Природа нравственной жизни

Природа нравственной жизни

Вхождение в Церковь предоставляет человеку возможность начать новую жизнь. Нетварная обо- живающая благодать и связь со Христом, обретаемые в Церкви, не статичны, подобно тварным дарам, — они динамично проявляются в жизни во Христе. Человек, вновь воспринявший божественную благодать, разрывает всякую связь со грехом, который отделял его от Бога. Если человек неизменно пребывает в общении с Богом, то он не знает греха, ибо был сотворен Им, чтобы жить в Его благодати, то есть в безгрешности. Быть «по образу и по подобию» можно только при условии безгрешности и связи с Богом. Бог не сотворил зла и греха, грех появился после падения прародителей и противен человеческому естеству. Живя в соответствии с нашим естеством, мы продвигаемся по пути добродетели, а отклоняясь от нее, живем неестественно и совершаем зло[170].

В современном понимании «нравственная жизнь» и «нравственный человек» обычно противопоставляются «естественной жизни» и «естественному человеку» как противоречащие друг другу понятия. «Естественным» человеком считается тот, кто подчиняется своим желаниям и слабостям, и жизнь такого человека называется «естественной», а «нравственным» — тот, кто в той или иной степени отрицает плотскую жизнь с ее соблазнами, и его жизнь считается неестественной. Однако отцы Церкви учили совершенно иначе: для них нравственная жизнь — это естественная жизнь человека по преимуществу, и нравственный человек для них в высшей степени естествен.

Человек всегда имел возможность либо пойти путем добродетельной жизни, либо встать на путь саморазрушения. Наделенный свободной волей, он мог в любой момент отвергнуть Бога и свернуть с пути, который вел его к исполнению его предназначения, что он и сделал, преступив Божию заповедь. Человек, возжелав стать богом, восстал против своего Творца, уподобился диаволу. Последствия были катастрофическими, но, несмотря на это, человеческая природа не перестала быть доброй по существу[171]. Падший человек не сам стремится ко злу, но влечется к нему под действием диавольских искушений, хотя не только они склоняют его ко греху. Еретики мессалиане отождествляли грех с искушением[172], но, с православной точки зрения, грех не совершается до тех пор, пока человек не поддастся искушению.

Подверженный тлению и смерти, человек постоянно подстрекается ко греху и становится его рабом. Без помощи благодати мы способны только на грех: «Когда Бог не действует в нас, все совершаемое нами является грехом»[173]. Когда человек собственными силами старается приобрести добродетели, он развивает в себе только гордость и превозношение. Лишенный благодати и надежды на обожение, он не способен преодолеть искушения плоти, богатства и славы, а если даже поднимется на мгновение над ними, тут же обуревается тщеславием при мысли о достигнутом совершенстве и опять возвращается на путь греха[174].

Выход из порочного круга — только в следовании за Христом. Умерев и воскреснув с Ним, человек возвращается в естественное состояние и вновь встает на путь, ведущий к Богу. Это обращение от зла к добру совершается направлением духовных сил человека от неестественного к естественному и заменой злой страсти любовью к Богу[175]. С помощью благодати освободившись от власти греха и порвав все связи с диаволом, человек подчиняется воле Божией. Исполнением заповедей и добрыми делами, которые являются естественным действием человека, сотворенного по образу и подобию Божию и возрожденного во Христе, он готовит себя к восприятию обожения.

Понятие «подражания Христу», которое часто встречается в нравственном богословии, очень важно истолковывать правильно. Предположив, что человек своими силами может подражать Христу, мы явно переоценим человеческие возможности и можем впасть в ересь пелагианства или мессали- анства. Исключая же эту возможность, мы лишаем смысла понятие синергии и не уделяем достаточного внимания учению Священного Писания и святых отцов[176]. Согласно православной традиции, подражание Христу заключается в синергии Бога и человека, возрожденного благодатью, для достижения последним богоподобия и обожения.

Богоподобие достигается не только естественным подражанием, но и силой Святого Духа, нисходящего на человека при крещении[177]. Крещение — начало новой жизни во Христе, которая через благодать этого и других таинств постоянно развивается в верующих в продолжение всего их земного существования. Благодать — это не какое?то твар- ное средство, при помощи которого можно установить некие точки соприкосновения между Богом и человеком, это — нетварная божественная энергия, пронизывающая всего человека. В силу этого человек призван соединить всю свою жизнь со Христом, и это соединение совершается через таинства. Церковные таинства — основа и начало этой связи. Без участия в них спасение невозможно; оно также невозможно, если человек не живет в согласии с благодатью, даруемой в таинствах. При этом человек должен жить таинствами не только в момент приобщения, но постоянно должен чувствовать себя приобщившимся таинств. Причастие человека смерти и воскресению Христа не ограничивается определенными моментами в жизни, но распространяется на все периоды и формы человеческого существования. По словам Григория Паламы, распятое тело Христа не только питает, но и учит приобщаться добродетелям и страданиям распятого Христа, показывая путь любви, смирения, послушания, умерщвления страстей и вообще жизни по божественным заповедям[178]. Участие в церковных таинствах и нравственная жизнь вместе составляют таинство христианской жизни.

Христианская жизнь зарождается и совершенствуется с помощью благодати, Сам Христос живет и действует в верующем. Силой Его действовали и проповедовали Его ученики[179]. Добродетель в возрожденном Христом человеке на самом деле есть дар Божий: «Ибо всякий вид добродетели является в нас, когда в нас действует Бог»[180]. Это не умаляет значения синергии со стороны человека в деле его обожения — напротив, такая синергия поднимается на еще более высокий уровень благодаря своему полному согласию с обоживающей благодатью.

Безгрешность христианина есть следствие его возрождения во Христе и причастности «Церкви первородных». Григорий Палама замечает: «Итак, каждый крещеный, если он хочет получить ожидаемое вечное блаженство и спасение, будет жить вне всякого греха»[181]. Человек, стяжавший благодать и живущий в ней, свободен от греха. Иоанн Богослов в своем Первом послании пишет, что пребывающий во Христе не согрешает, а кто делает грех, тот от диавола, потому что сначала диавол согрешил (1 Ин. 3, 6—8). Это состояние «пребывания» во Христе по–разному проявляется в жизни верующего, в том числе и как безгрешность, то есть как «та степень богоподобия и духовного преуспеяния, при которой человек инстинктивно чувствует зло и грех и отвергает их»[182]. Связь между жизнью во Христе и безгрешностью подчеркивали святитель Игнатий Антиохийский, Климент Александрийский, Ори- ген, святые Иоанн Лествичник, Максим Исповедник и Симеон Новый Богослов[183].

Но тогда возникает вопрос: если причастием смерти и воскресению Христа человек освобождается от тления и смерти и может господствовать над грехом и диаволом; если человек вновь обретает богоданную естественную безгрешность и при содействии благодати приближается к богоподобию — как объяснить тот факт, что он остается грешным?

Действительно, грех означает разрыв с Богом и подчинение сатане — и наоборот, соединение со Христом выражается в безгрешности и святости. Человек, по собственной воле удалившийся от Бога, подчинился диаволу. Но благодаря божественному воплощению в историю вошел Новый Человек и начался новый век Царства Божия. Добровольно принимая проповедь Христа и становясь членом Его Тела, человек вступает в новый век безгрешности и святости, но, несмотря на это, в нашем грешном мире он подвергается нападениям сил зла[184]. Человек, причастный жизни Христа и Его нетлению, продолжает жить в теле смертном и подверженном страстям. Он приобщается обоживаю- щей нетленной благодати, но это приобщение — только залог будущего приобщения, откровения которого человек должен ожидать до времени второго пришествия Христа. А чтобы стать достойным этого откровения, он подвергает себя божественному «обучению».

Григорий Палама призывает к подвигу ради личного совершенствования для приготовления к будущей славе[185]. Жизненные невзгоды, скорби, болезни и неизбежность смерти не только не ослабляют верующего, но укрепляют его, давая силу для духовного роста. Страдания, и особенно мученичество ради Христа, мы должны рассматривать прежде всего с эсхатологической точки зрения. Эти страдания, словно очистительный огонь, преображают верующих, делая их достойными сосудами для восприятия Святого Духа[186]. Единственное, чего верующему следует бояться в этом мире, — это грех, только грех может заставить его уклониться от Бога, а все остальное может быть использовано как средство к покаянию, возвращению к Богу и исправлению: «Кроме греха, ничто в этой жизни — и сама смерть — по сути не является злом, даже если приносит злострадания»[187].

Бог, возродив человека крещением и запечатлев его благодатью Святого Духа, оставляет человеческое тело смертным и страстным и попускает диаво- лу нападать извне, для того чтобы человек добрыми делами и покаянием приготовил себя к получению нетления и обожения в жизни будущего века[188]. Человеку же, по маловерию своему и под действием искушений мира сего впадающему в грех, Христос установил таинство покаяния, с одной стороны, помогающее церковному делу спасения людей, живущих между веком настоящим и веком будущим, а с другой стороны, сохраняющее незапятнанной чистоту Тела Христова[189]. А поскольку вся жизнь человека подвержена греху, ему следует жить в постоянном покаянии и исповеданием своих грехов, сокрушением о них и молитвой умилостивлять Бога[190].