В монастыре св. Екатерины на Синае
В монастыре св. Екатерины на Синае
Четыре года прошло с тех пор, как я встретил монаха в Греции. Все это время у нас с ним не было связи. Я не знал точно, из какого он монастыря, но предполагал, что из Синайского монастыря св. Екатерины, поскольку кольцо было оттуда. Летом 1998 года я решил отправиться туда и разыскать его, если удастся. Я не был уверен, в этом ли он монастыре, и если да, то не окажется ли в отъезде. Я не знал, что ждет меня на Синае, и что будет, если я встречу монаха. Может, я приму постриг и останусь там навсегда. Может, я не найду его и вернусь разочарованным. В голове у меня было множество вопросов и сомнений, но я знал одно: надо ехать несмотря ни на что. Бывают случаи, когда интуитивно чувствуешь: что–то тебя ожидает, и веришь интуиции вопреки всему. Это был именно тот случай. Я был преисполнен больших надежд и решил ехать. Я чувствовал, что у меня один выход: разыскать монаха. Жить по–прежнему я не мог, пока не найду Бога. Пока я не найду Бога, я не пойму себя и не определю своего места в жизни. Бог загадочным образом стал для меня альфой и омегой. Он проник в мое сердце и занял там лучшее место, стал первой и основной целью без всякого с моей стороны намерения. Так получилось — вот все, что я мог сказать.
Один Бог имел для меня значение, без Него я чувствовал себя никем. Я тосковал по Богу, без Него я был пуст. Я чувствовал себя разделенным, разбитым на куски, чужим даже самому себе. Чтобы жить в мире, радости и гармонии, я должен был отыскать Бога. Без Него никто и ничто не спасло бы меня от трагедии моей жизни. Господь — разрешение моих проблем; я осознавал это сердцем, а не благодаря культуре или традиции.
Монах был «связующим звеном», и я должен был его отыскать. В начале июня 1998 года я позвонил в туристическое агентство в Осло, которое организует чартерные туры в Шарм–аль–шейх, и заказал билет на самолет, который вылетал в четверг 11 июня в час дня с прибытием в Шарм–аль–шейх в семь часов вечера. Билеты должны были прийти по почте. Через неделю пришло письмо из агентства. Меня с сожалением уведомляли, что рейс отменен. Профсоюз авиалиний объявил забастовку, потому что руководство отказалось повысить зарплату и улучшить условия труда.
Я позвонил в агентство и спросил, какие есть варианты. Мне ответили, что можно лететь после окончания забастовки, то есть через две недели, или отменить заказ и забрать деньги. Я страшно расстроился. После стольких лет я решился наконец отправиться на Синай, и тут забастовка! Почему? Есть ли за этим невезением какой–то скрытый смысл? Чего хочет Господь? Отказаться от поездки совсем или подождать две недели? Я знал, что ехать надо, и согласился лететь первым же самолетом после окончания забастовки.
В Шарм–аль–шейх я прилетел в семь часов вечера в четверг 25 июня. До монастыря св. Екатерины надо было ехать на машине часа три–четыре. Я устал после долгого перелета из Осло и нуждался в отдыхе. Можно было переночевать в Шарм–аль–шейхе, но какое–то сильнейшее беспокойство гнало меня ехать немедленно. Мне не терпелось увидеть монаха. Я взял машину до монастыря. Машина была старая, дорога неровная, и путь занял много времени. Всю дорогу сердце мое трепетало, хотя я и не знал, что именно меня ждет. Небо над Синаем было чистое, сияли звезды. В сердце ожил прежний восторг, который они мне когда–то внушали. Однако сейчас, по дороге в монастырь св. Екатерины, я ощущал за звездами что–то еще. Как будто святая Екатерина ехала со мной, указывая путь, принимая меня как гостя в своем доме.
В монастырь я приехал около полуночи. Было темно. Тень горы Синай лежала на монастыре. Я не мог его различить, и только в окрестностях обители горело несколько окон. Дверь одного из домов была открыта. Я вошел. Четверо молодых египтян сидели за столом и разговаривали. Я спросил их, живет ли здесь монах. Оказалось, что жил, но сейчас его нет. Последние два года он регулярно ездил в Грецию. Последний раз он уехал туда десять или одиннадцать месяцев назад и до сих пор не вернулся.
Что мне было делать? Я снял койку в трехместном номере в гостинице рядом с монастырем. В ту ночь я был в номере один. Не могу описать своего огорчения. Я очень устал после долгого пути, но не мог сомкнуть глаз. Монаха здесь нет, какое разочарование! Какая неприятная неожиданность! Я начал вспоминать свою духовную историю, пытаясь разобраться, что стоит за моим стремлением к Богу. Что это все означает? Не обманываю ли я себя, выдумывая кого–то несуществующего? Вправду ли Бог существует, или же я выдумал его, чтобы спастись от пустоты и скуки? Не сочинил ли я призрака, просто чтобы иметь оправдание для своей жалкой жизни? Если Он есть, то почему монаха нет здесь, при том, что я проделал такой путь и отчаянно в нем нуждаюсь? А если Его нет, то почему я так на Него зол?
Боже, Боже мой, внемли мне! Почему Ты оставил меня? Удаляют меня от спасения грехопадения мои. Боже мой, взываю днем, и не слышишь, в ночи взываю, но не внемлешь Ты, хотя и не греховен зов мой… Я же червь, а не человек, терплю поношения от людей и унижения от народа. Все видевшие меня глумились надо мной, говорили устами, кивали головою: «Уповал он на Господа, так пусть избавит его и спасет его, если угоден Ему!»… Как вода растекаюсь, рассыпались кости мои; стало сердце мое, как воск, тающий в груди моей. Иссохла, будто глиняный сосуд, сила моя, язык мой прилип к гортани моей, и в прах смерти низвел Ты меня… Но Ты, Господи, не лиши меня помощи Твоей; на защиту мою поспеши… Поведаю имя Твое братьям моим, посреди церкви воспою Тебя. (Пс. 21)
Я прилетел из Норвегии в эту пустыню, только чтобы увидеть монаха, а его тут нет. Что это значит? Я вышел из комнаты и всю ночь бродил в темноте возле монастыря. На заре я разглядел его стены. Монастырь походил на крепость или средневековый город. Я подошел к калитке и стал ждать. Чего? Не знаю. У меня было странное ощущение, будто это место мне знакомо. Каким образом? Да, я понял! Над калиткой была печать монастыря — тот же самый знак, что и на кольце, которое я сберегал у сердца все эти годы, которое так любил и без которого не мыслил свою жизнь; на кольце, которое было связующим звеном между мной и Возлюбленным, залогом личной любви Бога ко мне. Это был тот же самый знак, только гораздо большего размера.
Какое зрелище! Печать над калиткой одного из старейших христианских монастырей! Сердце мое наполнилось несказанной сладостью. Я успокоился, гнев отступил, в сердце проснулись радость и надежда. Все казалось прекрасным приключением. Я ощущал любовь святой Екатерины, как будто я — ее близкий родственник. Я стоял у ворот монастыря и чувствовал себя почетным гостем, как если бы святая пригласила меня. Она показала мне дорогу в свой дворец, а теперь говорит со мной знаками!
Часов в шесть утра калитка отворилась, и вышел монах. Он нес коробку, за ним шел мирянин–араб, тоже с коробкой. Я вгляделся и — о чудо! Это оказался он, тот самый монах, которого я знал! Сердце у меня заколотилось. Не колеблясь, я бросился вперед, окликая его по имени. Он остановился, обернулся, взглянул мне в лицо, но не узнал — возможно, потому что я изменил прическу. Он спросил, кто я и где мы виделись. «В Каире?» — «Нет, на Лесбосе, в монастыре в Митилене, четыре года назад», — отвечал я. Он явно удивился и, поскольку куда–то торопился, велел мне подождать здесь, сказав, что вернется только ради меня. Час проходил за часом, а он не возвращался. Я проголодался и пошел в трапезную гостиницы поесть. Была уже вторая половина дня. Я горевал, потому что монах не узнал меня с первого взгляда и, даже узнав, не пожелал уделить мне времени. И все равно я был счастлив, потому что он оказался здесь.
Больше я ждать не мог и, подойдя к калитке, послал ему с молодым монахом записку, прося меня принять. Тот вернулся и повел меня в архондарик — небольшой зальчик для приема гостей. На этот раз монах принял меня с распростертыми объятиями. Мы разговаривали примерно полчаса. Он рассказал о себе: что при поддержке одной женщины, с которой обещал меня познакомить, опубликовал книгу, а сейчас они готовят вторую. Потом мы вместе пошли в гостиницу, где остановилась эта женщина с двумя своими детьми.
Евгения была его «духовной дочерью», как это зовется у православных. С первого взгляда я увидел, что это замечательная, очень отзывчивая женщина. Она приветствовала меня тепло и без всякой официальности, как родного брата. Монах ушел, чтобы заняться какими–то своими делами. Евгения спросила, когда я приехал в монастырь. Я ответил, и она в изумлении закивала — они приехали в то же самое время, после того как монах долго пробыл в Греции. Сейчас они собирались взять его немногочисленные пожитки и уехать в Грецию навсегда.
Без сомнений, произошло чудо — других объяснений нет. Спустя четыре года после встречи, без всякой связи и договоренности мы приехали в монастырь одновременно: монах — из Греции, я — из Норвегии! Они собирались в этот же день покинуть монастырь. Не случись забастовки, я бы приехал, как собирался, и разминулся с монахом. Останься я ночевать в Шарм–аль–шейхе, приедь в монастырь всего на день позже, я бы его не застал. Поразительно! Я не мог поверить! Господь позаботился обо всем, даже о мелочах! Он сделал так, чтобы мы не разминулись в тот день. Он устроил так, чтобы я встретил монаха и Евгению. Я рассказал ей, что хочу креститься, и желал бы, чтобы монах окрестил меня здесь. Евгения объяснила, что монах не рукоположен в священники и не может совершать таинство крещения, кроме того, мне надо подготовиться. Она дала мне свой адрес в Греции и велела писать. Может быть, я смогу окреститься в Греции в ближайшее время.
Потом мы вместе пошли к монаху в келью и помогли ему уложить вещи. У него оказалось много красивых бумажных иконок Христа и Его святых; некоторые Евгения подарила мне. Монах подарил мне прекрасное английское издание Библии и книгу «Лествица Райская» святого Иоанна Лествичника, который в шестом веке был настоятелем этого монастыря.
В тот же день монах и Евгения уехали в Грецию. Я собирался пробыть в монастыре две недели, но чувствовал, что все главное позади. В первый же день я получил от этого святого места больше, чем ожидал. Господь доказал, что заботится обо мне, направляет мои шаги. С Его помощью я нашел правильный путь. Я нашел Его Церковь на земле. Я чувствовал, что знаю Православную Церковь как родную. Я чувствовал, что Церковь любит меня, а я — ее. Она звала меня, как любящая мать зовет свое чадо. Я узнавал ее, как ребенок узнает мать по вкусу живодательного молока. Каким же особенным я себя чувствовал! Как гордился в тот момент!
Вторая ночь в монастыре св. Екатерины решительно отличалась от первой. Вера моя укрепилась, сердце наполнилось надеждой, радостью и благодарностью к Господу. Эту ночь я тоже не мог спать, но по совершенно другой причине. Я понимал, что Бог видит меня. Он заботится обо мне, ведет меня узким путем в жизнь (Мф. 7:14) как пастырь добрый (Ин. 10:7–22). В ту ночь я бродил вокруг монастыря, вознося благодарность Господу. Он доказал, что взирает на меня с милостью. Я больше не заблудшая овца, ибо сам Господь ведет меня. Если я отклонялся с дороги вправо или влево, то слышал позади Его голос, говорящий: Вот путь, иди по нему (Ис. 30:21). Сам Добрый Пастырь положил начало моему спасению. Сердце мое переполнялось радостью. Господь меня любит! Я жив! Я нужен! Я — кто–то! В ту же ночь я вместе с группой паломников и туристов поднимался на гору Синай, где Моисей получил от Бога скрижали Завета. Удивительное впечатление — видеть рассвет с этой святой горы. Здесь были десятки паломников самых разных национальностей, африканцы и европейцы. Я понимал, что для меня честь — оказаться в таком святом месте. Спустившись, я решил совершить небольшое путешествие по Египту — поехал в Каир, а оттуда в Александрию, на родину святой Екатерины. Через неделю я вернулся в Норвегию.