ЖИТИЕ ЕПИСКОПА СЕРАФИМА

ЖИТИЕ ЕПИСКОПА СЕРАФИМА

Святитель Серафим (Звездинский) родился в Москве в семье единоверческого священника (выходца из секты беспоповцев-раскольников) 7 апреля 1883 г. Мать его умерла через два года после рождения сына. Окончив начальное училище близь храма Св. Троицы (Троице-Введенская церковь), где настоятельствовал его отец, свящ. Иоанн Звездинский, будущий святитель (в миру Николай) был принят в Заиконоспасское училище на Никольской, учился успешно и по окончании поступил в семинарию.

В январе 1902 г. Николай серьезно заболел воспалением лимфатических желез. Врачи уже не ручались за его жизнь… Исцеление его — чудодейственно.

Сохранился следующий документ, адресованный отцом Иоанном настоятелю Саровской пустыни игумену Иерофею:

«Имею честь сообщить Вашему Высокопреподобию следующее событие в моем семействе: сын мой Николай, 18 лет, воспитанник III класса Московской духовной семинарии, прошедшего января 12 сего 1902 г. заболел

9

опухолью под правой мышцей (воспаление лимфы). Врач советовал сделать прокол и выпустить гной, но больной на это не соглашался. 25 января 1902 г. Вы осчастливили меня Вашим посещением; в это время я сообщал Вам о болезни и страдании моего сына. Болезнь его с часу на час усиливалась, больной сильно изнемогал, стали делаться обмороки; так продолжалось до 28 января. В этот незабываемый день через посланного Вашим Высокопреподобием в 6 часов вечера я получил книгу „Житие старца Серафима“ и образок его на белой жести; я этот образок принес к страждущему сыну, попросил его перекреститься и с верою приложиться к образу преподобного; он с трудом перекрестился, поцеловал образ и приложил к больному месту… О, дивное чудо! Болезнь утихла, страдания прекратились, больной успокоился. Ночью, сидя в постели, он молился и несколько раз целовал образок. В 5 часов утра он впал в забытье и уснул; через час просыпается и приглашает сестру, говоря: „Я весь мокрый, должно быть, сильно вспотел“, — но она увидела, что нарыв прорвался, белье и постель вся покрыта гноем. В настоящее время сын мой совершенно поправился.

Таковое милосердие Божие, оказанное моему сыну Николаю за молитвы святого старца Серафима, свидетельствую я и дети мои своею подписью и приложением именной печати. Вашего Высокопреподобия сердечно

10

благодарный сомолитвенник и покорный слуга протоиерей Иоанн Звездинский, благочинный Единоверческих церквей, Московской Единоверческой Троицкой церкви».

После чудесного исцеления сына отец Иоанн по предписанию Св. Синода составил благодарственный тропарь и кондак, посвященные преп. Серафиму (тогда еще не канонизированному).

Окончив семинарию, Николай поступил в Московскую Духовную Академию. В смутную пору начала века дух бунтарства и вольнодумства проникал в стены духовных училищ и академий. Юноши, избиравшие монашеский путь, не пользовались расположением своих товарищей. Профессора также настраивали против монашества, видели в них, монахах, будущих архиереев, занижали таким студентам отметки: «Хватит с вас и тройки, вам нужно смирение. Вы в монахи глядите», — нередко говорилось им. В.такой среде пришлось учиться будущему владыке. Однако Лавра с ее уставом и тайными миру подвижниками приблизила юношу к монашеству, а вернее — сам преп. Сергий вещал в его сердце словеса бессмертной жизни. Свои мечты о монашестве юноша делил с двумя друзьями: будущим еп. Филиппом и юным Полиевктом. Соединившись духом, они приступили к раке чудотворца и дали обет принять монашество.

В стенах академии юного молитвенника застигла буря 1905 г. На время академию рас-

11

пустили. Недолго погостил Николай Звездинский под родительским кровом: надо было опять возвращаться в Посад. Экзамены были трудными, ответственными для дальнейшей судьбы. В учебе за помощью он обращался к небесным покровителям — к преподобному Сергию и святому чудотворцу Николаю, прося их о ниспослании дара проповедания. И сполна получил этот дар. Сочинения его печатались в академических журналах. Отзывы профессоров о сочинениях были самыми высокими. Жители Посада и братия обители преп. Сергия, лаврские иеромонахи и начальники обители охотно приходили в храм академии послушать его проповеди. Звездинский считался вторым учеником. Первым по своим дарованиям был Никанор Кудрявцев, — строгий, научно настроенный, умный, но не столь теплый душой. Кудрявцев отличался трудолюбием, серьезностью, прилежностью к наукам. Звездинский дружил с ним по завету своего родителя держаться юношей, благонравных и трудолюбивых.

Как-то, готовясь к экзамену, прохаживались студенты по дорожкам академического парка и встретили скромного инока, плохо одетого. Он низко поклонился юношам и учтиво спросил, как пройти к преосвященному ректору. «Что, уж не поступать ли вздумал? — посмеялись студенты. — Не под силу будет, не выдержишь конкурса». Снова поклонившись, инок направился к запасному

12

ходу, куда ему указали. Вскоре запыхавшийся келейник вл. ректора позвал студентов: «Вас просят поскорее. Прибыл ректор петербургской академии». Студенты насторожились, присмирели перед встречей с знаменитым профессором, ректором Петербургской духовной академии, преосвященным Феофаном. Каково было их изумление и смущение, когда они увидали сидящего на диване по правую сторону своего начальника того самого смиренного инока.

* *

Каникулы Николай Звездинский проводил дома. Ректор ездил на запад — в Рим и Бари с некоторыми студентами, но отец Коли был тяжело болен: нужно было оставаться дома. Скоро Господь посетил Колю невосполнимой утратой, поставив его у порога монашеской жизни. Тихо угасал его отец, благоговейный служитель протоиерей Иоанн: силы его слабели. В Крещенский сочельник он скончался.

Со смертью отца Иоанна Звездинского прихожане предлагали дочери его Анне Ивановне через супружество со священнослужителем остаться в стенах родительского обиталища. Но Анна Ивановна склонилась к браку со светским человеком, и любовь к избранному ею юноше превысила надежды и просьбы прихожан, любовь к родительскому

13

дому. Михаил Иванович, еще один сын, также не проявлял желания принять священство. Тогда прихожане-единоверцы остановили выбор на Николае Ивановиче и просили митрополита Владимира уговорить юношу заменить их почившего пастыря. Но мудрый святитель, провидя в Николае Звездинском премногие дары духовные, готовил ему иное поприще. Провидел иное поприще и его духовный наставник зосимовский старец Алексий. Когда с благословения отца Алексия Анна Ивановна Звездинская вступила в брак и завела разговор со старцем о возможной женитьбе брата, тот сказал: «Я ему приготовил невесту, высокую, стройную брюнетку, глаз не оторвешь». — «Где же, батюшка, ваша невеста?» — спросила сестра. — «А вон, за дверью», — ответил затворник, указав на висевшую там мухояровую мантию.

В последний год учебы в стенах Свято-Троицкой лавры, один из товарищей Коли принял уже монашество с именем Филиппа, исполнив свой обет. Другого из них, Полиевкта, посетил особый промысел Божий: обет казался ему необдуманным. Изменив слову, данному у раки преп. Сергия, он склонился к женитьбе. В назначенный час, когда он был уже одет к венцу, его сразил внезапный смертельный сердечный приступ. Невеста ждала в храме жениха, однако ей принесли весть о его смерти. Впоследствии она посвятила себя Богу, исполнила обет своего обруч-

14

ника, кротко уразумев волю Всевышнего, прежде нее избравшего себе юного и чистого Полиевкта. Сильно поразил этот случай академию. Ректор написал об этом статью, поместив ее в своем журнале.

Николай остался верен клятве. Постриг был назначен на вечер 26-го сентября, накануне преп. Акакия. И вот — борол помысл будущего монаха, по его признанию, какое имя дадут: вдруг Акакием назовут. И как он был рад, когда услыхал имя своего исцелителя — преподобного Серафима.

Когда новопостриженный стоял с зажженной свечой у образа Спасителя, — весь просветленный, сияющий, и благодать играла на его лице, — ректор, указав на него, сказал студентам: «Смотрите! Это ли не свет монашества?»

Пять дней и пять ночей провели ново-постриженные в церкви Успения Пресвятой Богородицы в Гефсиманском скиту. Клобук не полагалось снимать до семи дней, — он жал и резал уши своими краями, как терновый венец.

«Пережил здесь я, — вспоминал владыка, — и рай и ад. Неожиданно вдруг в душе поднялся ужас, страх, ропот, отчаяние. Что я сделал? Зачем я стал монахом? Заживо себя похоронил… Но что делать? Куда деваться? Готов был об стену биться и… вдруг — грохот:, все зашаталось. Иконостас с грохотом Ярова-лился вниз, и адский хохот сатанинский

15

раздался под церковными сводами. То было дьявольское наваждение, дьявольское стреляние и его сатанинское адское омрачение, но Христос пришел и рассеял его Своею благодатью. Свет, мир, тишина, теплота, радость исполнили сердце. И все утихло. Все на своих местах, все благоухает. Боже, слава тебе! Христос моя сила, Бог и Господь, честная церковь… Слава Тебе!!!»

Еще студентом, будучи на каникулах с товарищем, знавшим чудовского архимандрита Арсения, и с сестрой Анной, Николай Звездинский зашел в Чудов. Настоятель благословил их образочками Иоанна Предтечи. «Сын отца Иоанна Звездинского… — сказал отец Арсений. — Слышал, слышал о батюшке Иоанне. Очень рад…» — И облобызал Николая. Тогда же молодежь посетила и отца Герасима, почитавшегося чудовцами за прозорливого. Николай часто потом хаживал к старцу Герасиму, теплому молитвеннику и любвеобильному утешителю. Однажды отец Герасим взял с собою его к своим духовным детям. «Я привез вам чудовского архимандрита… Это наш будущий архимандрит», — так отрекомендовал старец чадам своим своего спутника. Пророческие слова сбылись в точности; тогда же казались дивными.

Пострижение еще более приблизило Серафима к чудовской обители. Посещая Москву, инок теперь уже не миновал Чудов.

16

Инок Серафим оставался в монашестве без священного сана меньше месяца: в день иконы Казанской Божией Матери 1908 г., в академическом храме ректор, преосвященный Евдоким, посвятил его во иеродиакона. Но и в диаконском сане он долго не был — от осеннего праздника Казанской Божией Матери до летнего, то есть 8-го июля, когда совершилось его посвящение во иеромонахи.

Вскоре, по окончании академического курса, он получил назначение, какого и сам не ожидал: преподавателем по церковной истории в Вифанскую семинарию, что близ Москвы и Лавры. Здесь он, ранним утром, шел совершать Божественную литургию в Вифанский храм, затем — в семинарию. Воспитанники видели его светлым, тихим, благодатным. Вспоминали потом, будучи сами священниками, какое глубокое впечатление производил он на них. «Я молился за каждого своего ученика, — говорил владыка. — Вынимал за каждого частицу на проскомидии и это, видимо, чувствовали они своими душами».

Вспоминал владыка, как на праздник Иоанна Богослова (это престольный праздник в Вифании), приезжал митрополит Владимир служить литургию. Какое было чудное могучее пение, какой подъем молитвенный царил и какое было у всех торжество на душе. В одно из таких богослужений за запри-частным стихом иеромонах Серафим в при-

17

сутствии митрополита Владимира говорил слово. Проповедь была об Иоанне Богослове, стоявшего у креста Господа и зревшего Его раны и текущую кровь и воду, и «виде и свидетельства». Говорил о том, какое это великое избрание Божие: все бежали, а он стоял у креста и зрел текущую кровь Христову. Иеромонах Серафим увещевал юношей не бежать от страждущего Христа, но стоять на божественной страже. Митрополит был утешен горячим словом юного пастыря, выразил ему одобрение.

Подвиги его духовные здесь были очень сильны. Враг нападал на юного подвижника со всею силою. Были страхования. Так, однажды, войдя в пустую свою квартиру, отец Серафим увидел необыкновенно высокую фигуру монаха в мантии возле своего аналоя, где обыкновенно совершал правило. В страхе он убежал и позвал ректора. Когда вошли они вместе, никого уже не было. Иногда враг наводил видения блудных жен. Подойдя к своему одру иеромонах Серафим видел лежащую жену. Иногда же видел на своем ложе рядом с собой неизвестную ему женщину. Так враг покушался устрашить Христова воина.

На летние каникулы о. Серафим по благословению старца Алексея переехал в Гефсиманский скит. Все здесь напоминало о вечной райской жизни и ожидание вечного блаженного покоя манило утрудившихся подвижников. Трудна борьба, жесток путь

18

Христовых воинов, страшен смертный час; и вся жизнь должна быть приготовлением к нему. Из Гефсиманских старцев один старый подвижник оставил особенную о себе память — это скитский садовник. Подвизался он здесь еще со дней святителя Филарета Московского, много о нем рассказывал, как и ему в утешение сподоблялся выращивать свои чудные плоды: ягоды виктории, малину и цветы для обители. Подвиг свой он совершал втайне перед единым Богом, перед Кем ничто не утаилось и не пропало даром. Этот-то старец и был сладким собеседником юного ученого подвижника, будущего столпа Православия, светильника российской святой Церкви и исповедника.

Вспоминал владыка, как один нерадивый ученик невниманием своим сконфузил своего преподавателя перед всеми начальниками: шли экзамены, присутствовал на них ректор и другие начальствующие лица. Ученику задали вопрос, что такое собор и что значит говорить на соборе. Семинарист почесал затылок, а затем недоуменно выразил: «Это когда говорят с крыши». Почему так? Никто не мог понять. Отец Серафим был смущен ответом ученика. «Это когда говорят с крыши, как апостол Иаков…» Все спуталось в его сознании; он вспомнил, как иудеи сбросили с крыши апостола Иакова, брата Господня по плоти, и это ему показалось «соборно».

19

Живя в Вифании, иеромонах Серафим уединялся от всех и всего. Два года пробыл он здесь, укрепляя себя молитвой и уединением, пощением и смирением. Вскоре перевели отца Филиппа ректором Московской семинарии, а с ним и молодого преподавателя Звездинского. Господь послал ему здесь еще более сильные искушения. «Крепчайшему больший искус», — говорится в каноне в Великий Четверток на утрени. Воспитанники этой семинарии были более развиты, требования — выше, суждения — строже, вкусы разборчивее, новые веяния сильнее, пристрастие к житейскому — крепче. Жизнь оказалась не чуждой искушений. Приходилось постоянно находиться на людях, на миру с его суетой, шумом и нищетой. Утешением и прибежищем для молодого монаха стал Чудов с его кротким молитвенным настоятелем, обитель святителя Алексия, Кремль и его святыни. Дивные проповеди отца Серафима, молитвенное его благоговейное служение, постничество и подвижническая жизнь не могли остаться незамеченными молодежью, искавшей высоких идей. Она потянулась на свет этого светильника.

Однако, враг рода человеческого возненавидел его добродетели, сеял семена раздора, ненависти и неустройства, старался отвратить сердца от молодого пастыря.

20

Вместо отца Филиппа, назначенного в Рим настоятелем посольской церкви, ректором стал отец Сергий, человек вольных взглядов, куривший табак, склонный отпускать воспитанников на всевозможные сходки и в театры. Ему все было не по душе; в отце Серафиме, все вызывало в нем раздражение, а в особенности привязанность и уважение воспитанников к молодому монаху. Чем выше духовно и нравственно возрастал отец Серафим, тем сильнее ненавидел его новый ректор. «Вы за взятку хотите занять мое место, стать вместо меня ректором! Знаю я!» — раздраженно говорил он.

Положение молодого подвижника осложнилось, когда некая особа, баронесса Филькерзам, выдававшая себя за близкую родственницу, чуть ли не за побочную дочь Александра Второго, пыталась искать его личного расположения, подносила подарки, присылала корзины ландышей. Однажды, передала футляр с драгоценным наперсным крестом, усыпанным «стильным» жемчугом «от Оловяшникова». Все чаще окружающие замечали красивую женщину, поджидавшую отца Серафима то в церкви, то в коридоре, то у дверей дома, — где только можно. По совету старца Алексия, он не впускал в свой дом особ женского пола. Старец Алексий запретил принимать подношения, и все возвращалось домогательнице обратно домой через прислу-

21

ту. А крест он передал владыке Филиппу, Аляскинскому епископу, гостившему у него.

В июне 1914 г. иеромонах Серафим ушел под кров тихой Чудовской обители, в священный Кремль.

Когда архимандрита Арсения Господь призвал в святительский сан, настоятелем Чудова монастыря Божественный Промысел определил давно нареченного через предсказание о. Герасима иеромонаха Серафима. Архимандрит Арсений был хиротонисан во епископы города Серпухова. Его духовная жизнь много была любезна сердцу нового чудовского архимандрита, смиренного и кроткого витии и подвижника. Владыка никуда не выезжал без своего друга, а отец Серафим ничего не делал без его согласия и совета.

«Дорогая сестра, твоими молитвами ныне паки Господь приводит меня к описанию дорогих нашему сердцу воспоминаний о нашем старце-отце и учителе, — пишет одна из свидетельниц жития владыки Серафима. — Благодарю за сие Господа и тебя, подвигающую меня на сие для меня утешительное делание.

В Чудове монастыре горел он и светил смирением, уготовляя себя к высшему званию апостольского архиерейского служения. „Свете тихий“, — так говорил о нем и владыка

22

Арсений. Тихий голос и самого владыки кротко звал народ к покаянию, чая грядущие бедствия на вселенную. Молитвою, постом, благоговением и любовию сиял и горел в сердце святитель московский Арсений. Каждое его служение привлекало к себе его чад, которые не отрывались от молитвенного с ним общения ни на одно богослужение; в каком из храмов Москвы владыка Арсений — там и его стадо. Часто сослужил ему и архимандрит Серафим, но оставался иногда и один в Чудове за старшего, и каждое его праздничное богослужение соединялось с горячей проповедью о любви ко Христу, о Его страданиях, о Его вечной всепрощающей любви к роду человеческому.

Помню проповеди о том, что Антоний Великий, уязвленный Христовой любовью „оставил мир и яже в мире…“, о том, что Всепрощающий Христос Спаситель имеет на каждой язве Своих крестных рук „прощаю“, „разрешаю“. Помню грозное обличение неверных, помню хвалу родившемуся Богу, Его угодникам, Его Божественному Промыслу, Его милосердию…»

Братия боялась нового настоятеля, строгого как к себе, так и к другим. Некоторые не хотели смириться, подклониться под крепкую руку наставника, даже перешли в Покровский московский монастырь. Высказывая свое недовольство и нетерпение на узком монашеском пути, братия не находила в архи-

23

мандрите себе поблажки. Строго выговаривал он им, что миряне несут тяготу на фабриках, заводах и трудах, кольми паче монахам потребно со смирением являться на молитвенное бдение в свой урочный час. Управлял он братией и делами не самочинно, а согласуя каждый шаг с волею и мнением архипастыря Арсения. Это был путь смирения и основание жизни, на котором построился горний Иерусалим светильника русской Церкви и ее исповедника. Начальствуя в монастыре, он в то же время отрекся от себя, как бы не имея своей паствы, не имея своевольного управления и даже не распоряжаясь свободно самим собой. Целиком подчинился владыке Арсению, навык смиренный послушник в высоком сане говорить своему начальнику, близкому по любви во Христе: «Как владыка, так и я», — и во всем сиял свет любви и согласия. Но не мог терпеть враг рода человеческого сего подвига смирения юного пастыря.

Как уже говорилось, старец Алексий Зосимовский благословил архимандрита Серафима никого не брать на исповедь, самому крепить в себе дух, чем готовил, как видно, его для будущего. И никто, при всем желании, не мог расчитывать на особую его благосклонность к себе. Враг же, избравший оружием для скорби и смуты женщину, неотступно преследовал отца Серафима: она поджидала его всюду, стояла рядом на

24

величании и у амвона при его богослужениях передавала записки через братию монастырскую, звонила по телефону; даже через владыку Арсения пыталась добиться внимания. Когда же и это не помогло, она обратилась к высшей церковной власти: попыталась оклеветать и епископа Арсения и архимандрита Серафима, обвинив их в сектантстве и хлыстовстве. Зная высоту жизни добрых пастырей, церковная власть оставила доносы без последствий. Так борол враг лестью и злобой — подвижник побеждал смирением.

Не терпевший света Христовой Церкви, попущением Божиим враг воздвиг лютую бурю на всю православную Церковь. Началась война. Иных из братии благословил святитель Алексий положить живот свой за веру, царя и отечество, иные пошли на брань духовную и Молитвенный подвиг о своих братьях.

Кремль был свидетелем приезда Государя, его молитвы за отечество у святых алтарей.

У раки святителя Алексия стоял отец Серафим, когда наследника поднесли приложиться к мощам его небесного покровителя. Грустными и ясными глазами царевич взглянул на отца Серафима и своевольною рукою потрогал его бороду, не то проявить свое ласковое внимание, не то из любопытства. Архимандриту Серафиму вздумалось понаблюдать, чем заняты князья в смежном с

25

Чудовым дворце после молитвы. Зайдя в пышные палаты, он застал князей веселящимися за вином, за играми и спорами. Мрачная фигура Распутина среди приближенных царя, больной царевич, вдовица княгиня, скорбящая у гроба убиенного своего мужа и легкомысленно веселящиеся юные князья — все это наводило на глубокие тревожные думы. И гром не замедлил грянуть. 2-го марта 1917 г. — начало Крестопоклонной Недели Великого Поста — стало началом Великого Крестного пути для всей России: Россия осталась без царя. На выносе креста собравшимся в Чудове едва хватило голоса, чтобы петь: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас». Когда же нужно было петь: «Спаси, Господи, люди Твоя и благослови достояние Твое, победу…» — горькие рыдания охватили молящихся.

После октябрьского переворота Чудов еще некоторое время жил по заведенному уставу. Но над Кремлем тоже сгустились тучи. Осенним вечером настоятеля вежливо потребовали военные: «Дайте нам свечей. Электричества, возможно, не будет. Большевики хотят взять Кремль. Мы будем отражать нападение», — пояснили они. Не кончилась еще всенощная, как в храм св. Андрея Первозванного принесли первого убиенного юнкера-воина. А затем все больше и больше убитых. Все чаще и громче раздавались выстрелы. Наконец, загрохотали орудия и снаряды стали сотрясать стены

26

Кремля. Высшее духовенство, старец Алексий, владыка Арсений и вся братия укрылись в подземелье, где 300 лет назад томился в заключении святейший патриарх Ермоген. Там, в глубине под храмом Чуда Архистратига Михаила шла горячая молитва за Россию, о ее спасении. День и ночь, на месте мученической кончины святителя Ермогена, не умолкали молитвы российских первосвятителей. Один архимандрит Серафим оставался в своих кельях. Он принимал участие в богослужениях в подземелье, однако, после богослужений поднимался наверх и молился в келье, как в обычное время.

Иеромонах Чудовской обители Макарий, впоследствии тоже мученик за веру, рассказал настоятелю о своем видении, когда, вошедши в его келью, увидал преподобного Серафима Саровского, который вышел в другую комнату, где была икона с его изображением. Архимандрит Серафим был глубоко поражен рассказом о видении и уже не покидал своей кельи, почитая невидимое присутствие угодника Божия за знамение — обещание сохранить не только келию, но и самого обитателя. И чудо — ни одна пуля не попала в открытое, даже не занавешанное окно. Во время обстрела, огромный снаряд упал возле раки святителя Алексия и не разорвался. Снаряд пробил окно, но в храме разрушений не причинил. Другой снаряд пробил стену митрополичьих покоев, образ

27

Божией Матери, перед которым владыкой Арсением совершалась общая исповедь, взрывом отодвинуло в сторону, однако и стекло, и Лампада остались невредимыми, хотя чугунные батареи центрального отопления были выворочены и искорежены.

После этого решено было мощи перенести в подземелье. Несшего раку святителя Алексия иеромонаха Чудовского монастыря, отца Филарета, легко ранило: пуля задела ему ухо, самого же не повредила.

Скоро стрельба стихла. Нагрянуло новое начальство. Обходилось оно с монахами доброжелательно, однако дало указ, без пропусков не пускать никого в Кремль, и для богомольцев за подписью настоятеля были выданы пропуска.

На Поместный Собор, который должен был восстановить патриаршество, съехались архиереи. Чудовские митрополичьи покои стали прибежищем для сонма архипастырей, среди которых были стойкие подвижники, впоследствии украсившие Церковь мученичеством за Христа. Находился здесь и зосимовский старец Алексий, которому доверено было вынуть жребий с именем будущего патриарха. Архимандрит Серафим окружил его теплом. В часы отдыха старец любил слушать физгармонию, в особенности «Тебе одеявшуся светом яко ризою» и другие напевы Страстной Седьмицы.

28

21 ноября 1918 г. (старый ст.) в Успенском соборе состоялась торжественная интронизация новоизбранного патриарха Тихона. В соборе было холодно, главный свод был пробит снарядами, но сердца горели любовью к Церкви, к новому патриарху. Все-таки было радостно и светло на душе.

После богослужения патриарх объезжал Кремль и кропил его святой водой.

Как рассказывают очевидцы, солдаты стреляли в кресты Чудова монастыря. Было жутко и страшно видеть лики святых, простреленные пулями и пронзенные ударами штыков. Народ особенно чтил Распятие, из которого как бы потекла кровь, когда снарядом оторвало руки у распятого Господа.

Четвертого августа пришел приказ очистить Чудов, монахам удалиться из Кремля: им предоставлен был для поселения Новоспасский монастырь. Кремль закрылся для верующих.

Владыка Арсений и отец Серафим погостили немного в близкой их сердцу Зосимовой пустыни. Владыка нашел затем убежище у любящей и почитающей его духовной дочери игуменьи Покровской общины Ювеналии. Мудрая и горячая любовью к Богу и святителю матушка игуменья, всегда уважавшая владыку и отца Серафима, в тяжелые времена их жизни приютила их, окружив тишиной и духовным покоем. Имея скит и при нем домик в лесу, она устроила для них киновию, где они

29

утешались молитвою среди волн житейского моря бурного и грозного. Здесь они не только молились, но и трудились, копали грядки, рубили дрова. Владыка Арсений занимался живописью, архимандрит Серафим читал Св. Писание по обиходу своего небесного покровителя: за неделю — все четыре Евангелия, Деяния Апостолов и их Послания. Посетители чертога духовного забывали прелести мира и устремляли свои души на подвиг под сенью скитской благодати. Дивный лик преподобного Серафима на лесной дорожке точно встречал их и словно бы передавал их любящим пастырям. Казалось, сюда не проникали злые адские силы.

Архимандрит сослужил владыке Арсению ежедневно в его келейном храме во имя святителя Иоасафа. Там они вдвоем молились наедине. Духовное общение их скреплено было многолетним братством и совместным паломничеством в Иерусалим еще в 1912 г.

* *

Прошло лето 1919 года. Наступала осень. Однажды архимандрит Серафим рубил сучья, когда прибыл бывший иеродиакон Чудова монастыря Вениамин, теперь иподиаконствовавший у святейшего патриарха Тихона, и вручил письмо от патриарха. Святейший предлагал приехать к нему на прием.

30

Помолившись, проводил владыка Арсений своего друга и брата в Москву. Патриарх объявил молодому еще архимандриту, что имеет в нем нужду, что желает его видеть во епископском сане. Бывший ректор Московской академии, архиепископ Нижегородский Евдоким просил святейшего патриарха поставить отца Серафима во епископы города Арзамаса и направить его туда на жительство. Святейший сказал, что для посвящения во епископы ему нужно ехать в Нижний Новгород или Арзамас. Хлопотали о пропуске для поездки, но его не удалось получить. Тогда Святейший, провидя Божие устроение, решил оставить отца Серафима своим помощником, предоставив ему кафедру города Дмитрова, старейшего из Московских викарств.

Старец Алексий благословил своего ученика на архиерейский подвиг. Накануне хиротонии, после всенощной, будущий епископ отслужил панихиду по своим родителям, прося их родительского благословения и молитв на трудный путь архиерейского служения. Утром небольшой храм Троицкого подворья был переполнен. Святейший в белом облачении встречал новонареченного. Вручая посох, он сказал: «По молитвам ныне празднуемого святителя Петра, митрополита Московского, желаю, чтобы ты был для града Дмитрова тем же, чем был св. Петр для нашего града Москвы. Сказано в тропаре сему святому, что он был утверждением граду Москве.

31

Будь и ты утверждением граду Дмитрову». Во время праздничного обеда, митрополит Сергий взял столовую ложку и заметил: «Советую вам, владыка, запастись ложкой, придется вам в тюрьму идти. Не забывайте этого предмета, он там будет очень нужен».

Провожая на труды архиерейские, патриарх так напутствовал его: «Как ты думаешь, даром ли кадят архиерея трижды по трижды? Нет, не даром. За многие труды и подвиги, сие за исповеднически верно хранимую веру. Иди путем апостольским. Ничем не смущайся, неудобств не бойся, все претерпи». Помня это напутствие, владыка смирял себя во всем, все терпел, все переносил. Три года, когда он подвизался в Дмитрове были годами сплошного торжества и праздника. Молитва огненная, приобщение отпадших, взыскание заблудших, утешение старцев, воспитание младенцев и подростков, утверждение обителей, хранение уставов и непрестанное поучение словом Божиим, — таким было его служение. Народ толпился у дверей его дома; очередь скорбящих, притекающих к нему за утешением, возрастала с каждым днем. Паству свою владыка окормлял усердно, знал каждый дом. Тихо и мирно жили дмитровцы, согретые его любовью и молитвой. Часто, возвращаясь поздно, владыка тем не менее заезжал к своим чадам. «Владыка, вот огонек! Не нас ли ждут? Не всех успели объехать», — говорил келейник.

Обитель Пешношскую владыка Серафим поставил на должное выполнение правил, любил и чтил старца ее о. Ксенофонта, в бытность свою возвысил его до чина свящ. архимандрита и затем постриг в схиму перед его кончиной. Обитель Влахернскую посещал часто — во все ее праздники, в честь художественного образа «Беленького Спасителя», почитая этот священный образ и много прославляя его. Любил навещать болящую схимонахиню Серафиму, которая утешала его своими беседами. Посещал и Борисо–Глебскую обитель, почитая св. мучеников великих князей, по завету отца Алексия служил им молебен.

Бывал и в Зосимовой пустыни. «Батюшка, — говорил он старцу, — я очень одинок в Дмитрове, нет близкого человека. Пока с чадами своими, я не один, а дома совсем, совсем один». Старец сказал ему: «А как же ты думаешь — монах, значит один, так и должно быть». И благословил его крестом темно-красным, прозрачным, как кровь, и прочитал тропарь священно — мученический: «И нравом причастник, и престолом наместник Апостолом быв, деяние обрел еси Богодухновенне, в видения восход; сего ради слово истины исправляя и веры ради пострадал еси даже до крове».

Начались и здесь гонения. Однажды, как раз на Пасху, владыку вызвали в исполком. Народ собрался толпой и ждал его возвраще-

33

ния, требовал: «Отдайте нам нашего владыку». Власти попросили его выйти на балкон, однако и после этого народ не успокаивался. Тогда власти поторопили владыку идти к народу. И с торжественным пением «Христос Воскресе» народ вернулся в собор со своим пастырем.

В бытность архиепископа Серафима в. Дмитрове произошло одно примечательное событие. Когда скончался настоятель Пешношской обители схиархимандрит Онуфрий, нужно было избрать нового настоятеля. Кандидаты были указаны, назначено голосование. Жребий пал на отца Варнаву. С юных лет поступив в Пешношскую обитель, он был ближайшим послушником и духовным сыном отца Онуфрия, помогал ему по управлению обителью и братией. Когда попустил Господь о. Варнаве впасть в искушение, для обновления духа настоятель тайно постриг его в мантию с именем Варнавы, что значит — сын утешения. Девять лет не знал никто о его постриге. Когда же пришел черед ему по летам, прожитым во святой обители, принять пострижение в монашество, то по донесении архипастырю, что инок тайно принял уже пострижение, было распоряжение облечь его в мантию открыто.

34

Наступила осень 1922 года. Святейший патриарх Тихон находился в заточении. Верным пастырям Церкви грозили ссылки и тюрьмы. В разгар обновленческой смуты в Даниловском монастыре твердый духом владыка Феодор пытался собрать вокруг себя архипастырей, готовых даже до смерти не отходить от уставов и канонов святых Отцов, держаться законного главы православной Церкви, не допускать к управлению обновленцев. Одним из первых среди таких пастырей был епископ Дмитровский Серафим. Власти знали, что народ не отдаст его, а потому решили арестовать тайно от дмитровцев. В день Знамения Пресвятой Богородицы 27 ноября 1922 г. владыка в последний раз совершил в Дмитровском Васильевском храме торжественное богослужение. На следующий день по повестке его вызвали в Москву. 29-го утром владыка прибыл в Москву, зашел в дом преданного ему семейства и сообщил, что идет на Лубянку. Горестно, тревожно, мучительно текли часы этого дня. Уже вечером духовные его чада не выдержали, отправились на Лубянку: встречая выходивших после дневных забот начальников спрашивали: «Где наш владыка? Он ушел к вам утром голодный. Уже вечер, а его нет!» Ответа, однако, не получили. Прошла ночь. Наступил новый день. Вера в возвращение владыки стала угасать. В комендатуре сказалл придти через три дня. На третий день удалось передать

35

вещи. Радость была большая, когда владыка ответил записочкой, что все получил, благодарил и назвал птичками своих детей.

Скоро узника перевели в Бутырки. Его крестное шествие по улицам Москвы с Лубянки до Бутырок видел лишь один дмитровский священник (Копытин), проезжавший на трамвае. Потекли передачи заключенному. Владыка Серафим делился со своими соузниками всем, что получал. Утешал их словами сострадания, молитвой и любовью, хотя и самому приходилось очень трудно. Тело его, изъеденное вшами, покрылось струпьями. Сердце ослабело. Начались частые сердечные приступы. Поэтому тюремщики перевели его в «околоток», где был полубольничный режим. Здесь он встретил священников из храма Христа Спасителя, молодого индуса — образованного промышленника, женатого на русской аристократке, заподозренного в шпионаже (впоследствии оправданный и освобожденный, он приходил на Влахернское подворье, на коленях умолял сообщить ему, где владыка, однако владыка был уже в ссылке в Зырянском краю). Здесь владыка совершал Божественную литургию, исповедовал тех, кто никогда не был на исповеди, причащал, старчествовал, ободрял, утешал отчаявшихся и безнадежных. На стене камеры хлебом он прикрепил образ Божией Матери Скоропослушницы, к Которой особенно взывал в своем узничестве.

36

В бутырском заключении владыка сложил в уме и в сердце своем акафист страждущему Христу Спасителю: «В несении креста спасительного, десницею Твоею мне ниспосланного, укрепи меня в конец изнемогающего».

Допросы кончились еще на Лубянке. Чекисты поняли: скала необорима. Одно средство — удалить пастыря, рассеять стадо овец его…

Вот некоторые записки того времени, полученные из заключения духовными чадами епископа Серафима:

Всем моим дорогим о Господе возлюбленным и родным чадам посылаю благословение. Спаси вас, Господи, за все ваши заботы о мне грешном, за всю Вашу любовь. Молюсь за всех вас, поминаю и вспоминаю всех городских Дмитровцев и подлипецких и все, всех. Храни вас Господь от всяких бед, скорбей и напастей.

*

Благодарю вас, благодарю, друзья мои, детки мои, за ваши заботы о мне грешном. Ваша любовь ко мне — солнце, ваши заботы о мне — лучи этого солнца, горячие, нежные. Темно в камере моей. От этих лучей светло стало. Да утешит всех вас Господь, как вы меня утешаете. Я духом бодр и крепок, телом — занемог, но теперь поправляюсь. Христос и в тюрьме есть, сладко беседовать с Ним можно и здесь. Библию не передали мне. /… / Молюсь

37

за вас, родные мои, молитвенно с любовью приветствую вас всех с праздником Рождества Христова.

Января 3. Бутырская тюрьма, камера 51, 1923 г.

Все получил полностью. Радости мои, бесценные и драгоценные, мир вам всем, всем из темницы, из заключения моего. Благодарю вас от всего сердца за все дары любви вашей, за все заботы о мне грешном. Только беспокоюсь, что вы так много на меня тратитесь. Передатчицы мерзнут, руки, ноги отмораживают. Господь вам воздаст за все заботы обо мне и Сам позаботится о вас. «В темнице был и пришли ко Мне». Спаси вас. Господи. Спасибо за веточку зеленую, за кофе, за какао, за все сласти в горечи моей. Благодарю Ал. Мих. Глух., и деток ее, всех благодарю. По именам нельзя перечислить всех. Вчера для Коли был день особенно тяжелый, но по молитвам вашим прошел благополучно. От Параскевы получил почтой письмо вчера, ждите ответного. Благодарю за память от о. Дмитрия Копытина, и от него получил письмо. Сухарики,* платок от матушки Евхаристии** получил.

Через передатчицу тюремную было передано.

Еп. Серафим

* просфоры ** антиминс

38

Благодарю, все получил. Возвращаю обратно две пары белья, 4 пары носков, 2 салфетки, одно полотенце, 3 не знаю, как называются, вроде каких-то платков или повязок.

Мешочки с крестиками оставил у себя. Благодарю Кл., Юрочке благословение. Крепко целую его и братьев. Откуда у меня взялось новое белье? Чья добрая, умелая рука его шьет? Благослови Господи. Ю. Ол. Ал. — благословение. Борисо-глебским и Влахернским — молитвенный привет и благословение. Из Агашиного блюдечка едим и из ее стаканчика пьем по праздникам.* Вкусные сладкие целебные сухарики** получил. И платок. Я бодр духом и крепок. О Господе радуюсь, с пророком Давидом пою: «Уготовихся и не смутих-ся». Попросите матушку Епитрахилью мне прислать фартук с крестиками и малое полотенце с омофорной вышивкой и нарукавницы*** — холодно. У нее есть полотняные или бумажные, как белье складываются. В утешение посылаю вам, радости мои драгоценные, 4 хлебца.** Разделите их и кушайте на здоровье и укрепление. Всех помню вас по имени и молюсь. Молитесь вы за меня. Пришлите немного сушеного винограду (изюму) и сушеной вишни. Мне можно писать вам только два раза в месяц. За четочки благодарю. Сшейте мешочек на шнурочках для платка

* сосуды для Св. причащение ** просфоры *** епитрахиль, омофор, поручи

39

от старушки Евхаристии. За прекрасные дорожки и туфельки благодарю, за все сердечные заботы ваши обо мне. Сегодня пошел третий месяц моего заключения, благодарение Господу. С наступающим вас Великим постом и говением. За родную мне картину* деточек благодарю.

(29 января 1923 г.)

Друзья мои дорогие, детки мои милые. Много, много хотел бы сказать вам, так много, что сердце разрывается. Но нельзя, нельзя, нельзя. Благодарю вас за любовь вашу, благодарю и московских друзей моих, не забывающих меня. Сушеную вишню приславшие да пребывают вместе, старшие младших пусть поддерживают. Благодарю моих деточек, за счастливого страдальца, за дорогую картинку. Благовестником утешаюсь. Мудрые вы у меня. Ваши надписочки на посылках — звездочки денные для меня: я всякий раз по получении представляю их Солнцу-Христу. Нафталин, гвоздичное масло помогли мне, я в первый раз получил возможность заснуть. За стаканчик, ложечку и блюдечко благодарю. Будьте добры Христа ради милость сотворите… Мой сосед инок разут и раздет, помогите мне помочь ему. Пришлите мою теплую жилетку и какую-нибудь обувь ему.

* икона

40

Господь да хранит вас. Духом и сердцем с вами. Подрясник мой рвется. Чаю, какао и кофе нет у меня.

Е. Серафим

Сестрам Борисоглебским и Влахернским с матушками — благословение. Моему батюшке — старцу с матушкой и келейникам — благословение. Пешношской обители с игуменом — благословение и всем пастырям.

Христос родился в вертепе, встречу этот праздник в темнице, духом буду с вами молиться, люблю вас и благословляю. Мир вам, радости мои — утешение.

Благодать вам и мир от Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа.

Благодарю вас, мои родные, дорогие о Господе и молюсь за всех вас вместе, заботливые участливые о мне с самого начала и доныне. Дети мои родные, детки бесценные, верьте, всех вас крепко люблю, все вы в сердце моем, в узах моих. Жалею тяжко больного. После двух сделанных ему операций, особенно ночной, положение его ухудшилось. Температура сильно поднялась. Потребовался созыв консилиума врачей. Лучше его увезти подальше. Хорошо, что сняли с него фотографию.

Храни вас Господь Своею благодатию и во всецелой преданности в благую волю Божию.

Все получил, облобызал любовь вашу.

41

Молитва стирает всякую пыль с души.

В страдании — Христос. Никогда не получал я столько утешения, света и радости, как в тюрьме.

Господь да дарует вам обилие плодов земных и радостей небесных.

Любящий вас и молящийся за вас

En. Серафим

Письмо к владыке от чад его

Родной о Христе Отец наш и незабвенный Владыка. Радуемся Вашему мирному устроению душевному, преданности воле Божией. Умолите Господа, да возвысит рог христианский от дольнего к горнему.

Просим Ваших Святительских молитв и благословения.

Духовные Ваши чада

(Составляла надпись сестра София Степановна Кузьмина). Дмитров

… Дети и деточки мои, радости мои, благодарю вас за вашу любовь, дары любви вашей. За усопшую инокиню Марию молюсь. Внутренне Господь так стал утешать меня, таким миром и сладостию и радостию увеселяет душу мою, чего на свободе никогда не испытывал. Так в страданиях — Христос. Если пойду и долиною тьмы смертной, не убо-юся зла, ибо Ты со мною ecu. За вас всех родных моих молюсь от всего сердца, чтобы были здоровы, мирны, благополучны. Призываю Божие благословение на ваши семьи, на ваше хозяйство, на ваш скот, на огороды, поля и нивы.

42

Письмо владыке

от детей духовных вместе с передачей

Простите, простите нас, Господа ради за все, родной о Христе, возлюбленный Владыка наш. Беспокоит нас очень Ваше здоровье.

Страдалец наш Коленька, тяжело ему после операции,* бессильны мы помочь ему. Пригласили врача специалиста следить за ходом его болезни.** Он утешает нас.

Все здоровы.

Горячо любящие вас

Дмитровцы.

Благодать вам и мир от Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа. Благодарю Бога моего при всяком воспоминании о вас, родных и любимых, всегда о всех вас принося с радостию молитву мою за ваше нежно заботливое участие в моих нуждах от первого дня и даже поныне. Дети мои милые, детки драго-

* ареста ** адвоката

43

ценные, деточки мои бесценные, верьте, я имею вас всех глубоко, глубоко в сердце моем, в узах моих /… / С любовью

Е. Серафим

Всех деток моих милых, хороших благословляю. Подлипеческому хору с регентшей — моим успокоителям — благословение и спасительный привет. Соборному хору, неоднократно меня утешавшему. Остаются ли верными пастыри? Если да, привет им от меня, самый сердечный, и благословение. Матушкам Влахернским и Борисоглебским во Христе с сестрами мир и благословение. Всем, всем, каждому дому, семейству, меня знаю шему, благословение и любовь моя с молитвенным приветом. Сердечно прошу, отслужите Литургию в Никитской Церкви и молебен Великомученику Никите в пятницу 20. Сшейте ладанку с камфарой и нафталином со шнурками. Няне благословение. Схим. Серафиме, Рафаиле, Марии. М. Сергию за стаканчик чудный благодарю.

Все получил полностью. Возвращаю обратно 7 стекл. банок, 1 жест, банку, 6 носовых платков, 2 полотенца, 1 пару белья, 3 наволочки, 2 простыни, 1 пару носков, 1 салфетку и др.

Радости мои, Дмитровцы родные, весна, цветы архиерейства моего, цветите, вырас-

44

тайте глубже в благодатную почву православия. Не сходите с этой почвы. Ни на шаг я не сошел, хотя и был усиленно сводим — Господь подкрепил. В камере мне подарили панагию своего изделия с изображением преп. Серафима. Старчествовать приходится и здесь. Увидимся ли когда? Благодарю вас за горячие, как солнце, заботы ваши о мне грешном. /… / Просидел в подвале 10 суток на Лубянке. Господь дал сил. Молитесь, крепитесь. /… / Крепко целую, благословляю всех

деток.

*

Письмо от детей духовных еп. Серафиму

Благословенная наша Радость и Сокровище! Скорбим о Вашем нездоровий. Молимся мученикам Гурию, Самону и Авиву и молимся крепко Богу, чтобы Он явил нам Свою милость, освободил бы от уз и облегчил страдания нашего родного Отца и Архипастыря. Ждем родного благословения и живем им и словечками, получаемыми из-за сумрачных стен. Верим, что Господь все устроит к лучшему.

Слова написаны Соф. Ст. Куз., сестрой мед. дмитровской больницы).

45

Мир вам и радость от Господа, радости мои, друзья мои дорогие, благодарю вас за сердечно обильные дары обильной любви вашей ко мне. Помолитесь за меня преп. Серафиму. Спешу туда, где вечный праздник, где солнце никогда не заходит, где праздник непрестанный, где и песнь не смолкает. Увидимся. Принесите мне нафталину и гвоздичного масла. В следующую неделю возможно будет Передать и белье. Деткам моим милым шлю благословение. Перед образом Скоропослушницы молился. Храни вас Господь.

С любовью

Е. Серафим

Получил все и прочитал от кого. Благодарю. Люблю вас крепко. Мое благословение сестрам Влахернским, схимонахине Серафиме.

Слава Богу за все. Праздную, светло торжествую четвертый месяц душеспасительного заключения моего. Благодарю Господа, благодарю и вас во Христе Иисусе, родные мои, любимые и присно поминаемые дети и детки мои за все ваши участливые заботы о мне грешном. Господь да воздаст вам сторицею в сем веке и наипаче в будущем. Жалею болящего Коленьку, которому, писали мне, были на той неделе 2 крайне болезненных операции. Болезнь сия не к смерти, но к славе Божией.

Молюсь за болящую горячо.

46