Глава 12. Провозвестие и действие Святого Духа
Глава 12. Провозвестие и действие Святого Духа
Вспомним здесь о реформаторском прорыве Лютера, о том, какие сомнения мучили его: «Откуда мне знать, что мое покаяние истинно, что я достаточно сделал для своего спасения?». Его реформаторским ответом стало: «Я должен смотреть не на себя, не на то, что я есть, что я делаю и что чувствую, а только на Христа. Не я сам спасаю себя, а Христос!». Однако эта истина – истина, что мое спасение находится во Христе – должна быть, как мы уже подчеркивали, объявлена извне. Я должен услышать об этом. Только если я слышу о Христе, только тогда может во мне зародиться и укрепиться вера в Него. То, что Бог безусловно принимает меня, не может быть следствием никаких моих внутренних чувств, убеждений или размышлений. Эта весть приходит ко мне извне. Я сам не могу «догадаться» об этом, «пережить» это. Поэтому Лютер так яростно отвергал точку зрения представителей так называемой «радикальной Реформации», которые призывали отказаться от всякого записанного или проповедуемого слова («внешнего слова», «телесного слова», по терминологии Лютера) и ждать непосредственных Божьих откровений в своей душе. Если откровение рождается внутри меня, то оно зависит от моих чувств и настроений. Сегодня я охвачен энтузиазмом, а завтра впаду в отчаяние. На себя самого я не могу положиться. Мне как верующему необходимо внешнее слово, нечто, что не зависит от моих собственных чувств, мыслей, опыта, нечто, к чему я могу обращаться снова и снова, в любой ситуации и в любом настроении. Так же девушка нуждается в том, чтобы ее возлюбленный снова и снова говорил ей о своей любви, хотя она давно уже в душе знает о том, что он ее любит.
Здесь есть и другой важный момент: какую бы внутреннюю «близость» к Богу я время от времени не переживал, в конце концов, в себе самом я не могу найти никаких оснований для надежды. В себе самом я могу увидеть лишь безраздельное господство греха, лишь удаленность от Бога во всех частях своего существа, во всех аспектах своей жизни. Чтобы понять, что Бог принимает меня, мне надо обратить свой взгляд (вернее, свой слух!) вовне.
Поэтому и необходимо богослужение с ключевыми его элементами: исповедь с произносимой на ней формулой отпущения грехов, проповедь, чтобы снова и снова возвещать человеку Божье принятие и прощение, возвещать извне. Они нужны для того, чтобы раз за разом напоминать верующему нечто совершенно невероятное: «Бог ничего не требует от тебя, Бог сам целиком и полностью раскрылся тебе навстречу, отдался тебе!».
Так уж устроен человек: он не может принять весть о безоговорочном прощении, он не может просто так поверить в нее, тем более, передавать ее дальше. Это оказывается невероятно трудным. Снова и снова каждый спрашивает себя самого и других: а что мне и тебе еще нужно сделать для Бога? Вот тому, чтобы поразить человека, и более того, даже шокировать его вестью о Евангелии, открывающейся на кресте, отвратить его от подобных мыслей, и должна служить проповедь. Слова прощения, которые она провозглашает, должны быть такими словами, за которые мучимый сознанием собственной греховности человек мог бы ухватиться, за которые он мог бы цепляться: «Я знаю, что мне нечем оправдаться перед Богом, я знаю, что я в отчаянном положении, я знаю, что все во мне проникнуто грехом. Но мне сказано, что Христос умер за меня. Этого я и буду держаться. В этом – мое единственное утешение и надежда».
Понятно, что многие современные люди никогда не проходили через те муки закона, через которые пришлось пройти Лютеру и другим его современникам. Они никогда не сталкивались с законом во всей его сокрушающей жестокости. Вопрос о безусловной необходимости этого этапа следует оставить открытым. Но в любом случае, те, кто не мучился от неисполнимых требований закона по-настоящему, кто не ощутил весь ужас своей греховности, не менее нуждаются в словах о Божьей любви и безусловном принятии. Снова и снова я должен слышать эту весть, слышать, что я прощен, слышать Евангелие, снова и снова я должен встречаться с захватывающим событием креста Христова. И тогда неважно, принимаю ли я эти слова с энтузиазмом или с сомнением, с радостью или с горечью, – не то, как я их принимаю, а само их содержание является для меня решающим.
Это отчасти можно сравнить не только с объяснением в любви, но и с оправдательным приговором, который зачитывает судья: неважно, с какими мыслями подсудимый встречает этот приговор, тот все равно вступает в силу. То, что происходит на христианском богослужении – не что иное, как производимое разными способами, каждый раз по-новому, зачитывание оправдательного приговора Бога, или, если кто-то не любит юридический язык, зачитывание невероятного послания Божьего, в котором Он признается нам в любви.
Поэтому слова о Христе и прощении – это не просто размышления. Они становятся эффективным провозглашением Божьего прощения, они осуществляют то, о чем они говорят. Произнося слова отпущения грехов, пастор на богослужении не говорит о прощении, но произносит прощение. Слово Божье, откровение – это не столько какая-то определенная информация, сколько действие. Бог творит словом. Вспомним пример с приговором. Судья не говорит подсудимому, например: «Я считаю, что вы невиновны, поэтому вас можно было бы в принципе отпустить». Нет, он объявляет человека оправданным и свободным, и тот становится таковым. Вне зала суда, в компании друзей судья может сколько угодно рассуждать о том, виновен подсудимый или нет, – это будут просто слова. И совсем другое дело – официально зачитанный приговор. В нем не просто содержится определенная информация или рассуждения, он производит конкретное действие. Точно так же одно дело – рассуждать о любви, и совсем другое дело – признаваться кому-то в любви.
Но здесь важно понять: слова евангельской проповеди являются эффективным провозвестием прощения, осуществляют свою весть не потому, что в них присутствует какая-то мистическая, сверхъестественная сила, или какая-то «благодать». Просто эти слова – единственная опора в вере христианина. Эти слова – то, чем вера живет. Эти слова раз за разом ставят человека перед реальностью Божьей любви, снова и снова обращают его взгляд, мысли и чувства вовне, на Христа, и тем самым порождают, питают и укрепляют веру, доверие.
Таким образом, проповедь не случайно является центральным элементом протестантского богослужения. Она – это не просто полезные для прихожан размышления о тех или иных духовных истинах, наставления, поучения и так далее. Все это не составляет сущности проповеди. Главная задача проповеди – возвещать людям крест, Евангелие, спасение, и через это провозвестие осуществлять эти задачи в жизни данных конкретных своих слушателей. В слове проповеди для ее слушателей звучит само слово Божие, Его откровение.
При этом свободная проповедь необходима, поскольку каждый раз Евангелие нужно возвещать по-разному. Нет и не может быть одной раз и навсегда данной формы его провозвестия, как нет и не может быть единой и подходящей всегда и для всех формулы объяснения в любви. Нет и не может быть единой и единственной формулы для выражения евангельской вести, будь это даже самая важная цитата из Библии. При этом, конечно, любая проповедь не свободна от различных ошибок, заблуждений и так далее. Но они не могут отнять у нее характера слова Божьего: любое, пусть и несовершенное, пусть и содержащее ошибки, пусть и произносимое не от чистого сердца провозвестие, которое обращает слушателей к Христу, уже в силу этого есть слово Божие, Его откровение.
Таким образом, Христос дан нам только в слове о Нем. Собственно, почти никогда дела и не обстояли иначе. Не само явление Христа во плоти на протяжении короткого временного отрезка в начале позапрошлого тысячелетия является откровением Божьим как таковым, но именно слово о Христе, слово о милости, о любви Бога, явленной в Нем. Так вечное слово, о котором говорит пролог Евангелия от Иоанна, становится словом проповедника.
Все вышесказанное относится и к таинствам: крещению и причастию. Они есть не что иное, как то же самое слово Божие, но «сказанное» еще более материальным, зримым образом, чем слово проповеди. В такой материальности таинств слово становится, с одной стороны, менее рациональным, его труднее понять, но с другой стороны, усиливается личный момент: всегда можно сомневаться, действительно ли слово проповеди или отпущения грехов произнесено для меня лично, могу ли я воспринять его как обращенное именно ко мне – но никто не будет сомневаться в простом и однозначном, совершенно внешнем факте своего крещения или принятия причастия. Поэтому крещение и причастие в лютеранском понимании – это тоже носители откровения. Они несколько отличаются по своим функциям и по своему воздействию от слова проповеди, но по своей сущности образуют с ним одно целое. Таинства понимаются в лютеранской церкви как своеобразные – наиболее материальные – формы слова, а слово, в свою очередь, обладает сакраментальным характером.
Поэтому пример таинств помогает нам еще глубже осознать значимость внешнего слова. На этих примерах мы особенно ясно видим, что оно не просто сообщает информацию. Оно действует. Но не каким-то «мистическим» образом, а точно так же, как действует признание в любви или первый поцелуй, которые не сообщают о любви, но сами становятся ее манифестацией.
Проповедь и таинства – это внешнее слово, но оно должно стать внутренним словом в каждом из верующих, пробуждая и поддерживая веру. А ведь это и есть действие Святого Духа. Святой Дух – это Дух евангельского слова. Единственное, что может Святой Дух – это давать нам внутреннее свидетельство о Христе. Причем это внутреннее свидетельство всегда привязано к внешнему слову и не может существовать без него. Да, провозглашение слова может оставить человека равнодушным. Святой Дух может не действовать в том или ином конкретном случае. Но действие Святого Духа невозможно без того, чтобы слово не провозглашалось. Святой Дух действует через слово и никак иначе. Его главная и, по сути, единственная задача – донести до нас это слово.
Дух действует не просто в слове, но в слове, имеющем весьма конкретное содержание: это слово о Христе и Его значении для нас, это слово о прощении грехов. Действие Святого Духа, таким образом, – это принятие нами содержания внешнего слова, это осознание его значения для нас лично.
Несколько слов нужно сказать о том, что вообще подразумевается под Святым Духом, поскольку и здесь очень нередки разнообразные заблуждения. Обычно дух воспринимается как противоположность материи, как некая «нематериальная субстанция». Но в еврейском, в греческом языках (и в русском это тоже еще можно почувствовать) нет специального слова «дух». Там есть слово, которое означает «дыхание», «ветер». Именно это слово и переводится в русских Библиях как «Дух». Дух – это, таким образом, не субстанция, Он – это динамика, движение. Ветер, движение воздуха – а не воздух, образно говоря. Когда в Евангелии от Иоанна Христос говорит, что Бог есть Дух, то Он не имеет в виду, что Бог нематериален, он, скорее, утверждает, что Бог – это движение, порыв. Мы часто говорим, например, «дух революции» или «дух протеста». Эти слова обозначают некое внешнее по отношению к конкретному человеку движение, которое может захватить его, стать его внутренним порывом. Точно так же и Святой Дух (может быть, лучше будет даже сказать: «Святое Веяние», «Святой Порыв»), будучи той динамикой, той силой, которой обладает слово о Христе, становится внутренним порывом, устремлением верующего к этому слову человека.
Итак, действие Святого Духа – это действие на слушателей связной речи об Иисусе Христе. И все так называемые «дары Святого Духа» – это тоже воздействие этой речи. Однако центральным и решающим воздействием, конечным результатом действия Святого Духа является, по Лютеру, вера. Не нравственное совершенство, не особые переживания, не чудотворение, не исцеления, а обычная, так сказать, «повседневная» вера. Именно ее зарождение и укрепление является главным, самым важным действием Святого Духа. Если мы хотим испытать это действие, то его надо искать не в необычных явлениях, а в нашей «обыденной» вере в Иисуса Христа.
И вот здесь пролегает главное различие Лютера и лютеранства с современными харизматическими движениями. Опыт Святого Духа в необычных явлениях вполне может быть. Но здесь у нас нет гарантии, что речь идет именно об истинно Святом Духе, о Духе Божьем. И кроме того, такой опыт ничего существенного не добавляет нам, поскольку он не может быть выше, чем «простая» вера в Иисуса Христа. Человек, верующий в Иисуса Христа, уже охвачен Святым Духом. Большего быть просто не может. Все остальное: обычное или необычное – это не большее, не высшее, а просто возможные сопутствующие эффекты нашей веры.
В этом и состоит действие Святого Духа: внешняя реальность события Иисуса Христа становится моей внутренней реальностью. Внешний порыв пронизывает все мое существо, становится моим внутренним порывом. И – это нужно подчеркнуть – такое происходит снова и снова, это постоянный процесс, это действительно жизнь. Снова и снова, и каждый раз по-разному. В этом процессе не исключены и необычные явления, сильные переживания и так далее. Но сама суть этого процесса – во все новом внутреннем восприятии вести об Иисусе Христе.
Причем я сознательно постоянно подчеркиваю эти слова «снова и снова». Если мы видим христианскую жизнь так: человек приходит к вере, а затем живет как христианин, то мы не оставляем в этой жизни места Святому Духу. Святой Дух – это дух движения в вере. Поэтому правильный взгляд на христианскую жизнь – это ежедневное и ежечасное новое открытие для себя Иисуса Христа, новый взгляд на Него, это жизнь в Иисусе Христе, именно жизнь: динамичная, полная движения. Если нет этой динамики, этого движения, то говорить о Святом Духе трудно.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.