь к Богу и ближнему стяжав, закона и пророк исполняя главизну, ибо не любящий ближняго ниже Бога возлюбити может. Ты же, преподобие отче наш Павле, обоя исполнил еси" (6-я песнь канона преп. Павлу Обнорскому).
Такой же исключительной любовью отличался и преп. Серафим, всех приходивших к нему именовавший "радостью". Сходство это, однако, не случайно и не является простым совпадением. Хотя оба подвижника жили в разное время, их разделяет 400 лет, но роднит их то, что они оба опытно прошли тот же путь, ту же святоотеческую школу и увенчались тем же венцом добродетели — совершенной любовью.
Объяснение этой тайны (приобретения истинной любви) дает нам преп. Исаак Сирин (VII в.): "Нет способа возбудиться в душе Божественной любви, во след которой таинственно течешь ты в отшельничестве, если она (душа) не препобедила страстей. Ты же сказал, что душа твоя, не препобедив страстей, возлюбила любовь к Богу, и в этом нет порядка... всякий говорит, что желает любить Бога, и не только христиане говорят это, но и неправо поклоняющиеся Богу. И слово это всякий произносит, как свое собственное, однако же при произнесении таких слов движется только язык, душа не ощущает, что говорит". Прежде надо исцелить душу: "Как больной не говорит отцу: "сделай меня царем", но прилагает сперва попечение о недуге своем и по совершенном выздоровлении, царство отца его само собою делается его царством: так и грешник, принося покаяние, получая здравие души своей, входит со Отцом в область чистого естества и царствует в славе Отца своего".
Даром любви обладают все истинные подвижники и безмолвники, искоренившие страсти. О таких подвижниках преп. Исаак Сирин говорит, что если кому нет возможности проявлять любовь к ближнему деятельным образом по причине безмолвного жития и безысходного его пребывания в затворе, то достаточно пред Богом ограничиться мысленной любовью (молитвенным предстательством). "Ибо, если кто совершенно не имеет общения с людьми и всецело погружен мыслью в Боге, когда мертв он для всего, и удален от всех, таковому не повелевается служить людям и угождать им. Если же кто по временам прерывает свой подвиг и по исполнении своего правила встречается с людьми, и утешается общением с ними, но нерадит о братьях своих, которые в скорбях, думая, благодаря этому в строгости выдержать свое правило, тот не милосерд и жесток. Он не снисходит до участия в делах любви по недостатку милосердия, по самомнению и по ложным помыслам. Кто пренебрегает больным, тот не узрит света. И кто пренебрегает гласом страждущего, у того сыны его в слепоте ощупью будут икать домов своих. Да не поругаем великого имени безмолвия невежеством своим. Ибо всякому житию свое время, и место и отличие".
В приведенном отрывке Исаак Сирин говорит о двух сторонах религиозно-христианского идеала, а именно, деятельного милосердия и созерцательного отшельничества, избегающего общения с людьми. ("Не могу быть с Богом и людьми". Авва Арсений). Проф. прот. Георгий Флоровский указывает на существующее по этому поводу в аскетической литературе разногласие и даже противоречие, в котором заключается предельная антиномия, в философской мысли не разрешенная. И это не раз подымало и даже с большой остротой вопросы Богословские и догматические. Проф. Зарин подробно исследует эти "два пути", указывая на их равноценность и даже на Двуединство религиозного идеала, включающего и созерцательную и деятельную его стороны. Цель этого идеала воспитать и осуществить Нераздельно, но и Неслитно "любовь" к Богу и к ближним ради Бога. Из приведенных слов преп. Исаака можно видеть, каким образом это задание должно осуществляться на практике в самой жизни аскетов.