4.

4.

Из усмотренного начала, в силу которого человек — как индивидуальный, так и коллективный — никогда не есть самочинный и самодержавный хозяин своей жизни, а есть служитель правды Божией, следует, что человек не «создает», не «делает» своей общественной жизни, а творит предначертания высшей воли, как они непосредственно вытекают из всего его исторического прошлого. Этим определяется принцип традиционализма, религиозно выраженный в заповеди о почитании родителей. Этот традиционализм есть не слепое поклонение прошлым формам жизни, в которое он часто вырождается, а благоговение перед сверхвременным единством истории, как богочеловеческого процесса и вытекающее отсюда уважение ко всему прошлому жизненному опыту человечества. Самочинная свобода целого поколения, людей сегодняшнего дня, есть такое же разрушающее жизнь бесчинство, как и самочинный произвол личности. Требование исторической непрерывности, уважения к прошлому и укорененности в нем есть не просто директивное предписание, которое человек может по желанию выполнять или не выполнять. Это есть, как и все вечные начала, лежащие в основе общества, закон жизни, на котором она зиждется и вне которого необходимо гибнет. Всеединство человеческой жизни, в силу которого всякое «я» укоренено в «мы» и живет и развивается только в его лоне, имеет и временное измерение, в котором оно есть сверхвременность. Общество как духовное единство, никогда не вмещается в миг настоящего, в сегодняшний день; оно есть только тогда, когда в нем в каждое мгновение живет все его прошлое; его «сегодня» есть только связь между его «вчера» и «завтра». Только если в детях живет душа и воля отцов, они имеют жизнь, чтобы передать ее внукам. Во всякое мгновение в обществе действуют законы и обычаи, установленные давно умершими людьми и выражающие их волю и веру, обращаются материальные и духовные капиталы, накопленные трудом прошлых поколений. Попытка оторваться от этого прошлого, заново из ничего создать свою собственную жизнь, «учредить» новое общество есть безумие нечестия, которое равносильно самоубиению и не кончается смертью, только, если силы прошлого, после краткого паралича, вновь пропитывают собою жизнь; эта попытка равносильна попытке вылить из человека всю кровь, накопленную прошлым питанием, и влить в него совершенно новую, им самим только что приготовленную кровь. Революции, которые суть выражения такой попытки, правда, психологически всегда обусловлены тем, что в крови накопились отравляющие общественный организм яды, которые и влекут к этому самоубийству с безумной мечтой начать жизнь сначала, тем не менее, по существу они суть именно такое самоубийственное нарушение основного начала непрерывности и сверхвременности общественной жизни; как всякое нечестие, они караются либо смертью общества, либо изобличением своего бессилия и своей лжи. После опыта великой французской революции европейская мысль, в лице самых проницательных и духовно-зрелых своих представителей, как Жозеф де-Местр и Эдмунд Берк, вновь осознала этот основной закон исторической жизни, по которому общество не делается и не учреждается людьми, а творится на подобие органических существ, произрастая из прошлого. В настоящее время эта истина снова в значительной мере забыта — и притом не только революционерами, все миросозерцание которых основано на ее отрицании, но и их политическими противниками, которые в своей мечте усилием личной воли и мысли вновь построить разрушенные старые формы жизни вместо того, чтобы опереться на живые силы прошлого, еще действующие в настоящем, и помочь им органически и в новых формах воссоздать нарушенную непрерывность жизни, — свидетельствуют о том, что они утратили непосредственное чутье живой значительности этой истины. Но и помимо этих резких уродств общественной мысли, есть много понятий и принципов современного общества, которые противоречат этой незыблемой истине; она нарушена и в идее «учредительного собрания», и в идее равного и прямого избирательного права, по которой воля и даже сегодняшнее настроение совокупности живущих в настоящий момент людей должна державно определять судьбу государства. Коротко говоря: где забыта основная истина, что человеческая жизнь подчинена вечным общественным началам, там неизбежно забывается и мысль об основном, сверхвременном или сверх историческом единстве человеческой жизни, и общество мнится, как создание сегодняшнего дня. И наоборот: из усмотрения вечных основ общественной жизни непосредственно вытекает признание единства ее движения, внутреннего, неустранимого соучастия прошлого в настоящем, как необходимого условия самой жизни, т. е. самого творчества нового. Господствующая ныне антропократия приводит неизбежно к потере исторической памяти и отсюда — к шаткости, эфемерности общественного бытия; это есть ее имманентная кара. Напротив, теократия (в широком первичном смысле слова), как утверждение общественного бытия на сознании вечного, укрепляет и память о прошлом, присутствие прошлого в настоящем и есть необходимое условие подлинной силы и творческой значительности общественной жизни.