Заключение: личность, свобода и общность

Заключение: личность, свобода и общность

Теперь мы можем коротко подвести итог нашему сравнительному прочтению трудов русских и итальянских мыслителей о личности и добавить некоторые дополнительные замечания о свободе и общности.

Вопрос об абсолютной свободе, который характеризует европейскую философию в первой половине XX века, нашел свое оригинальное развитие у русских и итальянских представителей персонализма, каковой можно рассматривать как христианский ответ на проблемы, поднятые экзистенциалистской философией. Если такие православные богословы, как Сергей Булгаков и Владимир Лосский, пытались обеспечить новое понимание личности в пределах догматической традиции церкви, бердяевское предложение определить личность в терминах свободы и творчества открыло неисследованное поле для изучения отношений между человеком и Богом в мире. Развиваясь в этом направлении, герменевтика личности Луиджи Парейсона, поместила исходную «трагедию свободы» в самом Боге: зло не может быть просто истреблено, ибо оно всегда остается как негативный предел свободы; но оно может быть преодолено свободным даром самого себя в любви, в вечном акте Бога, который выбирает быть, а не уйти в небытие.

Здесь мы не на неисторическом небосводе чистых сущностей, а в самом центре трагедии истории, в которую вовлечен сам Бог. Искупление истории появляется внутри самой истории, когда свободная воля направляется не на самоутверждение, но на самопожертвование, и само-тождество открывается как диалог с другим[291]; тогда тайна личности открывается сообществу.

Если великая притча, предлагаемая современностью, описывающая переход от автономии к гетерономии, может быть представлена как переход от иерархического замкнутого мира к открытой вселенной, основанной на принципе равенства, в которой каждый, по крайней мере теоретически, творец своего будущего, то парадоксальным результатом эгоистического творчества будет радикальное одиночество индивидуума, для которого анонимный характер толпы есть лишь спрятанное лицо.

Современное подозрение любого принуждения со стороны «Я», парадоксальным образом, рискует уничтожить свободный дар встречи с другим или в коллективном мифе идеологии, или в безразличии индивидуализма. Аутентичная диалектика между общением и внутренней свободой всякой личности требует своей реализации в доверии и благодарности по отношению к другому: в вечно новом благодарении, в евхаристической практике. Здесь мы имеем новую онтологическую аналогию. Человеческое сообщество как koinonia, участие в жизни Христовой (ср. 1 Кор 10:16) не только определяет горизонтальную плоскость отношений между личностями, но и смотрит на жизнь божественных Лиц. «“Быть” означает “жить”, а “жить” означает “общаться”» (И. Зизиулас). Без личности нет общения, но и без общения нет личности.

Аутентичная «церковная» размерность динамики между личностью и общностью открывает в Божьем «ныне» вторжение эсхатологической новизны: определяющее общение в Боге «всего во всем», которое вписывает общение в центр личных взаимоотношений человека с Богом. Это все более присуще нашему постмодернистскому времени с его атомизацией субъекта. Христианское понятие личности, в котором негативное не подавлено, но свободно превзойдено, составляет точку преодоления потенциально деструктивного противостояния между антагонистическими импульсами «эго» (анархизм) и стремлением к единству в коллективизме (тоталитаризм).

Что же тогда такое личность? Чудо, открытое благодарности, удивление, доверяющее другим; свобода, которую дает себе сам человек, глубокая свобода, постоянно неудовлетворенная, рожденная из любви и только из любви. Творческое формирование личности – это искусство, диалогическая практика внутренней жизни и отношений с другими, любовь к конкретной ежедневной жизни как горизонт, к которому мы стремимся в человеческом обществе.

Перевод с английского Андрея Заякина