Когда «никому нельзя будет ни покупать, ни продавать»

Когда «никому нельзя будет ни покупать, ни продавать»

Столетиями свирепствовали в Старом Свете безжалостные законы деспотизма. Мы называем это время темным средневековьем. Некий колосс, в котором причудливо сочеталась светская и религиозная власть, сковал своими цепями умы и души людей.

Опыт этих столетий научил нас, что если религия ищет поддержки у государства для утверждения своих догм, то права человека будут уничтожены дотла. Свидетельства об этом нынче может прочитать каждый.

Но угнетенные не желали навсегда остаться таковыми. Преследования охватили всю Европу, вплоть до Британских островов. В конце концов небольшая группа героев, людей разного возраста и пола, бежала в Голландию в поисках уголка, где можно было бы поклоняться Господу. И вот однажды они вместе со своим пастором опустились на колени, помолились и вышли из небольшого голландского порта в плавание — сначала в Саутгемптон, затем в Плимут и, наконец, бросили вызов Атлантике. Храбрецов было чуть больше ста человек — мы называем их пилигримами, а их корабль носил нежное имя «Мейфлауэр», что означает «Майский цветок».

Более трех столетий миновало с тех пор, как первые пилигримы пересекли Атлантику на тесном, расшатанном штормами паруснике, чтобы начертать на небесах видимое всему миру слово «свобода».

Но была ли когда-нибудь человеческая свобода в большей опасности, чем в наше время? Свобода, несмотря на ее достойное восхищения прошлое, может быть легко брошена на алтарь современного легкомыслия. Ибо даже если вы с удобством расположились в вашем надежно защищенном доме, враги свободы изобретают кандалы для разума!

Могу я говорить откровенно? Господь, Который дал вам жизнь, дал вам и свободу. Ваша душа свободна. Никакой правитель не может даровать вам религиозную свободу. Она у вас есть. Привилегия выбора — это дар вашего Создателя. Правителям остается только признать это.

На самом деле, право мыслить, мыслить самостоятельно — это такая функция человеческого существа, которую, как и право дышать, невозможно разрешить или запретить. Однако наиболее жестокие проявления тирании в истории — насилие, лишение свободы и пытки — возникли из-за желания большинства навязать свои взгляды другим.

К сожалению, многие из тех, кто искал на скалистых берегах Новой Англии политическую и религиозную свободу, не распространяли это право на других — во всяком случае, не в первое время. Те первые годы отмечены такой же нетерпимостью, от которой сами пилигримы спасались бегством.

Именно Джеймс Медисон услышал в юности бесстрашную проповедь баптистского священника из окна тюремной камеры в старой Вирджинии. С того дня у него зародилось страстное желание обеспечить свободу совести своему народу, если у него когда-нибудь появится такая возможность. Он неутомимо трудился вместе со своими единомышленниками, пока наконец первая поправка не заняла свое место в федеральной Конституции. Она звучит просто и величественно:

«Конгресс не намерен создавать закон, касающийся введения религии или запрещения ее свободного исповедания;

или ограничения свободы слова и печати; или права граждан на мирные объединения и обращения к правительству ради восстановления справедливости».

Свобода вероисповедания, свобода слова, свобода печати, свобода собраний, свобода петиций — все это было гарантировано.

В вопросах религии отцы-основатели Церкви руководствовались тем принципом, что совесть никогда не принадлежит кесарю. Совесть принадлежит Богу. Никто не выразил этого лучше, чем Сам Иисус: «Итак, отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу» (Мф. 22:21).

Так сказал Иисус. Но не всегда так поступали люди. Слишком многие кесари пытались принуждать совесть, слишком многие влиятельные общественные силы пытались подавлять всякое инакомыслие. И слишком многие самозваные стражи истинных убеждений считали, что они вправе препятствовать проявлениям свободной мысли.

Конечно, и в наше время свободное выражение мыслей можно подавить силой. Если перед человеком поставить взвод вооруженных солдат, это положит конец всякому мышлению!

Но Америка была построена на других основах. Свободные люди действительно меняли свои взгляды. Но свободное сознание меняется не силой, а весомостью представленных доказательств. Запреты, цепи и огонь могут изменить внешнее поведение человека, если он слаб. Но они не смогут изменить его убеждений.

У нас обязательно должны быть убеждения. И каждый должен быть готов честно и непредвзято отстаивать их словом и делом. Никогда не поддавайтесь нелепой теории о том, что одна позиция ничем не хуже другой. Имейте свои убеждения. Живите ради них. Умрите за них, если это будет необходимо. Но никогда не забывайте, что убеждения вашего соседа так же священны, как и ваши.

Я, например, твердо убежден, что земля круглая, что демократия — это высшая форма правления, что семья — это священный союз, учрежденный Господом, что истинная религия необходима и что Христос — Спаситель человечества. Но у меня нет ни малейшего желания подвергать пыткам, заключать в тюрьму или обвинять человека, взгляды которого отличаются от моих.

Право на различие во мнениях, независимо от их справедливости или ошибочности, — это священное наследство, которое надо защищать любой ценой. К несчастью, наиболее просвещенные защитники политической свободы иногда первыми проявляют фанатизм и стремление ограничить религиозную свободу.

Эта нетерпимость явилась причиной того, что страницы истории окрашены кроваво-красным цветом. Я настоятельно прошу вас никогда не содействовать принуждению совести в вопросах веры и морали. Почему? Позвольте привести пример.

Допустим, что ревностные, действующие из самых лучших побуждений христиане проводили бы в свободной стране агитацию до тех пор, пока не получили бы закон, требующий обязательного крещения. Крещение, безусловно, необходимо. Сам Господь в Писании говорит об этом: «Кто будет веровать и креститься, спасен будет» (Мк. 16:16).

Допустим, я пытаюсь убедить соседа в том, что он должен креститься. Он отвечает: «Не хочу». Я убеждаю: «Но вы должны, таков закон». «Нет, не могу, я даже в Иисуса не верю», — отвечает сосед. «Не важно, — твержу я свое, — закон гласит, что вас надо крестить».

Вы сразу видите, как все это глупо. Вы понимаете, что вещи, сами по себе правильные, превращаются в нелепость, если их навязывать насильно.

Другой пример. Допустим, я кричу соседу через забор: «В следующий раз, если услышу, что вы богохульствуете, я предам вас в руки закона!» Законы, запрещающие богохульство, существуют, как вы знаете, даже сегодня. Но в прежние времена наказания были суровыми. В моем собственном штате Мэриленд в 1723 году был закон, по которому человеку, уличенному в богохульстве, проклинающему Бога или отрицающему Христа, следовало «за первый проступок проткнуть язык и оштрафовать на двадцать фунтов стерлингов». А за третий случай богохульства наказание состояло в «смерти без права помилования» (Американские государственные документы, с. 49).

В те времена наказывали не только за богохульство. До включения в Конституцию принципа свободы совести существовали многочисленные законы, требующие строгого соблюдения воскресенья, первого дня недели. В Вирджинии, например, в 1610 году закон обязывал всех принимать участие в Божественной литургии в воскресенье утром. Человек, который предпочитал остаться дома, на всю следующую неделю лишался жалованья. За второй такой проступок его секли розгами, а в третий раз он должен был «принять смерть» (там же, с. 19, 20).

Так что наш пример с обязательным крещением, как видите, совсем не забавен. Такие вещи действительно происходили. И они могут повториться!

Интересно, знаете ли вы, что в наши дни «воскресные» законы можно обнаружить в кодексах почти всех штатов. Конечно, некоторые из них устарели и не применяются, но поразительное их количество принято в последние месяцы и годы — вопреки Конституции! Не далее как в 1963 году законодательным властям сорока одного штата было представлено двести сорок «воскресных» поправок. Однако в этих законах затронуты гораздо более важные вопросы, чем лежащие на поверхности. Законодательство, касающееся дня отдыха, может выглядеть вполне безобидным, гуманным и достойным одобрения. Но вы чувствуете опасность? Вы понимаете, что может произойти — даже в Америке, даже в свободной стране, даже в вашем родном городе?

Многие люди искренне чтут и выполняют четвертую заповедь нашего Господа о седьмом дне. Многие хранят в сердце глубокое убеждение, что верность распятому Христу требует такого безоговорочного повиновения. Но седьмой день — это, конечно, суббота. Разве какой-нибудь народ или государство имеют право навязывать соблюдение воскресенья людям, у которых иные убеждения? Не попадут ли, благодаря такому законодательству, многие глубоко верующие христиане в ситуацию, когда им придется повторить вслед за апостолом Петром: «Должно повиноваться больше Богу, нежели человекам» (Деян. 5:29).

Представляете, какое насилие может совершиться? Главная проблема — это не крещение, не воздержание от богохульства, не выбор дня богослужения, хотя, конечно, все это важно. Главная проблема — свобода нашего сознания. Именно это поставлено на карту!

Наше поколение устало от фанатизма. Мы прочитали его страшную историю на страницах, алых от крови мучеников. Наше отечество было основано теми, кто бежал от фанатизма. Но теперь заблуждения прошлых столетий осознаны и отвергнуты. Мы хотим навсегда покончить с ними.

Мы на это достаточно насмотрелись даже на протяжении собственной жизни. Ненависть и фанатизм подняли свои уродливые головы на национальных выборах. Американцы впервые избрали президента-католика не только потому, что он был блестящим государственным деятелем и тонким политиком, но потому, что хотели доказать всему миру, что Америка покончила с фанатизмом. А потом увидели, как нашего любимого президента сразила пуля ненависти. Мы не хотим, чтобы это повторилось. Мы твердо решили очистить наше национальное сознание от ненависти и фанатизма — как расового, так и религиозного.

Но удалось ли нам это? Рискуя быть неверно истолкованным, я должен сказать, что мы являемся свидетелями едва ли не самого худшего фанатизма в мировой истории. Я основываюсь в этом убеждении на ясных и недвусмысленных словах живого Бога. Ибо жутко описан в Откровении этот тупик и определены пункты этого противостояния из противостояний. Слушайте!

«И он сделает то, что всем, малым и великим, богатым и нищим, свободным и рабам, положено будет начертание на правую руку их или на чело их, и что никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет это начертание, или имя зверя, или число имени его» (Откр. 13:16, 17).

Мы явно не покончили с фанатизмом. В эти последние дни — а я искренне верю, что это совершится при нашей жизни, — должно быть положено начертание, и какое-то религиозное требование должно будет стать обязательным — под угрозой бойкота и даже смерти. Ибо стих 15 гласит: «И дано ему было вложить дух в образ зверя… чтобы убиваем был всякий, кто не будет поклоняться образу зверя».

Это не просто бойкот. Не национальная забастовка. Мы читаем не об уличных беспорядках. Все это детские игрушки по сравнению с тем, что нас ожидает. По-видимому, это начертание и это религиозное требование представляют собой нечто наиболее отвратительное Господу, нечто прямо оскорбляющее Его и Его правление. Ибо заметьте, что Он говорит об этом в Откр. 14:9, 10:

«И третий Ангел последовал за ними, говоря громким голосом: кто поклоняется зверю и образу его и принимает начертание на чело свое или на руку свою, тот будет пить вино ярости Божией, вино цельное, приготовленное в чаше гнева Его, и будет мучим в огне и сере пред святыми Ангелами и пред Агнцем».

Перед нами проблема, касающаяся каждого человека. Ибо Слово Божье гласит: «Кто… принимает начертание». Принимает — даже под угрозой бойкота! Принимает — какими бы ни были его вера, мировоззрение или жизнь! Если какой-то человек принимает это начертание, для него припасено неразбавленное вино гнева Божьего!

Очевидно, Господу это далеко не безразлично. Должно быть, это начертание несет в себе некую настойчивость, равную или даже превосходящую все доступное нашему обсуждению. Ибо чем бы ни было это начертание, вы, я думаю, согласитесь, что мы должны выяснить, что это такое, чтобы нам избежать его.

Откровение 13 — самая необычная глава в этой книге о последних событиях. Читая ее, поражаешься сходству, особенно в стихе 5, между силой, описанной здесь, и той силой, о которой говорил Даниил (Дан. 7:25} и которая будет экспериментировать с Законом Божьим.

Не этим ли вызван гнев, побудивший Господа высказать самое мрачное предостережение в Библии? Не затрагивает ли это Его Закон? И (смеем ли предположить?) не подразумевается ли здесь день отдыха?

Счетчик Гейгера начинает громко трещать, когда мы задумываемся о поспешности, с которой вводятся в действие воскресные законы. Не истоки ли это того, о чем говорили священные предсказания? Не замешано ли здесь воскресенье? Как воскресенье может быть начертанием?

Вернемся к Тридентскому собору. Вспомним слова д-ра Хольцмана:

«Наконец на последнем заседании 18 января 1562 года все сомнения были отброшены: архиепископ Реджио произнес речь, в которой открыто заявил, что традиция стоит выше Писания. Следовательно, авторитет Церкви не зависит от авторитета Писания, ибо Церковь заменила… субботу воскресеньем не по заповедям Христа, а своей собственной санкцией» (Канон и традиция, с. 263).

Что решило исход борьбы, когда все пребывало в неустойчивом равновесии? А именно то, что Церковь изъяла из Закона Божьего одно из его предписаний. Тот факт, что день богослужения был перенесен не по заповеди Христа, а санкцией Церкви — именно это деяние Церковь приводит как самое веское доказательство своего авторитета в религиозных вопросах!

Это деяние, друзья мои, и по сей день выставляют напоказ перед всем миром в качестве знака церковной власти. Послушайте этот отрывок из «Катехизиса» Стивена Кинана:

«Вопрос. Имеются ли у вас доказательства того, что Церковь имеет право устанавливать праздники по своему усмотрению?

Ответ. Если бы у нее не было такого права, она не смогла бы сделать того, в чем современные религиозные люди согласны с нею; она не смогла бы заменить празднованием воскресенья, первого дня недели, празднование субботы, седьмого дня, то есть совершить замену, для которой нет основания в Писании» (с. 174).

А вот отрывок из «Краткого изложения христианского учения» Анри Тюбервиля, д-ра богословия из Франции:

«Вопрос. Чем вы докажете, что Церковь имеет право устанавливать праздники и святые дни?

Ответ. Самим актом замены субботы воскресеньем, что было признано протестантами; поэтому они наивно противоречат себе, строго соблюдая воскресенье, но нарушая при этом большинство остальных праздников, установленных Церковью» (с. 58).

Освобождение от одной из заповедей Десятисловия и замена ее днем, который Господь никогда не устанавливал, преподносится как доказательство власти, обязывающей людей подчиняться. Как ни ужасающе это разоблачение, но утверждение первого дня недели в качестве дня богослужения вопреки ясному слову Господа о том, что седьмой день является Его субботой, — это, по многочисленным свидетельствам и откровенным признаниям, и станет тем начертанием, которое скоро будет положено!

Вы начинаете понимать, что будет истинным предметом спора в этом последнем конфликте? Такие вещи не делаются тихо и незаметно. Суть спора занимает центральное место в библейском пророчестве о конце времен. И тем не менее некоторые беспечно спрашивают: «Разве это имеет значение?» Господь поможет нам увидеть, что значение этого неизмеримо велико.

Господь привлекает внимание людей к данному вопросу в канун того времени, когда он встанет со всей непреложностью. Правда, Церковь может внешне измениться. Ее нынешние, достойные одобрения высказывания основаны на Писании, а не на традиции. Но ее стремительные реформы имеют отношение только к внешним проявлениям религиозности и не затрагивают основ учения. Они не сглаживают серьезного нарушения Закона Божьего, за которое Церковь в течение столетий несет ответственность.

Не отказывается современная Церковь и от поисков сотрудничества с государством. А если Церковь объединяется с государством для регулирования духовных вопросов, это всегда кончается преследованиями.

Да, именно этому, уставшему от фанатизма поколению Господь предлагает суровое испытание. И мы выстоим только в том случае, если усвоим основные принципы. Ибо, подобно тому, как пилигримы, сами того не сознавая, превратились в преследователей, современные люди, ненавидящие фанатизм, сами вносят свой вклад в тот поток нетерпимости, который приведет в ужас людей и ангелов!

Помните супермаркеты? Поскольку первая поправка в нашей Конституции запрещает принимать любой закон, касающийся религии, некоторые торговые дома настаивали на том, что законы штатов, предписывающие не работать по воскресеньям, являются, таким образом, неконституционными. Дело рассматривалось Верховным судом. Я присутствовал на этом историческом заседании и слышал, как сей высокий суд — хотя трое судей и выразили свое несогласие — постановил, к удивлению многих, что законы, предписывающие не работать по воскресеньям, больше не являются религиозными, а постепенно превратились в обычные социальные установления, обеспечивающие благоденствие и здоровье нации.

Таким образом, при поддержке Верховного суда проходят новые законы, предписывающие считать воскресенье нерабочим днем. К тому же старые законы, многим из которых более ста лет, выкапываются из архивов и неуклюже насаждаются.

Странное разграничение между тем, что можно и чего нельзя продавать в воскресенье, невольно вызывает улыбку. Бегло просмотрев различные законы, мы обнаружим неправдоподобную мешанину запретов и исключений. Вы можете купить молоток, но не гвозди, птичку, но не клетку для нее. Вы можете купить себе пива, но не молока своему ребенку. Вы можете приобрести антиквариат, но не имеете права купить новую мебель. Спрашивается, какое отношение эта бессмыслица имеет к здоровью и благоденствию?

Нет, друзья мои. Дело не только в супермаркетах. Здесь нечто большее, чем продолжительность рабочей недели, установленная с учетом интересов трудящихся. Поверьте, это серьезно затрагивает проблему религиозной свободы в целом. То, что мы наблюдаем, — это трудноразличимое, но преднамеренное посягательство на права свободного человека. Однако оно незаметно протаскивается под дымовой завесой напускной невинности и ослепляет тысячи людей, которые отдали бы жизни за религиозную свободу — если бы. знали, что поставлено на карту.

Позвольте привести пример. Допустим, на вашей улице расположено небольшое предприятие, возглавляемое адвентистом седьмого дня. Один из его наемных работников — молодой, заслуживающий доверия мусульманин. Закон предписывает, чтобы предприятие не работало по воскресеньям. Адвентист седьмого дня, искренне веря в то, что суббота является днем отдыха по Божественному установлению, должен закрывать свое предприятие и по субботам. А работнику-мусульманину, у которого днем отдыха является пятница, приходится терять три рабочих дня еженедельно или насиловать свою совесть. Одно из двух!

А теперь представим, что политическая власть в нашей стране перешла в руки друзей нашего мусульманина, которые бы провели закон, предписывающий считать пятницу нерабочим днем. Признаем ли мы его без всяких возражений как обычное социальное установление? Подумайте.

Однако тысячи преданных и верных христиан, не осознающих, чем это чревато, ведут борьбу с воскресным хождением по магазинам с помощью наклеек на бамперах своих автомобилей. Они и не подозревают, что, несмотря на свою ненависть к фанатизму, они невольно оказались втянуты в водоворот самого ярого фанатизма. Они и не подозревают, что очень скоро наступит время, когда невозможно будет ни продать, ни купить, не имея начертания. Они и не подозревают, что от борьбы до гонений всего один шаг.

На карту поставлено сознание. А сознание не находится в сфере владения государства. В человеке есть нечто более важное, чем кости, нервы и клетки; нечто большее, чем мышцы, уставшие после сорокачасовой рабочей недели. Сознание — это нечто принадлежащее Создателю, нечто такое, во что и Господь, и отцы-основатели нашей Церкви запретили вмешиваться государству.

Человек рожден свободным — свободным мыслить, делать выбор, действовать в соответствии со своими убеждениями независимо от того, верны они или нет. Он свободен отдать жизнь за правое дело — или даже за неправое.

Сознание — это тайное святилище, куда Сам Господь никогда не входит без приглашения. Именно в этом священном тайном пространстве человек принимает решения. Господь внушает, Господь руководит, Господь обо всем написал, но Господь не принуждает. Он не войдет и никогда не позволит кому-нибудь еще войти туда, если человек сам этого не захочет.

Сатана предпочитает вторгаться силой. Наши близкие тоже хотели бы войти — те близкие, которые ничего этого не понимают. Иногда хотели бы войти церковные власти, иногда — государственные. Но Господь Сам охраняет вход. Его пылающий меч пресекает попытки принуждения со стороны друзей или врагов. Душа свободна. Христос сделал ее свободной на Голгофе!

Да, исповедать Христа — это чего-то стоит. Открывшаяся правда часто вызывает изумление. Она может потрясти до глубины души, ибо мы внезапно начинаем понимать, как высока ее цена.

Один пастор рассказал прихожанам о дне, который Господь велел помнить. Во время пения последнего гимна он не заметно вышел через боковую дверь. Он хотел быстро пройти к главному входу, чтобы приветствовать покидающих церковь людей.

В спешке пастор едва не столкнулся с каким-то высоким человеком, задумчиво остановившимся в тени. Его глаза были влажны. Пастор положил руку ему на плечо и спросил, не может ли он чем-нибудь помочь. Человек медленно повернулся и, посмотрев пастору прямо в глаза, сказал: «Всю свою жизнь я молился за истину. Но я никогда не догадывался спросить у Господа, чего это будет стоить!»

За истину придется дорого заплатить. Но она стоит этого — даже если означает ваше отличие от других.

Генри Торо, непреклонный индивидуалист XIX в., живший в Новой Англии, однажды заявил: «Если человек не идет в ногу со своими товарищами, возможно, это происходит потому, что он слышит какого-то другого барабанщика. Пусть шагает под музыку, которую он слышит, даже если она доносится издалека и имеет совсем другой ритм».

Дезмонд Досс был человеком, который слышал другого Барабанщика. Этот небольшой, почти хрупкий человек, в котором трудно было предположить большую отвагу, служил во время второй мировой войны санитаром. И был удостоен ордена Почета. Вот как это произошло. Было субботнее утро на Окинаве. Дезмонд Досс в тот день не дежурил, поскольку была суббота. Но его часть собиралась предпринять еще одну попытку захватить высоту 167, а найти другого санитара было невозможно. Пойдет ли он с ними?

Досс ответил, что безусловно готов спасать жизни даже в субботу, и быстро собрал свое снаряжение. А затем попросил товарищей подождать. «Нельзя идти в атаку, не помолившись», — сказал он.

И подразделение армии Соединенных Штатов ждало, пока Дезмонд Досс молился вслух. Но все ждали охотно. Они доверяли этому человеку и его молитвам. Так или иначе, но они чувствовали себя спокойнее.

Они поднялись на крутой холм, но вскоре были отброшены врагом. А когда сделали перекличку, Дезмонд Досс не отозвался. Но внезапно всеобщее внимание привлек какой-то человек, махавший им с вершины холма. Это был санитар Досс, и он звал на помощь.

Ему приказали немедленно спуститься. Но приказы для него ничего не значили, когда на карту были поставлены человеческие жизни. Увидев, что он занят делом, остальные побежали, чтобы ему помочь; они бросали через холм ручные гранаты, чтобы прикрыть его, и Дезмонд продолжал свою работу. Он был ранен в руку, но под огнем противника перенес в безопасное место семьдесят пять раненых!

Семьдесят пять человек остались в живых благодаря одному человеку, который слышал другого Барабанщика и который имел смелость быть отличным от других!