Белград, Бухарест, София

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Белград, Бухарест, София

…Чтобы начать подготовку к будущему Всеправо–славному Собору и придать новое дыхание своим экуменическим инициативам, Афинагор I решает посетить Россию, Сербию, Румынию, Болгарию и, возможно, Грецию. Визит в Грецию был отменен, чтобы избежать неверных толкований, связанных с Кипром. Визит в Россию пришлось отложить, чтобы избежать совпадения с торжествами, организованными режимом, по случаю пятидесятилетия революции. Потому патриарх направился прежде всего в Юго–Восточную Европу, за помощью и советом, перед своим продолжительным визитом на Запад.

* * *

Последовательность визитов соответствовала порядку патриарших кафедр; после древних и прославленных апостольских столиц она определялась временем получения патриаршества: 1922 год для Сербской Церкви, 1925–для Румынской, 1961–для Болгарской. Канонически патриаршество могло быть даровано лишь Вселенским Престолом, тем более что Константинополь является «матерью» этих Церквей… Поэтому Афинагор I отправился сначала в Белград (11–16 октября 1967 года), затем в Бухарест (16–21 октября) и наконец в Софию (20–24 октября). Всякий раз он напоминал, что начал свои визиты с древних патриархатов Востока несколько лет тому назад, и что в силу обстоятельств не смог посетить Москву до своего визита на Балканы. В этом умении совместить самую смелую инициативу со строгим послушанием традиции — одна из разгадок его духовного обаяния.

Всякий раз Афинагор (неизменно сопровождаемый четырьмя митрополитами из Синода) обращался с приветствием любви и мира к патриарху поместной Церкви, ее иерархии, духовенству, верующим, а также и к светским властям каждой страны, от имени Константинопольской Матери–Церкви. Всякий раз в манере, столь характерно православной, он благословлял поместную Церковь в ее миссии, миссии смиренного служения народу в тех условиях, в которых она оказалась, т. е. в социалистическом обществе, в условиях «народной демократии». Церковь — это не государство в государстве, она соединяет себя с судьбой каждого народа, пытаясь лишь одним своим безвозмездным присутствием исполнить «миссию освящения» (это выражение патриарха), состоящую в утешении и просвещении сердец. Ничего не требуя, лишь благодаря за то, что ей позволяют существовать. В каждой столице Вселенский патриарх пожелал освятить эту позицию поместной Церкви.

В Белграде, где патриарх Гавриил бывший узник Дахау, во время Второй мировой войны, был подлинной совестью народа, патриарх Афинагор заявил: «Всем сердцем мы радуемся, Ваше Блаженство, видя как прекрасно организована Ваша Церковь…, видя благочестие и твердость православного народа в этой великой стране… Мы молимся о здравии и многолетии ее руководителей, о мире и процветании всей республики Югославии, в которой Сербская Церковь–сестра в единомыслии и твердости несет свою миссию освящения…»

Каждый раз патриарх напоминает, что братские связи, соединяющие Церкви, вырастают из Евхаристии. «Сердца наши начинают биться сильнее, когда мы, рядом друг с другом, вместе преломляем хлеб Евхаристии и вместе причащаемся из чаши благословения, встречаем друг друга как братья» (Сербскому патриарху Герману).

В то же время он всюду осторожно напоминает, что Вселенский патриархат несет в православной Церкви, как он выразился в отношении папы, служение «старшего брата»: «Константинополь — это Мать, которая дала жизнь этим Церквам и которая сегодня советуется с ними, выслушивает их, напоминает им о долге объединения, чтобы лучше служить Православию и делиться своими сокровищами со всем христианским миром».

В Белграде патриарх вспоминает «об общем историческом прошлом, об общих надеждах». Он говорит о святом Савве, стоящем у истоков Сербской Церкви, который в начале XIII века «после долгой аскезы на горе Афон в Свято–Пантелеймоновом и Ватопедском монастырях, где он получил монашеский постриг, был рукоположен патриархом Эммануилом I и утвержден Печьским архиепископом». В XIII веке, который так трагически начался разграблением Константинополя, молодая Сербская Церковь сохраняет православие на Балканах, и в своей живописи, преобразившей западный гуманизм, она достигает вершины христианского и мирового искусства, в котором человеческое начало не отделяется от божественного, но находит в нем свою полноту. Упомянув о первом расцвете Сербской Церкви в Средние Века, патриарх говорит о ее связях с Вселенским престолом, в оттоманскую эпоху, вплоть до XIX века, когда Сербская Церковь была провозглашена автокефальной. (Церковь королевства Сербии, автономная с 1832 года, стала автокефальной в 1879 году, ее предстоятель получает сан патриарха в 1922 году). Урок этой продолжительной истории, несмотря на тяжкие испытания, заключается в «согласии» и в «сотрудничестве».

В Бухаресте патриарх Афинагор обращается к новому истолкованию духовной истории страны. Он напоминает о первой евангелизации страны, еще в римскую эпоху исходящей из «христианских центров на Юге». О возникновении в Средние Века митрополий Венгро–Валахии и Молдавии (поначалу автономных, как и сербское архиепископство Печа). Эти связи, «укорененные в самой глубине истории, способствовали стремлению Константинопольских патриархов, относившихся с сочувствием и помогавших святейшей Румынской Церкви в эти мрачные дни, сохранить Православие на этой земле в XVI и XVII веках. «Румынские княжества имели в Оттоманской империи особый статус: там нельзя было строить мечетей, и правители их всегда были христианами. В XVI и в XVII веках «господарями» здесь были константинопольские греки. В силу связей, сохранявшихся между Вселенским патриархатом и православными общинами этих районов, а также благодаря особому статусу внутренней автономии, здесь было возможно печатать христианские книги, сохранять православную веру, проводить важные соборы, в частности собор в Яссах в 1642 году, издавать «символические» документы, разъяснявшие традиционную веру перед лицом Реформации и Контрреформации. На рубеже XVIII и XIX веков румынские земли сумели принять от греческого мира Добротолюбие, и передать его в Россию. Ибо призвание христианской Румынии словно заключается в том, чтобы служить местом необходимой встречи — между греками и славянами, между Востоком и Западом — что невозможно без разъяснительной работы. Так была «соткана великолепная общая история, прославляющая нашу святую веру».

В Софии, городе носящем имя Премудрости Божи–ей, патриарх обратился к общим истокам веры, культуры и народа: «Пытаясь различить в истории святые и нерасторжимые связи, соединяющие болгарский народ с нашей константинопольской Церковью–Матерью, уже начиная с самого далекого прошлого, мы видим, как этот народ в течение веков, «живет и ест с нами», говоря словами святейшего Фотия. Он родился во Христе Иисусе в нашей Церкви, обновился в крес–тильнице Православия, стал народом, получившим от Церкви–Матери священников, пастырей и учителей и принявшим из ее рук свою историю и культуру». Несмотря на трагические столкновения с Византийской империей, чья столица была слишком близко, именно Церковь Константинополя с участием Фотия, а затем и учеников великих славянских миссионеров Кирилла и Мефодия, не только евангелизировала болгарский народ, но снабдила его алфавитом, построила его язык и в силу постоянного взаимообмена дала ему основы христианской культуры, которая впоследствии была передана России в конце первого тысячелетия. Она также передала славянским народам исихастскую реформу в XIV веке…

* * *

Как возврат к истокам, это путешествие может иметь большое значение для истинной истории нашей эпохи — истории медленной. Оно совпадает с еще весьма робким возрождением народов — и Церквей — Юго–Восточной Европы и отмечает новый более сложный и многосоставный облик Православия. Балканские Церкви, которые не следуют более за Москвой, образуют нечто третье — достаточно крепкое, если мы вспомним, например, сколь значительна в численном интеллектуальном плане Румынская Церковь, — и решительным образом ослабляет противостояния Второго и Третьего Рима… Их позиция зачастую оригинальна: так, Румынская Церковь, всецело настаивая, как и Московский патриархат, на равенстве и свободной инициативе каждой Церкви–сестры, в то же время постоянно выдвигает предложение о создании постоянного всеправославного Синода при Вселенском Престоле, что отвечает и желанию патриарха Афина–гора. Что позиция этих Церквей частично зависит от политической незвисимости, которой достигли или которой добиваются правительства их стран, несомненно, но это не объясняет всего. Болгария, например, остается послушной страной «народной демократии». Однако именно ее Церковь оказала Вселенскому патриарху наиболее сердечный прием.

* * *

Во всех трех столицах Афинагор прилагал усилия к оживлению процесса подготовки Всеправославного Собора и к пробуждению экуменического призвания в православном сознании. «Мы прибыли сюда, — сказал он в Белграде Сербскому патриарху, — прежде всего с тем, чтобы завязать контакт с Вашим Блаженством и его иерархией и вместе обсудить проблемы, касающиеся сегодня всей православной Церкви и требующие неотложного изучения и решения. С одной стороны, внутриправославные проблемы, большинство из которых включено в программу будущего великого Всеправославного Собора, где они должны найти свое решение. С другой стороны, православная Церковь оказывается сегодня перед задачей, касающейся всего христианского мира в целом, и потому она должна участвовать в движении к христианскому единству. Христианские конфессии были парализованы противостоянием и полемикой, что породило ненависть и привело к отчуждению. Сегодня они выходят из тех укрытий, в которых окопались, и начинают искать встреч и экуменического диалога. Такова самая поразительная реальность этого века, возникшая в ответ на вопросы и ожидания наших дней. И поскольку ощущение, что наша православная Церковь сохранила неповрежденной христианскую веру в согласии с апостольской традицией живо для всех, мы видим всеобщее желание встреч и сотрудничества с ней для восстановления древней неразделенной Церкви и возвращения к наследию Отцов.»

Подобные речи патриарх произносил и в Бухаресте. В Болгарии его экуменический призыв наполняется новым содержанием: «Здесь мы касаемся важнейшей проблемы нашего времени, проблемы христианского единства,… которая затрагивает более общую проблему мира и лучшего устроения нашей планеты. Мы официально провозглашаем, что наша святая православная Церковь совершает служение (диаконию), полное высокой ответственности, в ответ на требования нынешней эпохи, и предпринимает шаги, ведущие к этой цели. Наша святая православная Церковь не должна прятать сокровища своей веры, ни богатства своего предания. Напротив, она должна открывать себя миру в духе диаконии, стремясь к преображению мира во Христе Иисусе. С этой священной целью, православная Церковь призвана идти по тому единственному пути, который допускает откровение истины наряду с достижением единства, — по пути любви. На этом пути, по словам святого Фотия, «те, кто разделены — встречаются, те, кто сражаются — обретают мир, 656

более тесными становятся узы родства». Ибо только в любви мы, христиане, можем встретиться, когда Господь соединит нас у единой чаши святой Евхаристии. Таково наше общее ожидание, общее упование».

{Эта глава переведена с сокращениями.}

Данный текст является ознакомительным фрагментом.