Глава XI Святые немощи

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава XI

Святые немощи

Политические, идеологические и экономические аспекты возвращения церковной собственности, отягощенные «человеческим фактором», не должны скрывать глубинных оснований этого процесса, связанных с собственно религиозной жизнью России. Пресловутое «удовлетворение религиозных потребностей» и «чувства верующих» оказывают серьезное влияние как на формирование современных особенностей православной субкультуры страны, так и на сам процесс культовой реституции. В большей степени это касается собственно памятников православной старины, чем церковной недвижимости, поставленной прежде всего на службу экономическим интересам. Естественно, что борьба за наиболее значимые объекты культурного наследия до определенной степени подчинена тем же интересам. Однако ее политические и идеологические дивиденды, связанные с контролем над массовым восприятием истории, представляются более актуальными и достижимыми.

Возвращение в церковную жизнь уже известных реликвий и включение в нее новых святынь подается как «возрождение традиций», связанных с преемством церковной жизни. Однако анализ этого процесса свидетельствует не столько о реконструкции исторических традиций, сколько о конструировании новых, лишь формально напоминающих непреходящие ценности евангельской веры и Российского Православия. В развитии этого феномена важную роль играют псевдореликвии, чье появление в церковной культуре является отражением уже известного нам процесса трансформации культурного наследия Церкви и его исторического облика в угоду, как кажется на первый взгляд, утилитарным интересам и персональным вкусам. Однако в результате возникает искаженный образ Предания, не соответствующий его формам, реально существовавшим в истории Церкви. «Евроремонт» православной традиции становится действенным способом трансформации Предания и использования его в современной идейной борьбе. В результате, под видом традиции, Церкви и обществу предлагается совершенно новая «редакция Православия», не просто имеющая мало общего с благочестием и духовной культурой рубежа XIX и XX вв. или с христианскими переживаниями Древней Руси, но находящаяся в серьезной оппозиции к вере и богословию. Естественный процесс интерпретации Предания на языке современной культуры, достоверность которого всегда можно проверить при помощи культурного наследия Церкви, превращается в подмену самой традиции.

Такая подмена, стремящаяся заместить изначальные ценности христианства их современным пониманием и подчинить им общественную жизнь, и должна быть названа фундаментализмом. Агрессивное стремление использовать в своей деятельности современные средства секулярной культуры является не столько характеристикой феномена, сколько лишь одним из способов достижения результата. В России, в силу консервативности восточно-христианского сознания, основной особенностью православного фундаментализма является использование традиционных форм христианской культуры и храмового благочестия для его утверждения в сознании верующих. Другой особенностью этого явления в России является поддержка его некоторыми группами в политическом руководстве страны и сочувствие определенной части общества. История приспособления и искажения исторического облика памятников церковной старины в процессе ее «реставрации», демонстрирующая как сам процесс, так и его особенности, отчасти нам уже известна. Однако история обретения и «трафика» мощей и икон последнего 15-летия, с их исторической недостоверностью, политической подоплекой и клерикальными амбициями, также играет особую роль в сложении фундаменталистских настроений, оторванных от фундамента Евангелия.

Одним из первых в 1989 г. состоялось обретение мощей св. князя Александра Невского († 1263), обнаруженных в фондах Государственного музея истории религии иереем Николаем Головкиным. 3 июня они были перенесены в Александро-Невскую лавру. После всенощного бдения должно было состояться освидетельствование мощей. Однако митрополит Ленинградский Алексий (Ридигер) в тот вечер не стал производить полноценного осмотра, попросив поверить ему на слово. Он сообщил, что в ларце находились несколько костных фрагментов, некогда, очевидно в связи с предстоявшей в 1916 г. эвакуацией российских ценностей из Петрограда в Вологду, запечатанных печатью «архиепископа Тверского».

4 ноября 1990 г. в запасниках того же музея были найдены мощи прп. Серафима Саровского († 1833), изъятые чекистами в 1927 г.

5 декабря состоялось их освидетельствование, главным основанием которого были обнаруженные рукавички с вышитыми надписями «Преподобне отче Серафиме» и «Моли Бога о нас». Отмечалось и совпадение найденных останков с описанием вскрытия мощей 1920 г. Официальная передача мощей состоялась 11 января 1991 г. Свое скептическое отношение к ним высказали некоторые православные круги, связанные с Русской Православной церковью за границей. В основе скепсиса лежал миф о том, что мощи были выкрадены дивеевскими монахинями и убеждение в том, что честь их обретения никак не могла достаться «красной» патриархии[357].

2 марта 1991 г. были обретены мощи епископа Белгородского Иоасафа (Горленко; † 1754), вскрытые 1 декабря 1920 г. Еще в 1924 г. в московском музее Наркомздрава их видела Анастасия Цветаева. В феврале 1991 г. дочь Аркадия Соколова, трудившегося в начале 1970-х гг. бригадиром плотников-реставраторов в Музее истории религии, сообщила митрополиту Ленинградскому Иоанну (Снычеву) о том, что ее отец, по указанию администрации музея, спрятал на чердаке мощи святителя. Настоятель собора игумен Сергий (Кузьмин), следуя описанию, действительно обнаружил сохранившиеся мощи. По распоряжению митрополита была создана комиссия по идентификации останков, которая 13 марта 1991 г. составила «Акт освидетельствования неизвестных мощей». Их состояние действительно совпадало с известным внешним видом останков Белгородского святителя. Очевидно, мощи всех трех святых были доставлены из Москвы в Ленинград между 5 ноября 1947 г. и 8 сентября 1948 г., как это явствует из переписки директора Музея истории атеизма В. Бонч-Бруевича с Советом по делам Русской Православной церкви.

Мощи прп. Саввы Сторожевского были вскрыты 17 марта, а 5 апреля 1919 г. вывезены из монастыря. Однако, согласно московскому преданию, сотрудник Государственного Исторического музея и член Комиссии по охране памятников архитектуры Московской области Михаил Успенский (1893–1984) в 1920-е гг. был вызван на Лубянку, где неизвестный чекист по неизвестным причинам передал ему завернутые в материю останки, названные им «мощами Саввы Сторожевского». После этого останки хранились на фамильной даче в Звенигороде, а 25 марта 1985 г. были переданы в Свято-Данилов монастырь. В августе 1998 г. во время празднования 600-летия Саввино-Сторожевского монастыря эти останки были перенесены в обитель. Анонимному чекисту поверили на слово.

Кроме возвращения мощей широкое распространение приобрело их обретение, которое, к сожалению, не всегда основывалось на строгих историко-археологических фактах. Обретение мощей святителя Тихона (Беллавина) в 1992 г. не вызвало никаких споров [358], однако работы в Троице-Сергиевой лавре в 1994 г., связанные со вскрытием захоронений московских святителей Филарета (Дроздова) и Иннокентия (Вениаминова), спровоцировали сомнения в объективности проведенной идентификации, поскольку при их проведении был проигнорирован ряд письменных источников. В 1992 г. на месте собора Савво-Вишерского монастыря под Новгородом было найдено средневековое захоронение, которое, без проведения необходимых антропологических исследований, было объявлено местным епископом мощами прп. Саввы. Тогда же в Софийском соборе были проведены работы по открытию мощей архиепископа Григория-Гавриила (XII в.).

Еще в 1988 г. состоялась канонизация прп. Амвросия Оптинского, а 10 июля 1998 г. были обретены его подлинные мощи. До тех пор считалось, что они были найдены в октябре 1988 г. московским археологом Сергеем Беляевым. Однако тогда, в результате профессиональной ошибки этого человека, доверившегося поздней схеме местного кладбища, за мощи Амвросия было принято погребение прп. Иосифа. Впрочем, существует мнение, что найденные в 1988 г. останки принадлежали Ивану Киреевскому. Столь же сокрушительный конфуз ожидал С. Беляева и в его попытке найти мощи прп. Стефана Махрищского в его обители, основанной в 1353 г. [359] Впервые мощи преподобного были обретены в 1557 г. Монастырь был передан церкви в 1996 г. Расчистку фундаментов проводили специалисты ЦНРПМ, а поиск мощей был поручен архиепископом Владимирским Евлогием (Смирновым) С. Беляеву, который вновь пренебрег серьезным изучением исторических источников. Согласно описи 1642 г., рака располагалась за южным клиросом, где место захоронения и было указано архитектором С. Демидовым, тогда как С. Беляев заложил шурфы в ином месте, руководствуясь исходящим отсюда «благоуханием».

В 1998 г. С. Беляев попытался найти могилы епископа Суздальского Варлаама (1557–1570). В ходе работ, осуществленных без открытого листа и профессиональной отчетности, были обнаружены два белокаменных саркофага XVI в. Погребения в этих саркофагах были объявлены останками архиепископа Варлаама и самого Стефана, несмотря на то, что возраст погребенного не превышал 50 лет, тогда как преподобный умер в возрасте около 90 лет. В XVI в. в монастыре жил на покое епископ Иоасаф, которому и могло принадлежать погребение, найденное во втором саркофаге. В августе 1998 г. епархиальное собрание рекомендовало продолжить исследования с привлечением судебно-медицинских экспертов, однако архиепископ Евлогий уже перенес найденные останки в храм для поклонения. 8 сентября 1999 г. было официально объявлено, что обретены мощи местных святых. Непрофессионализм С. Беляева отмечался и во время его работы в правительственной комиссии по идентификации «екатеринбургских останков» в 1994–1998 гг. В особенной степени это проявилось во время раскопок некрополя Захарьевых-Юрьевых-Романовых в Новоспасском монастыре в Москве, которые были квалифицированы коллегами самого Беляева как «археологический беспредел» [360]

Происшедшие недоумения и скандалы привели к тому, что вопрос об открытии святых мощей обсуждался на заседании Синода 21 июля 1998 г., который потребовал навести порядок в этом вопросе. Местным архиереям напомнили, что к обретению можно приступать только с разрешения патриарха, Синода или Собора. Эти действия должны были совершаться комиссией и сопровождаться составлением акта освидетельствования, в котором, помимо представителей епархии, принимали бы участие и специалисты в области археологии и антропологии [361]. 26 мая 1999 в Можайском Лужецком монастыре было проведено «показательное обретение». Специально образованная епархиальная комиссия с участием археолога Татьяны Пановой провела раскопки погребения прп. Ферапонта Можайского. Одновременно в 1998 г. в Новгороде была начата сложная работа по идентификации мощей новгородских святых, потребовавшая серьезных лабораторных исследований. Мощи князя Владимира Ярославича, княгини Анны Ярославовой и архиепископа Ильи-Иоанна, которые считаются почивающими в Софийском соборе, были перепутаны после их вскрытия в 1920 г. С ними были смешаны останки других святых, возможно, мощи прп. Антония Римлянина. В таком виде святыни были возвращены епархии в декабре 1990 г. В истории Софийского собора уже был исторический казус, когда обнаруженное в 1611 г. в Юрьевом монастыре тело, судя по всему, принадлежавшее одному из «героев гражданской войны» XV в. Дмитрию Шемяке в течение 300 лет почиталось как мощи благоверного князя Феодора Ярославича, брата Александра Невского [362]. Не понятно, кому на самом деле принадлежат останки, приписываемые Анне, супруге князя Ярослава Мудрого и матери князя Владимира Новгородского: останки, согласно антропологической экспертизе, принадлежат женщине 30–35 лет, которая не могла быть ни женой Ярослава, ни матерью Владимира. К тому же ее звали Ингигерд, в крещении Ирина. Откуда в эпоху позднего средневековья было взято имя Анна – остается загадкой. Оно вряд ли могло быть монашеским: в то время традиции предсмертного пострига еще не существовало. Да и проживать княгиня должна была подле своего мужа – князя: в Киеве. Впрочем, вследствие непрофессионализма привлеченных к работе «специалистов» ее окончание вряд ли реально. Пока же верующие в Софийском соборе Великого Новгорода прикладываются к пустым ракам, поскольку большинство мощей ожидают своей судьбы в архиерейской резиденции.

В мае 2000 г. в Ярославской епархии были открыты мощи прп. Никиты Переяславского († 1186), где археологическая часть исследования внушает больше доверия, чем антропологические выводы [363]. В ряде случаев антропологическая экспертиза не вызывает существенных сомнений [364]. В 2001 г. экспедицией под руководством Дмитрия Григорьева были обретены останки прп. Антония Дымского († 1273) в Петербургской епархии, впервые открытые еще в 1370–1409 гг. [365] В 2005 г. тот же археолог нашел погребение прп. Макария Лезненского († 1550), иначе называемого Римлянином, в возрождаемом монастыре близ Петербурга. Количество обретений особенно возросло после 2000 г. – к мощам средневековых святых добавились погребения новомучеников, вопрос идентификации которых существенно упрощался.

Однако Средневековье продолжало загадывать современности новые загадки. Весьма сомнительными оказались сенсации Олега Ульянова [366]. Начав в январе 1993 г. вместе с С. Беляевым раскопки в алтаре Спасского собора Андроникова монастыря, он поспешил объявить погребения средневекового кладбища в дубовых колодах могилами монастырских игуменов – Андроника и Саввы [367]. Об этом он докладывал 5 мая 1993 г. на заседании сектора археологии Москвы Института археологии РАН, а 26 июня 1995 г. – на заседании совета Музея древнерусской культуры и искусства преп. Андрея Рублева. В 1994 г. он был лишен открытого листа, а профессиональный отчет об исследованиях так и не был подготовлен. В 2000–2004 гг. работы, выявившие настоящий характер раскопанного кладбища, были завершены при участии другого Беляева, Леонида, заведующего сектором Института археологии.

Однако 4 января 1994 г. инициаторами раскопок, с целью заручиться авторитетом иерархии, был организован визит в собор патриарха Алексия (Ридигера) [368]. С этого времени мнения участников акции разделились и вылились в жаркую полемику 2005–2006 гг., свидетельствующую о необъективности обеих сторон. Если Олег Ульянов и поддержавший его Геннадий Мокеев продолжали утверждать, что все погребения принадлежали местным игуменам [369], то настоятель храма священник Вячеслав Савиных и главный специалист Московского бюро судебно-медицинской экспертизы Сергей Никитин были убеждены, что найденные мощи принадлежат иконописцу прп. Андрею Рублеву и его соработнику Даниилу Черному [370]

Естественный процесс «наползания» храма на некогда кладбищенскую территорию, в результате чего погребения и оказались перекрыты храмовой апсидой, был воспринят спорящими как факт захоронения чтимых останков в алтаре, чему нет свидетельства в православной традиции. К тому же нахождению здесь могилы иконописца противоречит информация рукописного сборника Ярославского музея-заповедника, составленного «керженским пострижеником Ионой», о том, что Андрей Рублев был похоронен под старою колокольнею Андроникова монастыря. Нет никаких доказательств того, что в 1939 г. в руки Петра Барановского попала копия надписи с надгробной плиты преподобного, якобы сделанной в XVIII в. в Андрониковом монастыре Герхардом Миллером, о чем сам П. Д. Барановский сообщил на объединенном заседании Сектора архитектуры и Сектора живописи свеже-созданного Института истории искусств АН СССР, прошедшем точно на 517 годовщину летописной даты кончины иконописца, – 11 февраля 1947 г. И сам «юбилей» и судьба института требовали сенсации. Кроме того, дата рождения Андрея Рублева (1360 г.), как и сам его «раскрученный» феномен, появились достаточно случайно – в качестве средства спасения древнерусского церковного искусства в эпоху хрущевских гонений на Церковь. Для этого Наталья Демина, Виктор Лазарев и Илья Эренбург по принципу «сейчас или никогда» решили организовать празднование 600-летнего юбилея Рублева, который и был «назначен» на 1960 г. Все это не позволяет использовать возраст погребенных для идентификации останков. Однако С. Никитин планирует осуществить свое намерение реконструировать внешний облик одного из погребенных «методом Герасимова» и выдать его за истинное лицо русского святого.

На этом фоне гораздо больше доверия вызывает информация об обнаружении в 2007 г. во время раскопок фундаментов собора св. Екатерины в Царском селе под Санкт-Петербургом костных останков, принадлежавших священномученику Иоанну Кочурову. Протоиерей был убит 31 октября 1917 г. во время первых эксцессов после октябрьского переворота, его похоронили в крипте собора, где он совершал свое служение. 5 октября 1939 г. собор был взорван, а в 1994 г. отца Иоанна канонизировали. Найденные при раскопках, предшествовавших воссозданию собора, фрагменты черепа и кости ног были подвергнуты криминологической и антропологической экспертизам. Все было сделано настоятелем собора протоиереем Геннадием Зверевым достаточно корректно, без ненужного шума и сенсационности; останки признавались мощами лишь с «большой долей вероятности». Впрочем, не исключено, что это могло быть и погребение генерала Якова Захаржевского, захороненного здесь в 1865 г. Очевидно, предполагается, что окончательно решение будет принято в связи с празднованием 300-летия Царского села в 2010 г., а мощи станут в этом событии одной из главных достопримечательностей, привлекающей паломников и туристов.

К сожалению, такие случаи сегодня единичны. Культ мощей в современной России приобретает уродливые формы, вплоть до «благочестивого воровства», практиковавшегося в эпоху раннего Средневековья. Так, в ночь с 10 на 11 октября 2000 г. на Бугровском кладбище в Нижнем Новгороде монахами Данилова ставропигиального монастыря были вскрыты и вывезены в Москву останки только что канонизированного архимандрита Георгия (Лаврова). Свое возмущение монашеским поступком выразил митрополит Нижегородский Николай (Кутепов) и сами нижегородцы, узнавшие о происшедшем из СМИ.

Мощи становятся средством формирования региональной идентичности и национальной самоидентификации, а также способом выяснения отношений братских славянских народов. 24 июля 2005 г. Московская патриархия передала в Киево-Печерскую лавру частицу мощей св. равноапостольного князя Владимира. В мае 2006 г. посол России на Украине Виктор Черномырдин в сопровождении украинского духовенства привез в свое родное село Черный Отрог на Оренбуржье частицы мощей Печерских святых. Однако еще в январе 2003 г. фракция Верховной Рады «Наша Украина» потребовала от правительства информации о передаче Лаврой частиц мощей 17 святых в один из строящихся храмов Ростова-на-Дону и проверки законности «разрушения погребений предков украинского народа». На этом фоне по-особому воспринимается известие, что в марте 2006 г. язычники Тувы и Алтая потребовали вернуть на место первоначального погребения мумию «княжны Кадын». Погребение было найдено новосибирскими археологами при раскопках кургана в начале 1990-х гг. и перевезено в Сибирское отделение РАН. По мнению местного населения, это стало причиной многочисленных стихийных бедствий. Более того, еще в 1997 г. депутаты Государственного собрания республики Алтай приняли в связи с этим постановление «О запрете раскопок курганов в Кош-Агачском районе», отмененное лишь в 2009 г. по случаю протеста прокуратуры. В то же время было принято решение о возвращении остатков погребения в Горно-Алтайск – после завершения реконструкции Национального Алтайского музея…

Реликвии используются во внутренней и внешней политике. 13 апреля 2006 г. мощи прп. Макария Желтоводского из местного Печерского монастыря перенесли в Нижегородскую академию МВД с тем, чтобы Академия, по словам архимандрита Тихона (Затекина), «укреплялась не только физически, но и духовно». С 7 июня по 16 июля 2006 г. в России находилась десная рука св. Иоанна Предтечи, привезенная из бывшей Югославии. Десницу с ее неспокойной судьбой постоянно переносили из мест былого величия. Во время византийской реконкисты X в. она была перенесена из Антиохии в Константинополь, а после падения Царьграда в 1453 г. – на Родос. В 1522 г. она становится собственностью мальтийского ордена, а 25 октября 1799 г. вручается новому орденскому гроссмейстеру – императору Павлу I. В 1918 г. настоятель Петропавловского собора в Гатчине протоиерей Иоанн Богоявленский, отступая вместе с армией генерала Юденича, увозит десницу и парную к ней мальтийскую реликвию – Филермскую икону Божией Матери в Эстонию. В 1932 г. они передаются югославскому королевскому дому, который в 1940 г. вместе с казной прячет их от оккупантов в монастыре Острог в Черногории. Нацисты во время войны святыни не нашли, но после войны их нашли чекисты и передали в государственный фонд драгоценностей в Цетинье. Во время югославской перестройки в 1993 г. десница была передана в Рождественский монастырь, а икона – в Художественную галерею, почему икона и не смогла прибыть в Россию вместе с десницей.

В русской истории десница впервые появляется в 1147 г. как символ национальной независимости, когда князь Ростислав Мстиславич решил поставить «своего» митрополита Клима Смолятича без санкции Вселенского патриарха. Сторонники князя предлагали обойти участие Константинополя, употребив при рукоположении мощи святого Климента, ссылаясь на греческую практику: «якоже ставят греци рукою Предтечи». Десница стала символом церковного суверенитета – автокефалии. Появление у нас святыни из Черногории имело определенный мессэдж. Политический развод Сербии и Черногории уже был признан всем миром. Однако выход Черногорской митрополии из Сербской церкви пока не планируется. Такое внимание Москвы к Черногорской церкви призвано подчеркнуть для всех, особенно для украинцев, мечтающих о православной независимости от Москвы, что государственные границы не являются препятствием для сохранения вертикали церковной власти. Глава местного Православия митрополит Амфилохий (Радович; р. 1938) приложил много усилий к так и не состоявшемуся объединению Русской церкви за границей с Московской патриархией в мае 2006 г. Паломничество в Россию – явный бонус за его деликатную миссию.

Внешнеполитические эффекты на этом не кончаются. В качестве организаторов мероприятия назывался Фонд апостола Андрея Первозванного. Однако еще в сентябре 2004 г. в Москве при участии «Содружества ветеранов военной разведки» был создан Российский христианский фонд «десной руки Иоанна Предтечи». Его целью является организация сетевого проекта по объединению Россией политического и экономического потенциала православной диаспоры. Здесь десница, с учетом ее «экуменического» и католического характера, становится «раскрученным брендом», а Черногории, с учетом все возрастающего в этой средиземноморской стране количества русской недвижимости, отводится особое место международного перекрестка. К тому же пребывание реликвии в Петербурге предшествовало встрече G8 в Стрельне 13–15 июля. Десница, собирающая сотни тысяч паломников со всей России, была призвана продемонстрировать саммиту главенствующую роль Русской церкви и стоящего за ней государства не только в стране, но и в мировой религиозной ситуации, поскольку 3–5 июля в Москве состоялся саммит мировых религиозных лидеров. Третий Рим своими мероприятиями заявил права наследства на «вселенскую» реликвию, игравшую важную роль в интронизации патриархов Второго Рима – Константинополя, и продемонстрировал, что настало время однополярного православного мира, старт которому дает Москва, исключающая из игры греческие церкви. Их представители действительно в массовом порядке проигнорировали московскую встречу, границы которой удивительно совпали с пространством бывшей зоны советского влияния.

Приезду в Россию Предтечевой десницы предшествовал привоз мощей и их долгое «паломничество» по стране св. вмч. Георгия в августе 2005 г., прпмч. Елисаветы Феодоровны летом 2004 г., вмч. Пантелеймона в 2004 г. и св. ап. Андрея летом 2003 г. По мнению ряда наблюдателей, подобные «гастроли» стали эффективной социально-политической технологией, способной единовременно собрать значительные людские толпы для демонстрации групповых амбиций и политических возможностей. В результате подобные общероссийские шоу подменяют настоящее содержание христианской жизни и любовь к отеческим гробам ажиотажем вокруг «импортной реликвии».

Проблема «трафика» реликвий к 2005 г. стала в Русской церкви настолько серьезной, что патриарх Алексий (Ридигер) на епархиальном собрании в Москве был вынужден отметить «несанкционированное Священноначалием явление» – самовольное приобретение святых мощей и привоз для поклонения почитаемых или просто «разрекламированных» святынь. Многие из них оказываются неосвидетельствованными и сомнительными или же просто привозятся на различные промышленные выставки в коммерческих целях. В этих условиях возможны подлоги и прямые провокации со стороны недругов Церкви. Причиной печальных событий патриарх назвал тщеславие и корыстолюбие собственного клира.

При этом он вспомнил свое отношение к «екатеринбургским останкам», заявив, что «Церковь имеет ясные критерии, по которым она признает или не признает останки святыми мощами». Именно трагедия царской семьи в 1918 г., ее канонизация в 2000 г. и судьба останков страстотерпцев стала жестокой проверкой московской патриархии в ее адекватности в восприятии истории, а 1998 г. действительно стал переломным в отношении Русской Церкви к святым мощам.

В 1976–1979 гг. доктор геолого-минералогических наук А. Авдонин и режиссер Г. Рябов пытались отыскать останки императорской семьи в районе Поросенкова Лога на Старой Коптяковской дороге близ Екатеринбурга. Тогда ими было обнаружено основное захоронение царской семьи и даже извлечено несколько черепов. К сожалению, это дилетантское вторжение в археологический памятник и отсутствие профессионалов-археологов, участвующих в данном предприятии, не позволили создать полноценного полевого отчета, что существенно затруднило дальнейшее расследование трагедии и саму идентификацию останков. Впрочем, в те годы создание подобного археологического документа было небезопасно. Накануне «Преображенской революции», 11–13 июля 1991 г., по заявлению А. Авдонина, прокуратура Свердловской области провела здесь раскопки и обнаружила останки 9 человек. 19 августа 1993 г. Генпрокуратура возбудила уголовное дело, вести которое было поручено следователю по особо важным делам В. Соловьеву. 23 октября 1993 г. была создана правительственная комиссия по изучению вопросов, связанных с исследованием и перезахоронением останков императора Николая II и членов его семьи. В результате было установлено, что найденные останки принадлежат самому императору и императрице, их дочерям – Ольге, Татьяне и Анастасии, а также приближенным царской семьи, расстрелянным вместе с ними в ночь с 17 на 18 июля 1918 г. в подвале Ипатьевского дома в Екатеринбурге (а именно – Е. С. Боткину, А. С. Демидовой, И. С. Харитонову и А. Е. Труппу).

Синод неоднократно, в частности 6 октября и 15 ноября 1995 г., а также 17 июля 1997 г. обращался к проблеме признания или непризнания «екатеринбургских останков». Налицо были противоречия между показаниями участников событий, также имелись определенные проблемы в интерпретации археологических материалов. Однако все эти противоречия не выходили за рамки чисто научных методологических проблем, связанных с сопоставлением результатов критического исследования письменных и археологических источников. Некоторые несовпадения присутствовали между информацией «записки Юровского», результатами следствия, проведенного Н. Соколовым в 1919 г. и картиной, выявленной при археологических раскопках. Все это могло быть уточнено в процессе обычной источниковедческой критики, однако и сама патриархия и стоящие за ней общественные силы были убеждены изначально: найденные останки не могут принадлежать «царю-мученику», а «наследники цареубийц» – в лице демократической российской власти – лишь сознательно запутывают следы. Существующие сомнения были сформулированы в виде «10 вопросов патриархии», на которые прокуратура достаточно удовлетворительно ответила 15 января 1998 г. К числу вопросов были отнесены следующие:

1. Оценка результатов стоматологической экспертизы.

2. Оценка результатов полного антропологического исследования костных останков.

3. Снятие расхождений результатов отечественной экспертизы и заключения профессора Мэйплза по вопросу идентификации останков № 6 с останками княжон Марии или Анастасии.

4. Анализ выводов следствия правительства Колчака о полном уничтожении всей царской семьи и сопоставление результатов следствия 1918–1924 гг. и современного расследования.

5. Графологическая и стилистическая экспертиза «записки Юровского».

6. Проведение экспертизы относительно костной мозоли на предполагаемом черепе императора.

7. Выяснение судьбы останков царевича Алексея и его сестры, которой, скорее всего, должна была быть Мария.

8. Заключение о возможности полного уничтожения двух трупов.

9. Подтверждение или опровержение ритуального характера убийства.

10. Подтверждение или опровержение свидетельства отчленения головы императора сразу после убийства.

30 января 1998 г. состоялось заключительное заседание правительственной комиссии, которая согласилась с заключением Генеральной прокуратуры и Центра судебно-медицинской экспертизы Российской Федерации: найдены останки убитой царской семьи. Митрополит Крутицкий Ювеналий (Поярков) сделал заявление в обтекаемом духе: он не мог не согласиться с выводами заключений, но вся историческая ответственность возлагалась на их авторов [371]. 26 февраля 1998 г. Синод недвусмысленно предложил поскорее похоронить как проблемы, так и сами останки в символической могиле-памятнике. 14 июля 1998 г. последовало телеобращение патриарха Алексия (Ридигера). Он говорил об общественных сомнениях в отношении выводов комиссии. Сомнения носили «болезненный, конфронтационный характер». В качестве аргумента в пользу сомневающихся он привел самый неудачный – мнимое противоречие между заключениями, к которым пришел сегодня В. Соловьев, и «выводами, сделанными по горячим следам» Н. Соколовым. Он говорил и о том, что «ход научных изысканий… малоизвестен широкому кругу ученых, не говоря уже об их общедоступности». Патриарх призвал Церковь воздержаться от поддержки той или иной точки зрения и от такого участия в церемонии захоронения «останков», которое могли бы расценить как признание их принадлежности царской семье. 17 июля 1998 г. «екатеринбургские останки» в присутствии Президента России были захоронены в Петропавловском соборе в Петербурге. Национального покаяния и примирения не получилось.

Принятое решение носило ярко выраженный антиельцинский характер. Патриархия доступными ей средствами пыталась дистанцироваться от демократической системы, созданной первым Президентом, а также наказать его за несговорчивость в деле возвращения недвижимости. Руководство Русской Церкви пошло навстречу требованиям наиболее консервативной и одиозной общественной группировки. Для этих людей личность последнего императора и его канонизация на Соборе 2000 г. были знаменем националистического патриотизма. В этих условиях нельзя было допустить и мысли, что «ставленникам мировой закулисы» могло быть «даровано» обрести мощи «Царя-мученика». Одновременно патриарх постоянно сопротивлялся идее вынести из мавзолея останки В.И. Ульянова, заявляя о недопустимости принятия решений, которые способны расколоть общество. Июльское решение как раз раскололо общество и Церковь, оставив в выигрыше лишь наиболее агрессивную их часть…

Впоследствии, в 2001–2004 гг. руководство патриархии всячески поддерживало общественные спекуляции, связанные с трудностями научной интерпретации проведенных анализов ДНК. В ученых кругах иногда действительно раздавалась критика в адрес П. Иванова из Центра судебно-медицинской экспертизы Минздравмедпрома РФ, который занимался генетическими исследованиями «екатеринбургских останков». Л. Животовский, руководитель Центра ДНК-идентификации человека Института общей генетики РАН, писал по этому поводу, что «если бы данное дело рассматривалось в суде, то оно должно было бы быть отправлено на доследование за недостаточностью имеющихся ДНК-доказательств». Выводы П. Иванова противопоставлялись результатам анализов американца Кнайта, изучавшего останки великой княгини Елизаветы Федоровны, и японца Нагаи – с его исследованием волос брата императора Георгия Александровича, пятна крови самого Николая II на его одежде и ДНК Тихона Куликовского-Романова. Различие исследовательских методик и споры различных научных школ противниками почитания останков мощами были выданы за недостоверность самих выводов. К тому же методика исследований костных останков, достаточно долго пролежавших в земле и приобретших «археологический характер», не может быть в полной мере отождествлена с методами современной криминологической экспертизы.

Однако самым существенным препятствием к признанию останков мощами страстотерпцев оставалось отсутствие среди них двух тел, принадлежавших цесаревичу и одной из его сестер. Их поиски неоднократно предпринимались местными научными силами. В 1992–1994 гг. работы велись силами Института истории и археологии Уральского отделения РАН под руководством заведующего отделом археологии А.Ф. Шорина: сплошному обследованию территории не хватило буквально 10 метров, чтобы установить истину наверняка. В 1996–1997 гг. работу продолжила экспедиция под началом Е. А. Курлаева. Однако с 1998 г. фонд «Обретение» под руководством А. Н. Авдонина начал исследование в другом месте, в окрестностях Четырехбратнего рудника, где еще в 1919 г. следователь Н. Соколов обнаружил человеческие останки; это лишь увело поиск в ненужном направлении. Позднее в Екатеринбурге сложилась группа энтузиастов, в которую вошли краевед В. В. Шитов, член Екатеринбургского военно-исторического клуба «Горный щит» Н. Б. Неуймин, заместитель генерального директора Научно-производственного центра по охране и использованию памятников истории и культуры Свердловской области А. Е. Григорьев, которые вновь обратились к изучению архивов. В мае 2007 г. дело встало на археологическую почву, поскольку к исследователям примкнул профессиональный археолог С. Н. Погорелов из того же НПЦ, а А. Н. Авдонин передал схему земляных шурфов и зондажей в районе обнаружения первого захоронения. Это позволило установить, что возвышенная местность примерно в 70 м к юго-востоку от основного захоронения еще не подвергалась исследованию.

Работы начались 11 июня, а 29 июля 2007 г. один из участников экспедиции (Л. Г. Вохмяков) с помощью металлического щупа отыскал здесь скопление угля. Заложенный на этом месте шурф не только позволил найти человеческие кости, но еще и фрагмент керамического сосуда.

«Ваши Величества, дети нашлись!

Их обгорелые кости лежали

Неглубоко, а над ними дрожали

Стебли травы, устремленные ввысь» —

так, в стихотворной форме, выразил свои чувства один из участников событий в момент исторической находки. И уже 30 июля комплексная экспедиция под руководством С. Н. Погорелова приступила к систематическим раскопкам.

Патриархия отреагировала мгновенно. В конце августа замглавы председателя ОВЦС епископ Егорьевский Марк (Головков) заявил: «Хочется надеяться на то, что экспертиза будет проведена более тщательно и кропотливо, чем экспертиза, проводившаяся в отношении так называемых "екатеринбургских останков", которые Церковь не признала останками царской семьи». Впрочем, прозвучали и более разумные голоса. Член синодальной комиссии РПЦ по канонизации святых протоиерей Георгий Митрофанов сказал, что «если удастся установить подлинность этих останков, то это будет решением одной из важнейших проблем, которые препятствовали Церкви признать подлинность первых останков».

Сами новые останки были переданы в Свердловское областное бюро судмедэкспертизы, которое 28 сентября устами своего замначальника Владимира Громова представило первые результаты их исследования: кости могут принадлежать сыну и дочери последнего российского императора, святым царственным мученикам Алексею и Марии Романовым, поскольку специалисты установили, что это останки двух разных людей – юноши и девушки в возрасте примерно 12–14 и 17–19 лет. Всего в захоронении нашли шесть зубов и 48 мелких фрагментов костей. На фрагментах костей были найдены следы от пуль, а также от рубящих предметов, что свидетельствовало о попытках расчленения трупов. На зубах, найденных на месте захоронения, были обнаружены высококачественные пломбы с использованием серебряной амальгамы, такие же, как и в первом захоронении, открытом в 1991 г. Идентичными были пули и осколки керамических сосудов из-под серной кислоты.

Все ожидали проведения генетической экспертизы и ее результатов. С просьбой инициировать новое исследование останков как из первого, так и из второго захоронения к руководству патриархии обратился петербургский профессор-судмедэксперт, заслуженный деятель науки РФ Вячеслав Попов, который участвовал в работе Государственной Комиссии и проводил анализ первого «екатеринбургского захоронения». Однако патриарх не спешил ничего инициировать. Более того, он готовил глухую оборону собственной позиции, занятой им еще в 1998 г. 3 апреля 2008 г. в своей резиденции он принял архиепископа Екатеринбургского и Верхотурского Викентия (Мораря), а также непримиримых противников «екатеринбургских мощей»: проректора по науке и развитию Уральского гуманитарного института протоиерея Сергия Вогулкина, заведующего кафедрой биологии Уральской медицинской академии Олега Макеева и печально известного своими «обретениями мощей» Сергея Беляева. Собравшиеся вновь говорили об отсутствии «серьезного исторического анализа» существующих свидетельств подлинности останков и сложностях генетической экспертизы. Задавались и бессмысленно-риторические вопросы: «Куда пропали керамические сосуды с серной кислотой? Не в них ли опустили расчлененные и частично сгоревшие тела, чтобы окончательно скрыть следы убийства?». Собравшиеся решили противиться истории…

Исследования проводились параллельно в четырех местах: в Москве, в Австрии, в идентификационной ДНК-лаборатории вооруженных сил США в Вашингтоне (под руководством Майкла Кобла) и в генетической лаборатории Массачусетского университета. Информация о результатах генетической экспертизы, признающей идентичность останков из двух различных погребений и их принадлежность семье последнего российского императора, была официально опубликована от имени Следственного комитета при Прокуратуре РФ 5 декабря 2008 г. В этот день умер патриарх Алексий (Ридигер), оставив своему преемнику задачу разбираться с общественным позором, связанным с неизбежным признанием этих останков патриархией мощами «царя-страстотерпца». Понимая, в каком щекотливом положении оказался новый патриарх Кирилл (Гундяев), ни власть, ни общество не требуют от него ускорить «неизбежное». Зато в Петропавловском соборе в Санкт-Петербурге доступ к гробнице оказался перекрыт дополнительным ограждением: если раньше к ней можно было подойти вплотную и даже «приложиться», то теперь, в ожидании столь же неизбежного, как и само признание, потока паломников к святым мощам, грядущее событие решили предусмотреть и подстраховаться.

Парадокс ситуации заключался в том, что, несмотря на политическую ангажированность решения патриархии 1998 г., в ней присутствовал здоровый критический пафос академического характера – отсутствие 100-процентной уверенности в результатах следствия и исследования оставляет их в ранге гипотезы, а не окончательного решения. Но именно тот факт, что на принятие окончательных решений в патриаршем окружении влияют не объективные факторы, а конъюнктурные интересы, сыграл с Русской Церковью злую шутку в том же июле 1998 г.

После долгого обсуждения патриархия отказалась признать «екатеринбургские останки» останками царской семьи, хотя, скорее всего, это действительно были мощи царственных мучеников. Но не прошло и месяца, как церковное руководство, без малейшего намека на освидетельствование, признало мощами прп. Александра Свирского († 1533) полностью сохранившееся мумифицированное тело, происхождение которого было более чем сомнительно. К тому же сохранилось их описание, сделанное в монастыре буквально накануне изъятия мощей, и тело, выдаваемое за мощи подвижника православного благочестия, никоим образом с этим описанием не согласуется. Когда монастырская братия 5 октября 1918 г. произвела освидетельствование мощей святого, обретенных «в теле» в 1641 г., она констатировала, что за 300 лет останки претерпели серьезные разрушения: упали ребра грудной клетки, а пальцы ног и кости стоп рассыпались. Этот текст был переписан протоиереем Николаем Чуковым, тогдашним благочинным Олонецкой епархии, впоследствии ставшим митрополитом Ленинградским с именем Григорий, и хранился в его личном архиве.

Стоит учесть и тот факт, что на основании архивных документов было достоверно известно, что мощи этого русского святого были уничтожены ЧК в 1919 г. 15 сентября 1918 г. монастырский архимандрит Евгений (Трофимов) был арестован и в декабре месяце расстрелян. Через месяц после ареста (26 октября) в монастырь, по распоряжению Олонецких Губревизисполкома и Губчрезвычкома, прибыл отряд петрозаводской милиции. Одной из его задач была эвакуация культурных ценностей из монастыря в Петрозаводск, поскольку монастырь оказался непосредственно в зоне военных действий вблизи русско-финской границы. Мощи преподобного, вскрытые отрядом, были увезены в Лодейное Поле 19 декабря 1918 г. Остальные реквизированные вещи были переправлены в губернский центр и находились в кабинете председателя губернской ЧК Оскара Кантера.

18 января 1919 г. в монастыре побывал член-сотрудник Комиссии по охране и регистрации памятников старины и искусства Северо-Западной области А. Крутецкий, о чем он подробно написал в своем рапорте, где в частности сообщались интересные подробности судьбы мощей после их изъятия[372]. В середине декабря 1919 г. сводному отряду «местными властями было отдано приказание – реквизировать старинную раку с мощами преподобного Александра Свирского, извлечь ее из собора для отправки к уничтожению на нужды Государства. Рака была отправлена в г. Петрозаводск, где подвергнута разрушению, причем сосновый ящик сожжен, а серебряные украшения переломаны при их сдирании с ящика. Что касается мощей, то гроб с ними (узкий, обитый парчою снаружи и темно-синим бархатом внутри) был оставлен в уездной чрезвычайной Комиссии в Лодейном поле, где помещен в часовне при больнице и местными властями опечатан». Впоследствии по требованию Губернской и уездной Чрезвычайной комиссии были вызваны профессора и доктора для производства экспертизы над мощами, для чего последние «были извлечены из гроба и разобраны». Мы предлагаем читателю обратить особое внимание на последний упомянутый факт.

Далее А. Крутецкий сообщал: «Оба председателя (Губ– и Уездчрезвычкомов) прочли мне все дело об экспертизе мощей со всеми показаниями монахов и свидетелей. Причем просили меня выяснить: "не найдет ли центр останки преподобного исторической реликвией и если найдет их таковой, то власти препроводят их во гробе в г. Петрозаводск и приобщат к предметам, находящимся в местном историческом музее, если же нет, то распорядятся ими по своему усмотрению". Этот вопрос необходимо выяснить так или иначе и дать Петрозаводскому Губчрезвычкому определенный ответ, т. к. я ответить за свой страх и риск в столь щекотливом случае отказался». В заключении А. Крутецкий просит Комиссию решить, имеют ли мощи, находящиеся в больничной часовне Лодейного поля при уездной ЧК историческое значение, а результат решения выслать председателю губернской «чрезвычайки».

20 февраля 1919 г. Отдел по охране, учету и регистрации памятников искусства и старины, именуемый ранее Комиссией, обращается в Археологический отдел Коллегии по делам музеев и охраны памятников искусства и старины Народного комиссариата по просвещению и непосредственно к П. П. Покрышкину, излагая историю мощей преподобного после изъятия. Речь идет о том, что «ввиду того, что разрешение вопроса о дальнейшем положении мощей не входит в компетенцию Отдела… означенный вопрос передается им на разрешение Археологического отдела». 21 февраля А. П. Удаленков, заведующий этим отделом, отвечал так: признавая мощи преподобного Александра Свирского безусловной исторической реликвией, местонахождение которой должно быть в храме, и находя, что меры по охранению исторических памятников всецело лежат на обязанности Отдела по охране и учету, он просит принять эту народную историческую ценность на сохранение. Однако из письма в Российскую Государственную Археологическую Комиссию 15 марта 1919 г. выяснилось, что, обсудив 6 марта этот вопрос, Отдел решил, что «охрана мощей, как не представляющих собою предмета искусства или старины, не входит в круг деятельности Отдела», и не счел поэтому возможным дать Олонецкой чрезвычайной комиссии какие-либо указания о дальнейшем направлении мощей преподобного Александра Свирского. «О чем доводит до сведения Археологической Комиссии»[373].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.