Письмо LVII. Всемилостивейшему императору Евгению Амвросий епископ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Письмо LVII. Всемилостивейшему императору Евгению Амвросий епископ

1. Причиной моего ухода был страх Господа, к которому все свои деяния, насколько я в состоянии, я имел обыкновение обращать, и никогда не отвращать от него свою душу, и не ставить какого–либо человека выше, чем благодать Христову. Ведь я никому не делаю вреда, если предпочитаю всем бога, и, полагаясь на него, я не боюсь говорить вам, императорам, что я чувствую по своему пониманию. Итак, о чем я не умалчивал перед другими императорами, о том и перед тобой, всемилостивейший император, не буду умалчивать. И чтобы сохранить порядок дела, я сжато расскажу о том, что к этому делу привело.

2. Знатнейший муж Симмах, когда он был префектом города, обратился к молодому императору Валентиниану, августейшей памяти, чтобы он приказал вернуть храмам то, что было у них отнято. Он выполнял это, со своей стороны, в соответствии со своим рвением и своим культом. Как бы то ни было и я, епископ, со своей стороны, должен был обследовать суть дела. Я представил императорам два послания, в которых я отметил, что христианин не может вернуть средства на жертвоприношения и что я не был виновником того, что они были отменены; однако я был виновником того, чтобы не было вынесено решений; наконец, так как покажется, что он сам дает идолам, чтобы он не возвращал. Ведь то, что он сам не отнимал, не может и вернуть, но по собственной воле сделает большие подачки для расходов на суеверия. Наконец, если бы он сделал это, он либо не пришел бы в церковь, либо, если бы пришел, он не нашел бы там священника, или нашел бы себе в церкви в его лице сопротивление. И не могло быть приведено в оправдание то, что он был катехуменом, так как не следует даже катехуменам предоставлять средства идолам.

З. Мои письма были зачитаны в консистории; присутствовал комит высшего ранга Бауто — командующий войсками и Руморид — сам такого же достоинства, с раннего детства приверженный почитанию языческой религии своего народа. Тогда Валентиниан выслушал мой доклад и не сделал ничего, кроме того, что требовало дело нашей веры. И это приняло также его окружение.

4. Впоследствии же я лично обратился в всемилостивейшему императору Феодосию и не колебался говорить ему в лицо. Он, получив такого рода обращение посольства сената, хотя не весь сенат обращался с просьбой, разъяснению моему в конце концов вынес одобрение: так в течение нескольких дней я не подходил к нему, но он не воспринял это с досадой, так как я делал это не ради своей выгоды, но не смущался говорить перед царем то, что и ему самому и душе моей было бы принесено в жертву.

5. Ещё раз посланное сенатом посольство к Валентиниану, государю августейшей памяти, в Галлию ничего не могло добиться, и я действительно отсутствовал, и тогда ничего ему не писал.

6. Но когда твоя милость взяла в свои руки кормило власти, после этого стало известно, что даны дары этим людям — замечательным в делах государственных, но почитающих язычество; и, возможно, могут сказать, император август, что ты не возвращал того храмам, но одарил тех, кто должным образом заслужил это перед тобой. Однако нам постоянно следует действовать из страха перед Богом нашим, что также часто делается во имя свободы не только священниками, но даже теми, кто вам служит, или в большом количестве находится в провинциях. Когда ты стал императором, послы попросили, чтобы ты вернул храмам; ты не сделал этого; ещё раз попросили другие, ты оказал сопротивление; и после этого ты посчитал, что следует одарить тех,кто просил.

7. Хотя велика власть императора, однако подумай, император, какова власть Бога; он видит сердца всех, он испрашивает внутреннюю совесть, он знает все дела прежде, чем они свершаются, он знает, что происходит в груди твоей. Разве вы не страдаете, когда вас обманывают, и вы хотите скрыть что–нибудь от бога? Разве это не дошо до тебя? Хотя они и действовали так настойчиво, разве не было твоим долгом, император, за Бога истинного и высшего и живущего оказать почтением своим ещё более настойчивое сопротивление и отказать в том, что было в нарушение священного закона.

8. Кто завидует из–за этого, то, что ты желал, ты подарил другим. Мы не являемся исследователями вашего образа действий и не завидуем привилегиям других, но мы являемся толкователями веры. Как ты можешь предлагать дары свои Христу? Немногие оценят то, что ты сделал; все то, что ты желал, что бы они сделали, будет твоим, что бы они не сделали, своим. Хотя ты и император, ты должен быть в большей степени подчиненным Богу. Каким образом будут священники Христа распоряжаться твоими дарами?

9. Был такого рода вопрос и в прежние времена, однако гонение уступило вере отцов, и язычество было свергнуто. Ибо когда в городе Тире должны были проводиться пятилетние состязания и чтобы посмотреть их прибыл величайший злодей — царь Антиохии, Ясон назначил священных уполномоченных, чтобы из Иерусалима они доставили антиохийцам 300 серебряных дидрахм и дали их на жертвоприношение Геркулесу; но отцы не дали язычникам денег, а посланные верные мужи торжественно заявили, что деньги не будут выплачены на жертвоприношения богам, так как это не подобает, но на другое средства будут даны. И было постановлено, что так как он сказал, что серебро должно быть послано на жертвоприношение Геркулесу, должно быть взято именно то, что будет послано. Но так как те, которые принесли это,сопротивлялись из–за своего усердия и вероисповедания, чтобы не на жертвоприношение использовали, но на другие нужды, деньги были даны на постройку корабля: хотя и будучи приужденными, они послали деньги, однако не на жертвоприношение, но на другие расходы государства.

10. Вообще те, кто доставил деньги, по крайней мере могли бы молчать, но они повредили бы вере, так как они знали, для чего доставлены деньги, и поэтому они послали мужей, боящихся Бога, которые сделали так, что не на храм, но на расходы по строительству корабля то, что было послано, было бы предназначено. Ибо они доверили деньги тем, кто чтил основания священного закона; судьей дела был избран тот, кто освобождает совесть. Если они, находясь в чужой власти, так остерегались, то нельзя сомневаться, что следовало бы делать тебе, о император. Во всяком случае ты, кого никто не принуждает, никто не имеет в своей власти, должен был спросить совета у священника.

II. Действительно, когда я тогда сопротивлялся, хотя и один сопротивлялся, однако не один я желал того, не один я то советовал. Ибо потому что моими словами я обязан и перед Богом, и перед людьми, я понимал, что ничего другого мне не позволено, ничего другое мне не следует, если не то, чтобы я позаботился о себе, потому что я не мог покорно довериться тебе. Действительно я долго сдерживался, долго скрывал свою скорбь; я считал, что никому ничего не следует сообщать, теперь мне можно больше не скрывать, не было свободы и молчать. По той же причине в начале твоего правления я не отвечал на твои письма, потому что предвидел, что это произойдет. Наконец, когда ты потребовал ответа на письмо, так как я не написал на него ответ, я сказал: я полагаю, что это и есть причина того, что должны добиться от него.

12. Однако, когда возникла причина для исполнения моего долга, я и писал, и просил за тех, кто чувствовал беспокойство о себе, чтобы я мог показать, что в делах Бога во мне есть справедливый страх, и что я не больше ценю лесть, чем душу мою; в тех же делах, в которых подобает вас просите, также моим долгом является показать рвение перед властью, как и в Писании: «Кому честь, честь; кому подать, подать» [14]. Ибо так как из глубины своего сердца я полагаюсь на частное лицо, как я могу не полагаться на императора? Но те, кто желает, чтобы на вас полагались, мучаются от того, что мы полагаемся на Него — того, кого вы желаете увидеть творцом вашей власти.

Конец лета 393 г.