Глава XXV

Глава XXV

И позавидовали в стане Моисею [и] Аарону, святому Господню

— Спасибо, что пришел, Садок.

— Мой царь.

— Ты — священник Божий. Не расскажешь ли мне историю давно минувших дней?

— Какую историю, мой царь?

— Историю Моисея. Ты ведь ее хорошо знаешь…

— Знаю.

— Расскажи мне ее.

— Рассказать всю? Она длинная.

— Нет, не всю.

— Тогда какую часть?

— Расскажи о восстании Корея.

Первосвященник устремил на Давида проницательный взгляд. Давид смотрел на священника, и глаза его горели. Оба все понимали…

— Я расскажу тебе историю про восстание Корея и о поступках Моисея при этом восстании. Многие слышали историю Моисея. Он — величайший пример помазанника Господня. Истинное Божие правление осуществляется через человека, вернее, через сокрушенное сердце человека. У Божиего правления нет формы или порядка, есть только человек с сокрушенным сердцем. Моисей был таким человеком.

Корей же не был таким человеком, хотя он был двоюродным братом Моисея. Корей хотел власти, которая была у Моисея. Однажды мирным утром Корей проснулся. В то утро не было никакого разногласия среди Божиего народа, но до окончания этого дня он нашел двести пятьдесят два человека, согласных с его обвинениями против Моисея.

— Выходит, у народа были проблемы и тогда, когда правил Моисей? — спросил Давид.

— В царствах всегда существуют проблемы, — ответил Садок. — Всегда. Более того, способность увидеть эти проблемы — воистину невеликий талант.

Давид улыбнулся и спросил:

— Садок, ты же знаешь, что были несправедливые царства и несправедливые правители, и притворщики, и лжецы, обманывающие народ. Как могут простые люди узнать, какое царство с недостатками, но возглавляется людьми Божиими, а какое не достойно людского повиновения? Как различить?

Давид остановился. Он понял, что натолкнулся на то, что хотел знать больше всего. С трудом он снова заговорил:

— И царь… Как он может узнать? Может ли он узнать, справедлив ли он? Может ли он узнать, достойны ли обвинения? Существуют ли какие-нибудь признаки? — последние слова Давида звучали взволнованно.

— Давид, ты ищешь некий эталон. Даже если бы он и был, и существовал бы способ его найти, нечестивые устроили бы так, что их царства подходили бы под него! И если бы такой эталон существовал, и достойный правитель достигал бы совершенства по нему, то нашлись бы такие, которые заявили бы, что он не отвечает ни одной его части. Ты недооцениваешь человеческое сердце, Давид.

— Тогда как же можно людям узнать?

— Им не узнать.

— Ты хочешь сказать, что среди сотен голосов, утверждающих о своем достоинстве, простой Божий народ не может знать, кто истинно помазан нести Божию власть, а кто — нет?

— Они никогда не будут знать наверняка.

— И кто же тогда может знать?

— Бог всегда знает. Но Он не говорит.

— Тогда нет никакой надежды для тех, кто должен следовать за недостойными людьми?

— Их внуки смогут увидеть события ясно. Они будут знать. А участники никогда не будут знать наверняка. Тем не менее все это к добру.

— То есть?

— Так же неизбежно, как то, что восходит солнце, людские сердца подвергаются проверке. И, несмотря на требования и обвинения, в сердцах всех участников выявятся настоящие мотивы. Это может показаться неважным в глазах людей, но в глазах Бога такие вещи являются главными. Сердце должно обнажиться. Бог об этом позаботится.

— Как это тяжело… — ответил Давид устало. — Лучше бы не было подобных вечеров. Но все же Он, кажется, посылает много, много всего в мою жизнь, чтобы испытать мое сердце. И сегодняшний вечер еще раз подтверждает это.

Садок, есть кое-что такое, что волнует меня больше всего. Может, Бог уже определил мой конец? Разве нельзя это как-нибудь узнать?

— Я не знаю другого правителя в истории, который мог бы задать такой вопрос, добрый царь. Зато знаю, что в подобной ситуации другие даже воображаемого противника уничтожили бы немедля. Но отвечаю на твой вопрос: какова Божия воля относительно тебя — мне не дано сейчас знать, и сказать тебе этого сейчас никто не сможет.

Давид вздохнул и, сдерживая слезы, промолвил:

— Тогда продолжи рассказ. У Корея было двести пятьдесят два сторонника, так? Что случилось потом?

— Корей подошел со своими войсками к Моисею и Аарону и сообщил, что у Моисея нет права на власть.

— Да, мы, евреи, последовательны, не правда ли? — улыбнулся Давид.

— Нет, это сердце человеческое непоследовательно, — ответил Садок.

— Скажи, каков же был ответ?

— В сорок лет Моисей был немногим лучше Корея. Как он мог поступить в сорок, я не могу сказать. В восемьдесят — он был сокрушенным. Он был…

— Самым кротким из всех живущих, — прервал Давид.

— Таким человеком, каким должен быть несущий бремя Божией власти. Иначе народ будет жить в ужасе. Да, перед Кореем предстал сокрушенный человек. И я полагаю, ты сам помнишь, Давид, что сделал Моисей. Он… не сделал ничего.

— Да, ничего… Какой человек…

— Он пал на лице свое пред Богом. Это все, что он сделал. Моисей знал, что только Бог поставил его над Израилем. И потому ему, Моисею, ничего не нужно было делать: либо двести пятьдесят три человека захватывают царство, либо Моисея защищает Бог.

— В глазах людей такую жизнь подделать трудно, не правда ли? Ведь лицемер не смог бы так поступить. Но скажи мне, как Бог подтвердил правду Моисея?

— Моисей сказал людям — вернуться на следующий день с кадильницами и фимиамом… чтобы Бог решил вопрос.

— Так! Иногда Бог все же говорит, — взволнованно промолвил Давид. — Что случилось потом?

— Корей и двое с ним были поглощены землей. Остальные двести пятьдесят умерли при…

— Это неважно. Достаточно сказать, что власть Моисея была подтверждена… Богом! Бог Сам сказал! Люди узнали, кто на самом деле имел власть от Бога, и, наконец, Моисей мог успокоиться.

— Нет, Давид. Он не обрел покой, и люди не были удовлетворены Божиим ответом. Прямо на следующий день весь народ возроптал против Моисея, и умерли бы, наверное, все, если бы не его молитвы за них.

— И люди стремятся к тому, чтобы быть царями!? — Давид замолчал в недоумении.

Садок, помолчав, продолжил:

— Я чувствую, тебя терзает вопрос: что такое настоящая власть, а что — нет. Ты хочешь знать, что делать с восстанием, если это на самом деле — восстание, а не рука Божия. Я верю, ты найдешь то единственно правильное решение. Тем самым ты научишь и всех нас.

Дверь распахнулась. Ворвался Авесса.

— Милостивый царь! Твой сын, твоя плоть и кровь, провозгласил себя царем в Хевроне. Похоже, что почти весь Израиль перешел к нему. Он намеревается захватить трон. Он движется к Иерусалиму. Некоторые из твоих людей перешли к нему.

Давид отошел, тихо произнося едва уловимое:

— Третий царь Израиля…

Садок, не уверенный, надлежит ли ему слышать слова Давида, заговорил:

— Мой царь?

Давид обернулся. Глаза его были влажными:

— Наконец, — сказал он тихо, — наконец, все разрешится. Может, завтра еще кто-то, кроме Бога, будет знать.

— Возможно, — сказал Садок, а, возможно, и нет. Такие вопросы могут оставаться спорными даже после нашей смерти.

— Это все же может быть завтра, — улыбнулся Давид, — иди, Авесса, скажи Иоаву. Ты найдешь его в башне восточной стены.

Авесса отбыл, как и вошел, — быстро и в ярости.

— Интересно, Садок, — задумчиво произнес Давид, — что может сделать человек для того, чтобы услышать слово Бога?