Предчувствие Царствия

Предчувствие Царствия

Господь приблизился ко мне

Возлюбленный, по которому я так тосковал

к Которому стремилась душа моя

Господь навестил меня

Возлюбленный стоял здесь

Стучал в двери сердца моего

испрашивал дозволения войти

Великий Царь

Податель Жизни, Творец всего

стоял у двери сердца моего

прося дозволения войти!

О, смиренье неизреченное!

Высочайший, величайший

прекраснейший из царей

просил моего сердца

чтобы сделать его Своим троном

Он хотел царить здесь и отсюда

Он просил у меня то, что Его изначально

Он хотел, чтобы я сам отдал свое сердце

Он требовал своего, не ущемляя меня

Добрый и щедрый Царь

ждал моего земного сердца

Чтобы взамен дать мне Своего Духа

Чтобы разделить со мною величье

за мое сердце, сердце человеческого существа

которое Он возлюбил больше

всего Творения

Он предлагал мне жизнь, вечную жизнь

если я отдам Ему смертное сердце

и в Нем я не умру

АЗ ЕСМЬ СУЩИЙ (Исх. 3:14)

хотел явить Себя мне

в Лицах, что скрывает Ветхий Завет

Я не устоял перед такой красотой

не устоял перед несказанной милостью

не устоял перед щедрой благостью

Я впустил его, и Он вошел, как царь

Победителем в сердце мое вступил

милостивым в Своем торжестве

И тихо двинулся через меня

стараясь не напугать меня

И меня всего окутала Любовь

Любовь охватила меня всего

Он был со мной и без меня

Он был во мне и вовне

Я был в Нем, не вовне

Я был с Ним, не без Него

Он поведал любовь к моему существу

 каждой клеточке моего существа

С душой Он говорил на языке души

С костями — на языке костей

С кровью — на языке крови

С кожей — на ее языке

Я весь был внутри Него

Несотворенной Своей рукой

Он касался тварного моего существа

Обнимал меня Духом Своим Святым

Посетил каждый закуток души

и вымел оттуда все, что не Его

Садовник обихаживает свой сад

Насаживает розы, поливает те, что уже есть

но сорную, дурную траву выбрасывает вон

Это Он говорил, когда мы были наедине

Я лишь слушал

Он был женихом

Я — невестой

Он рассказал, какую боль нес так долго из–за меня

все те годы, что мы были разлучены

Я видел, как Он истомился по мне

как Он стремился ко мне

как Он всегда любил меня

как страдал, пока мы были разлучены

Он любил меня больше, чем я — Его

Алкал меня больше, чем я — Его

стремился сильнее, чем я к Нему

Он плакал от любви, и я с Ним

Он плакал от радости, и я с Ним

Я видел Любимого в Духе

Он был Один, но Три

Один в Трех, Три в Одном

Отец и Сын и Святой Дух

Три Лица в одном Естестве

Три Лица, но Один в Любви

Каждое изливало мне любовь других

Каждое сообщало имя других

В Духе чрез Сына я принял любовь Отца

В Нем я был в Церкви, в Церкви святой

В Его Церкви я был в Нем

В Церкви я был Его телом, Его церковью

Добрый Пастырь не бросил меня

когда отыскал

Он в Церковь святую привел меня

в нем я — в Церкви Его святой

в Церкви христианином стал

Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко,

по глаголу Твоему с миром.

Яко видеста очи мои спасение Твое

еже уготовал еси пред лицом всех людей,

свет во откровение языков

и славу людей Твоих Израиля! (Лк. 2:29–33)

Внезапно я как будто взлетел

словно голубь, возвращающийся в гнездо

и вот я в небе над синайским монастырем

словно голубь, созерцаю его с высоты

О, Христова невеста, Святая Екатерина

что доброго совершил я тебе

что ты так милостива ко мне?

не могу припомнить ничего!

Господь оставил меня

не сразу, не насовсем

Он царской печатью запечатал сердце мое

оставил в моем сердце залог

ни одна сила не ступит в него

не воцарится там никогда

Я знаю, что не умру

Ибо Он разделил со мной Свою жизнь

не умру, даже когда умру

покуда я пребываю в Нем.

На следующее утро я проснулся под дивное пение птиц. Я чувствовал себя царем, которому принадлежит вся Вселенная. Все засияло новыми красками, все радовало — солнце, воздух, море, птицы, деревья, незнакомые люди. Во всем я видел Христа, Его красоту. Я смотрел на солнце над Коринфским заливом и радовался при мысли, что Создатель всей этой красоты — мой личный Друг. Я видел, что все хорошо весьма (Быт. 1:31).

Было около восьми утра. Я побежал к монаху и разбудил его. Он взглянул на меня и сказал: «По твоему лицу я вижу: с тобой произошло что–то особенное!». Теперь я любил монаха еще сильнее, чем прежде, ведь он — друг моего возлюбленного Друга, слуга того же Господина, которому я хочу служить. Мои личные отношения с Богом привели к тому, что у нас с монахом укрепилась духовная связь. Кроме того, я очень привязался к Евгении. Сердце мое трепетало при мысли о крещении. Я стремился к нему всем сердцем моим, и всею душою моею, и всею крепостию моею, и всем разумением моим (Лк. 10:27).

Однако и теперь лукавый по–прежнему смущал меня. У него было время отвратить меня от единения с Христом, поскольку я еще не покрестился. Вновь я вспомнил ужасное видение, которое было у меня за три месяца до этого — разъяренный человек, который кричал: «Не смей вступать в таинство!». Сон ужасно пугал меня, я понимал только, что он связан с моим желанием креститься.

Теперь, за девять дней до крещения я остался один в доме. Переживания прошлой ночи представлялись настолько невероятными, что я был склонен считать их сном. В ту ночь я ощутил присутствие дьявола настолько отчетливо, что мне казалось: в любую минуту он может физически появиться перед моими глазами. Я знал, что беспомощен против него, и единственная моя защита — крепче прилепиться к Спасителю Иисусу Христу. Поэтому я сосредоточился на Его святом имени и твердил Иисусову молитву на родном языке:

Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного.

К этому времени я привык молиться по ночам. В целом мире для меня не было ничего слаще молитвы. Весь день я мечтал, что наступит ночь, и я смогу молиться в тиши. Ровно за неделю до крещения на меня вновь напал дьявол. Я начал читать Иисусову молитву и как только дошел до слов «Сыне Божий», услышал внутри себя ехидный смех и насмешливый голос, который произнес: «С каких это пор у Бога есть сын?». Я снова и снова повторял молитву, даже вспотел от попытки сосредоточиться, но стоило дойти до слов «Сыне Божий», как внутри раздавался тот же издевательский голос. Я был перепуган до смерти, хотя телом и душой не сомневался, что Иисус — единородный Сын Божий. Как же может во мне звучать кощунственный голос против моего Господа и Спасителя, Которого я люблю всем сердцем? Чей он? Мой? Как он может быть моим? А если не мой, то чей же и почему говорит во мне? Что это значит? Я обливался потом и трепетал от стыда и страха перед Господом Иисусом Христом.

Я понял, что со мной происходит. Духовный враг напал, используя в качестве оружия мое воспитание, надеясь таким образом выиграть бой перед самым моим крещением. Я вырос в религиозной традиции, которая категорически отвергает Святую Троицу: «O oблaдaтeли пиcaния! He излишecтвyйтe в вaшeй peлигии и нe гoвopитe пpoтив Aллaxa ничeгo, кpoмe иcтины. Beдь Meccия, Иca, cын Mapйaм, — тoлькo пocлaнник Aллaxa и Eгo cлoвo, кoтopoe Oн бpocил Mapйaм, и дyx Eгo. Bepyйтe жe в Aллaxa и Eгo пocлaнникoв и нe гoвopитe — тpи! Удepжитecь, этo — лyчшee для вac, Пoиcтинe, Aллax — тoлькo eдиный Бoг. Дocтoxвaльнee Oн тoгo, чтoбы y Heгo был peбeнoк. Eмy — тo, чтo в нeбecax, и тo, чтo нa зeмлe. Дoвoльнo Aллaxa кaк пopyчитeля! (Коран, 4:169).

Ислам считает, что Иисус недостоин быть даже рабом Аллаха (Коран, 4:171). Согласно Корану, «Иca пpeд Aллaxoм пoдoбeн Aдaмy: Oн coздaл eгo из пpaxa, пoтoм cкaзaл eмy: «Бyдь!» — и oн cтaл» (Коран, 3:52). Воспитанный в такой религиозной культуре, я привык думать о Боге как монистическом существе, неразличимом в Лицах. Представление о Боге как о Лицах совершенно чуждо исламской традиции. Ислам отвергает Святую Троицу. «Во имя Аллаха милостивого, милосердного! Скажи: «Он — Аллах — един, Аллах, вечный; не родил и не был рожден, и не был Ему равным ни один!»» (Коран, сура 112). Этот стих каждый молящийся мусульманин повторяет семнадцать раз на дню.

Духовный враг пытался подорвать мою веру через моё воспитание. Господь попустил ему, потому что я должен был пройти этот искус, чтобы укрепиться в вере. Я должен был выдержать духовную брань. Много ночей я боролся в молитве, а потом признался монаху. Тот подтвердил, что голос и впрямь принадлежит дьяволу. Он сказал, чтобы я успокоился, потому что голос не мой, а дьявола, и значит, на дьяволе лежит вина за кощунство. Цель дьявола — смутить меня, чтобы я поверил, будто голос мой, и вина на мне. Так он надеялся повредить моей душе, ввергнуть меня в духовное отчаяние. Монах успокоил меня, сказав, что такие дьявольские уловки хорошо известны православным христианам. Он рассказал много историй о подвижниках, которые подвергались сходным искушениям. Надо упорно молиться, и голос исчезнет. И впрямь, после того, как я рассказал об этом монаху, голос оставил меня и больше не возвращался.