Геенна
Геенна
Лощина сия, над которою возвышается с юго-востока гора Соблазна, украшена была рукою святотатственных царей Иуды. Прохладные рощи, посвященные Астарте, свежие ключи, журчавшие в честь кумиров Сидонских, давали ей очаровательную прелесть. Но благочестивый царь Иосия, горя рвением к Иегове, разбил идолов, сокрушил требища и, чтобы не только изгладить их из памяти ветреного своего народа, но даже омерзить ему самые места, истребил все рощи, заглушил ключи и велел завалить долину всеми нечистотами города. Посему и в Евангелии ад и геенна выражают одно и то же.
Еще и поныне несколько дерев оживляют южную покатость Сиона, и меж ними одно особенно достойно внимания. Это обширная тенью смоковница, разделившаяся надвое от самого корня, который обнесен грудою камней наподобие холма. Под ее навесом, или, лучше сказать, на ветвях той, которая в свою череду цвела на этом месте, нечестивый царь Манассия велел распилить деревянной пилой столетнего старца Исаию и не пощадил в нем ни крови царской, ни божественного духа. Могила Исаии, как полагают, скрыта под каменным холмом.
Никто из пророков не восставал в такой полноте духа, в таком свете обетования, как Исаия. Сильны чудесами Моисей и Илия, но на каждом из них лежит отпечаток ветхого, преходящего завета. Все пророки видят пришествие Мессии; но они облекают его на земле величием царским или темно говорят о его страсти. Один Исаия, очистив око славой сидящего на херувимах и уста углем из огня видения, ясно возвещает земное уничижение виденного им во славе Отчей. Рождением от Девы дает он знамение Божеству; он видит его не грозным царем, но умаленным паче всех сынов человеческих; видит спасительную цель его послания и суд мира, который в смирении терпит, и, вспомнив предвечную славу страдальца, в ужасе восклицает: «Род же его кто исповесть!».
Вместе евангелист и пророк, занятый более грядущей, вечной славой церкви и нового Иерусалима, нежели временными судьбами древнего, он жил духом уже во днях искупления, чуждый своему веку, которого нечестивые царства поражал громом уст своих, свергая с звездных гор престол Вавилона и расстилая мрежи рыбарей на обломки пышного Тира. Сам он протек по земле, как один из виденных им у трона Иеговы серафимов, четырьмя лицами орла, тельца, льва и ангела, знаменующих четыре Евангелия, которые все вместил в душе своей божественный Исаия.
Почти напротив могильной смоковницы пророка стоит при соединении лощины Геенны с долиной Кедронской колодец Иоава, военачальника Давидова, или Неемии. И поныне чистые воды сии составляют сокровище Иерусалима, изобилующего только с южной стороны ключами. К нему стекаются из города жены арабские с водоносами на голове и на плечах, как некогда девы Израиля, и молодые арабы окрестных селений нагружают вблизи статных ослов своих налитыми водою мехами. Мало изменилась со времен иудейских сельская картина Палестины. Иногда, забывая век и обстоятельства, можно перенестись мыслями к патриархальной жизни евреев и на миг обольстить воображение, всегда непокорное настоящему.
Далее встречаются на скалах, противолежащих Сиону, дикие расселины и внутри их погребальные пещеры; ибо сей каменистый скат горы принадлежал некогда селу скудельничему, купленному за 30 сребренников для погребения странных. Узкое в скале отверстие примыкает тесным переходом к гробовому покою, внутри коего до тридцати гробниц, подобных ложам, иссечены в камне, и на сих мертвенных одрах лежат еще многие кости, не обретшие отдыха и в недрах земли. Они составляют смешанную груду, будучи встревожены рукой человеческой, в свою череду давно уже окостеневшей, которая только возмутила приют смерти как бы для того, чтобы не было мира костям на месте крови. Некогда пещера сия, по-еврейски Акельдама (цена крови), служила почетным кладбищем для христиан, которого самую землю они далеко разносили, чтобы посыпать ей хладный лик своих усопших. Скитаясь долго и без отголоска высокой душе своей по суетному свету, пресытясь его ничтожностью и по тяжком опыте признав себя чуждыми не только одному Иерусалиму, но и целой вселенной, они приходили на пути своем в небесную отчизну класть усталые члены на месте погребения странных, по горькому праву – как странники мира.
Странное чувство! Остовы и черепа, всегда производящие столь неприятное впечатление на сердце человеческое, не имеют сего грустного свойства в гробовых пещерах Иерусалима. Равнодушно скользит по ним оступившаяся нога, и рука, обреченная подобному же тлению, без тайного содрогания прикасается к сим бренным остаткам, столь горько напоминающим нам будущий образец красоты нашей. Но что источником сего бесстрастия? Сила ли протекшего, которое исключительно овладело священными окрестностями Иерусалима и, говоря с нами единственно языком смерти, доступно только в образах разрушения? или светлое будущее, увлекая нас духом за пределы мира, представляет очам всю груду белых костей сих только в виде одной высокой ступени, на которую должны мы ступить, чтобы шагнуть в вечность?
Дикая келья, приписываемая пророку Илии, по рассказам латин, и св. Онуфрию, по преданиям греческим, иссечена в скале близ гробовых пещер. Она была обращена в малую церковь, где прежде служили литургию в день родительской субботы за упокой всякой души христианской. На потолке еще видны следы мозаиков, и почти подле вертепа есть другие остатки большого здания, вероятно церкви, полуиссеченные в скале, полувыстроенные из камня, но время покрыло их неизвестностью.
Вообще вся противолежащая Сиону сторона лощины Геенны, до самых прудов Соломоновых, наполнена малыми гротами, которые служили приютами для первых христиан по двукратном разорении Иерусалима, Титом и Адрианом. Не смея селиться в заветном для них городе и не желая оставить родины, где жили в созерцании великого поприща искупления, назареяне, так названные в поругание от римлян и поныне сохранившие имя сие на Востоке, втеснились, как птицы, в каменистые ущелья и пребыли в них верными гнезду своему, отколе, окрыленные верой, разнесли в концы вселенной слово распятого Назарея.
От юго-западного угла Сиона продолжаются к северу, вдоль стены до крепости Давида, иссохшие пруды Соломоновы, образующие начало лощины Геенны. На берегу сих прудов стоит малая церковь Св. Георгия, уважаемая арабами, которые приносят в нее больных своих для исцеления. Древняя плотина с каменным мостом пересекает пруды, и через нее идет дорога к Вифлеему. Так от ворот Гефсиманских до ворот Яффы, по вершине Элеона и вокруг подошвы Сиона, обошел я с востока, юга и запада священные окрестности Иерусалима.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.