ГЛАВА VI. СТРАННОПРИИМСТВО

ГЛАВА VI. СТРАННОПРИИМСТВО

1. Готовность принять

дним из удивительных чудес общинной жизни является то, что она позволяет принимать людей и помогать им; это как раз то, что нельзя сделать одному. Когда мы вместе прилагаем усилия, разделяем друг с другом свои задачи и обязанности, можно принять много людей, в том числе пребывающих в больших затруднениях. Нужно помочь им понять, что их любят и что они достойны любви; это значит помочь им обрести путь к внутреннему исцелению и доверию к самим себе, к братьям и сёстрам, к Богу.

Готовность принять — один из первых признаков жизнеспособности общины. Если община позволяет другим — чужим, посетителям — жить в общине, это свидетельствует о том, что у неё нет страха, что она обладает сокровищницей истины, от которой хочет уделить другим. Если община начинает закрывать двери, значит, её члены закрывают свои сердца.

Но нужно хорошо понимать, что значит быть готовым принимать. Для того чтобы можно было принимать, нужно существовать, то есть быть общиной, преисполненной подлинной жизнью.

В начале община должна быть немного замкнутой. Нужно время, когда люди учатся понимать друг друга. Так же происходит в супружеской жизни: если супруги проводят время, принимая своих друзей, у них не будет времени, чтобы оформить своё единство.

Для всего существует своё время: своё для создания общины и своё для того, чтобы распахнуть двери. Эти два периода необязательно сразу же следуют друг за другом; они связаны между собой. Всегда нужны как близкие внутренние отношения, так и периоды открытости. Если один из этих двух моментов исчезает, то по прошествии короткого отрезка времени произойдёт смерть.

Если община только и делает, что принимает новых людей, она очень быстро начинает разбрасываться, а потому, больше не будет общиной, которая принимает алчущих, но кучкой людей, толпящейся как на станции. Если человек остаётся замкнутым перед собой или группой, это говорит о самоудушении; рождаются несгласия и ревность; жизнь больше не циркулирует.

Если община полна любви, она привлекает, а поскольку она привлекательна, она с необходимостью принимает. Жизнь вызывает жизнь. В её власти порождать, а в её творческих способностях заключена величайшая бескорыстность; поразителен тот способ, каким одно живое существо порождает другие живые существа. То же самое происходит с тем живым телом, которое является общиной.

Любовь постоянно движется; она никогда не может остановиться. Если человеческое сердце не растёт, оно слабеет. Если оно всё более не открывается, то замыкается и заводит процесс духовной смерти. Община, начинающая говорить нет страннопримству, из страха ли или по причине усталости, в силу ли неуверенности или желания комфортности («нам мешают») равным образом инициирует процесс духовной смерти.

Но для всего своё время; своё для того, чтобы «быть», и своё, чтобы «принимать».

Иногда кто–то стучит в мою дверь. Я разрешаю человеку войти, и мы говорим, но посредством множества мелочей я даю ему понять, что занят, что мне нужно кое–что закончить. Я открываю дверь моего кабинета, но дверь моего сердца остаётся закрытой. Мне ещё многому нужно научиться и много возрасти в зрелости. Принять кого–либо значит открыть ему дверь сердца, предоставить ему в нём пространство. Естественно, если мне нужно заниматься делами, которые не могут подождать, нужно сказать ему об этом, но открывая ему тем самым сердце.

Принять — значит позволить людям проникнуть в сердце общины. Но они должны принимать и уважать её цели, её дух, традиции и установления. Принимать — не значит принимать любого и позволять ему делать всё, что он хочет. Некоторые общины определили своей целью принимать всех, не отвергая никого. Это невозможно. Это значит не понимать реальности общинной жизни.

Когда я приступал к созданию «Ковчега», я принял Рафаэля и Филиппа, двух умственно отсталых людей. Несколько месяцев спустя я принял Габриэля, безработного бедняка–беднягу. Он оставался несколько месяцев. Но достаточно скоро его присутствие оказалось несовместимым с жизнью общины. Он начал терроризировать Рафаэля, может быть, из ревности. Нужно было, чтобы он ушёл, а если нет, то это было бы большим риском для Рафаэля. Приняв одного слабого, несамостоятельного человека и вовлекши его в общинную жизнь, нельзя затем принимать в неё другого, который рискует серьёзно навредить возрастанию первого. У нас нет права принимать кого–либо, кто не желает уважать других и общинную жизнь со всем тем, что она в себя включает.

У каждой общины есть свои слабости, пределы своих возможностей, которые также являются и её богатством. Важно признать их. Нужно знать, кто может принимать, и каковы нормы, согласно которым следует принимать.

Конечно, со временем можно надеяться, что община станет более глубокой и сможет принимать всё больше трудных людей, но любопытно, что не всегда представляется случай для этого. В начале «Ковчега» мы иногда принимали трудных, неустойчивых и агрессивных людей; со временем трудные люди стали более спокойными, обрели определёную внутреннюю гармонию. Теперь было бы неосторожным принимать кого–то, кто мог бы пробудить тревогу и мрак, остающиеся в дремлющем состоянии в их существе. Нужно уважать ритм жизни хрупких людей, которые находятся на пути к покою и внутреннему исцелению.

Если нельзя принять в дом каждого человека, стучащегося в дверь, есть способ принять страдания стучащих, есть способ сказать «нет» с истиной и нежностью.

2. Кто принимает?

уководитель общины, принимающий кого–либо, но не живущий каждый день с теми, кого он принимает, навязывает свой идеал странноприимства тем, кто живёт с этим человеком; это не всегда справедливо. Вся община должна принимать, признавать присущие этому затруднения, раскрывать также радости этого деяния.

В общинах «Ковчега» и прежде всего в тех, которые уже давно существуют, вырастает всё больше отсталых людей, достигших определённой зрелости. Они живут в общине долгое время, иногда больше, чем помощники и даже ответственные. Важно, чтобы с ними консультировались перед тем, как принять новых членов, пребывающих в нужде. Нужно, чтобы принимала — где это возможно — вся община, а не только помощники и ответственный.

3. Риск

Принимать — значит постоянно рисковать, а это всегда мешает. Но не пришёл ли Иисус для того, чтобы мешать нашим привычным делам, нашему удобству, нашей усталости? Нужно, чтобы нас постоянно стимулировали, если мы не хотим впасть в зависимость от уверенности и удобства и продолжать идти от рабства греху и эгоизму к обетованной земле освобождения.

Принимать–не значит прежде всего открывать двери собственного дома, но открывать двери собственного сердца и таким образом делать себя доступными уязвимости. Этот дух — внутренняя позиция. Это значит принимать другого в своё сердце, даже если это нам мешает и лишает нас уверенности; это значит беспокоиться о нём, быть внимательными, помогать ему обрести своё место в общине или где бы то ещё ни было. Готовность принять значит ещё более, чем готовность выслушать.

4. Подлинное и ложное гостеприимство

Приём посетителей — продолжение того взаимоприятия, которое люди, живущие в общине, оказывают друг другу. Если мы наделены сердцем, открытым для всех братьев и сестёр, оно у нас будет открыто и для посетителя. Но если мы склоняемся и замыкаемся в себе, закрываясь от всей общины, мы рискуем закрыться и от посетителей. Только бы, принимая посетителей, мы не делали этого с целью избегать членов общины, что время от времени случается. Иногда нам наскучивает присутствие друг друга, тогда рождаются проявления агрессивности, тогда посетители развлечение. Такого рода развлечения развлечения могут быть действенными и оказаться этапом на пути к единству общины. Но это не подлинное гостеприимство. Иногда легче принять посетителя, чем брата или сестру, с которыми постоянно живёшь. Так случается с некоторыми мужьями и жёнами, которые постоянно отсутствуют в семье, «совершая добро бедным», вовлекаясь в христианские благотворительные движения. Может быть, было бы лучше, если бы они проводили больше времени дома, будучи более участливыми здесь.

Разделённая община не должна принимать. Это принесёт вред тем, кто придёт. «Сначала наведи порядок у себя дома, прежде чем приглашать других прийти туда».

Иногда я беспокоюсь насчёт того, каким образом мы принимаем людей в «Ковчег». Принимаем ли мы кого–либо, потому что нуждаемся в нём для чего–то, или принимаем его ради него самого, потому что Иисус послал его нам:

Я был странником, и ты принял меня? (Матф. 25, 35).

Конечно, если мы его принимаем, нужно, чтобы он мог найти своё место, что включает в себя наделение его определённой ролью и задачей. Нужно, чтобы он смог здесь использовать свой дар. Но иногда мы рискуем не обращать больше внимания на его личность и просто счастливы, что его задача осуществляется.

Трудно найти равновесие между «использовать» людей в целях общины и «предоставлять им слишком большое пространство для роста», не обеспечивая им роль, в которой они чувствовали бы себя полезными.

5. Принимать Провидение

Чем больше мы живём в общине, тем больше мы отдаём себе отчёт в том основополагающем замысле, который разворачивает Провидение. Каждый день мы обнаруживаем, насколько мы бедны перед ним, насколько мы в нём нуждаемся. Община живёт и продолжает жить только потому, что в неё вовлекаются новые люди. Как объяснить, что одного человека общинная жизнь трогает, а другого нет? Мы быстро отдаём себе отчёт в том, что его привлекают более сильные мощь и сила, чем сама община. Это призыв и дар Божий.

И каждый новый человек, приходящий в общину, несёт в себе свои хорошие качества, свои дары, также свои изъяны, которые со временем преобразят течение общинной жизни в её становлении и развитии.

Люди, которых мы принимаем в общину сегодня, завтра целиком включатся в её жизнь и поведут общину к послезавтрашнему дню. Принимать новых людей жизненно необходимо для общины: это вопрос жизни и смерти.

6. Первый жест

Очень часто первый жест гостеприимства особенно важен. Некоторые люди убегают, потому что этот первый жест оказывается для них неприятным опытом. Другие остаются, потому что им улыбнулись и очень вежливо с ними обошлись. Нужно, чтобы те, которых мы принимаем, чувствовали, что они нам не мешают, но что мы счастливы разделить свою жизнь с ними. Нужно уметь ответить на письмо или на звонок с симпатией, показывая пример личной бескорыстности.

Если бы мы принимали каждого нового человека как дар Божий, как посланника, мы бы всё более исполнялись любовью и становились открытыми.

7. Принять отвергнутых

Когда община принимает отвергнутых, то поначалу, в общем–то, всё идёт неплохо. Затем, в силу множества причин, отверженные вновь начинают становиться отверженными и претерпевают кризисы, которые могут довести их до попытки самоубийства. Эти кризисы могут быть очень болезненными для членов общины и приводят их в ещё большую растерянность, потому что они чувствуют своё бессилие. Община становится тогда чем–то вроде ловушки, из которой иногда очень трудно выйти. Если в тот момент члены общины сознают свою бедность, этот кризис может стать моментом благодати. Отверженный и трудный человек имеет в себе что–то от пророка. Он встряхивает общину, потому что требует от неё неподдельности. Очень многие общины основаны на мечтах и красивых словах, там всегда готовы говорить о любви, об истине, о мире… Отвергнутый, вступающий в неё, оказывается взыскательным. Его вопль — это вопль об истине, потому что за словами он чувствует ложь. Он схватывает расхождение между тем, что говорится, и тем, как люди в общине на самом деле живут. В этот момент община словно бы вынуждена грубо выгнать отверженного: он становится непереносимым, невозможным, ленивым, равнодушным ко всему. Нужно как можно сильнее обесценить его, потому что он открыл общине всё её лицемерие.

Это не означает, что все общины могут принимать любого отверженного и что не нужно в некоторых случаях изгнать отверженного. Нужно понять собственную ограниченность и объективно увидеть то, что она могла бы сделать. Иногда присутствие отвергнутого может стать источником единства, истины, потому что отверженный всегда ведёт к абсолюту, а абсолют ведёт к обращению. Он заставляет общину критиковать себя.

Отверженный в общине нуждается в особенном отношении. Он раненое существо, часто лишённое надежды, которому недостаёт доверия к себе самому. Иногда он испытывает ужасные всплески тревоги, которые подталкивают его к непредвиденным и недобровольным действиям против других и против себя самого; внутренне он часто не имеет сдерживающих факторов, он живёт в глубоком смущении и легко переходит из состояния равнодушия к полной анархии желаний. В нём происходит ужасная борьба между силами тьмы и света, смерти и жизни. Он теперь человек, не чувствующий опоры ни в человеке, ни в законе. И именно это осознание своего одиночества и своей духовной скудости приводит его к отчаянию.

Чтобы вновь обрести надежду, отверженному нужно чувствовать, что его любят и ценят. Только через любящий взгляд другого он может раскрыться мало помалу человеком крепким, способным на положительную деятельность. Ему нужен кто–то, кто слушал бы его, кто слушал бы его раны и его потребности и чувствовал бы его настоящие желания. Это умение слушать требует времени и терпения, потому что он боится довериться и не доверяется любому. Ему нужно чувствовать кого–то, кто не только бы не осуждал его, но кто глубоко понимал бы его.

Этот человек, полный внимания и готовый слушать, должен со временем стать важной точкой опоры, которая вела бы его, поддерживала, утешала, вселяла в него мужество и помогла бы ему обнаружить свои способности и принять на себя какие–то обязанности помощника. По причине смущения своего существа отвергнутый должен, если хочет расти, доверять этой точке опоры, ставшей почти отцом, исполненным нежности и благодати, но вместе с тем крепким.

Община, принимающая отверженного, должна объяснить ему с самого момента его прибытия, что такое община и чего она ждёт от него. Нужно, чтобы он принял её распорядок, даже если этот порядок очень гибок и в некотором смысле создан для отвергнутых! Он должен чувствовать, что не предоставлен власти своих инстинктов, но что от него требуется определённый минимум. Если он отвергает этот распорядок, то говорит этим, что не хочет оставаться в общине.

Его помощник, его точка опоры должен быть посредником между законом или распорядком и отвергнутым. Он должен объяснить ему причину, по какой существует этот распорядок. Он должен уметь быть крепким, но вместе с тем прощать и вселять мужество.

«Человек–точка опоры» прежде всего не должен быть в оппозиции к общине. Это случается иногда с некоторыми «щедрыми» людьми, желающими стать «спасителями» и показать общине, что она замкнута и не исполнена евангельским духом. Они используют отверженного, чтобы раскрыть общине её слабые стороны. Совершенно необходимо, чтобы человек–помощник действовал от имени всех и работал бы со всеми. Он должен, таким образом, постепенно помогать отверженному переходить от единичных отношений к общинным отношениям, переходить к общине с её потребностями. У отверженного, конечно, будут свои взрывы ревности, чтобы посмотреть, всегда ли его принимают. Но постепенно, через эти взрывы, он начнёт интегрироваться и чувствовать себя на своём месте. Для того чтобы можно было принимать отверженных, община должна иметь возможность предложить ему прочную точку опоры, участливую, понимающую и, вместе с тем, твёрдую: если она не может предложить ему такого человека, открытого и способного принять его пощёчины и его кризисы, лучше его не принимать. Её сила должна быть в любви и взаимном уважении. Если этого единства не существует, отверженный рискует усилить напряжения и подтолкнуть процесс разложения общины.

Отверженный живёт в духовных потёмках, без цели и без надежды. Он вынужден компенсировать тревогу, которая часто мешает ему спать или есть, алкоголем, наркотиками или безумством.

Для того чтобы у него родилась новая надежда, а его тревога превратилась в покой, нужно время. Этот переход или это новое рождение могут быть очень болезненными для него и для тех, кто его окружает. Иногда он должен испытывать общину, для того чтобы увидеть, действительно ли община до конца им интересуется. Иногда он должна освобождаться от своей тревоги относительно общины, а тревога может размножаться подобно пожару, если находит воспламеняющийся материал, так же, как она может и погаснуть, если встречает людей, способных принять его на себя.

Отверженный — плод несправедливости и насилия, произошедших в прошлом. Драма его бытия отождествляется с отверженностью, которую он претерпел. Если он очень восприимчив и уязвим, его раны глубоки и проявляются через смятение его существа, недостаток доверия к себе самому и чувство виновности, вплоть до ощущения своей вины лишь за то, что живёт на свете.

Свет, разрывающий потёмки духовной бедности, не может прийти иначе как от другого человека. В отверженном может происходить ужасная борьба с мраком, желающим остаться во что бы то ни стало. Отверженный — всегда двойственная личность; он колеблется между любовью к свету и желанием остаться в хаосе и драматичности. Его двойственность заставляет его любить и ненавидеть в одно то же время общину и, прежде всего, человека–путеводителя. Его неуверенность одновременно подталкивает его как к прилеплению к ним, так и к изгнанию их из своей жизни.

Освобождение отверженного из этого мира духовного мрака рискует осуществиться только через тысячи испытаний. Человек–путеводитель или община должны уметь принять враждебность и агрессивность, порождённые его тревогой, зная, что они являются лишь последствием той враждебности, которую он претерпел. Они должны стать громоотводом его насилия, помогая преобразовать его в нежность, высвобождая таким образом мало помалу отверженного из пут его тревоги. И на самом деле, роль примирительной общины в разрыве цикличности насилия, чтобы привести человека к покою.

Отчаяние многих отверженных проистекает из того, что у них не было нормальных отношений с матерью. Это оставило в них что–то наподобие раны. Они жаждут нежных отношений, чтобы их полностью постоянно принимали. В самой глубине своего бытия — проглядывает ли в них любовь их раннего детства — они даже не испытали первых недовольств ребёнка, когда мать поворачивается к другому малышу, только что родившемуся. Они не испытали тех проявлений ревности, которые слились воедино впоследствии. Именно поэтому отверженный имеет неутолимую жажду. Он хочет полностью отвести внимание на себя, не желая делить его с кем бы то ни было.

Именно поэтому человек, желающий помогать отверженному, никогда не должен быть один. Опасно уже то, что малыш добивается всего внимания матери, что она становится его заложницей. Именно так и случается, когда мать не замужем или со скандалом ушла от мужа. В этот момент появляется что–то наподобие чувственной зависимости: ребёнок и мать взаимно обладают друг другом. Это больше не отношение освобождения. Я видел иногда этот тип опасных отношений в наших общинах, когда помощник сосредотачивается исключительно на одном отсталом ребенке.

Именно поэтому точка опоры, если это один человек, должна зависеть от общины. Умственно отсталый малыш без семьи или отверженный должны хорошо понимать, что они никогда не смогут обладать этим человеком–помощником, у которого есть своя сила и свои связи в общине.

Бруно Беттельхайм написал книгу, озаглавленную Любви не достаточно [32] . То, что он говорит, верно, даже если, может быть, он чрезмерно подчёркивает аналитический аспект. Можно вспомнить, что для того, чтобы помочь удручённому человеку, отчаявшемуся и отверженному во мраке его смятения, нужно умение. Нужно уметь принять кризисы, насилие, депрессии, нужно уметь понять то, что говорится посредством отступлений назад и бегств. Нужно уметь расшифровать информацию, сокрытую в своеобразных действиях и хитростях, и ответить в истине на крики и на нужды. Благодаря опыту человеческих взаимоотношений и труда, нужно знать некоторые законы человеческих расстройств и человеческого становления и способ приводить к внутреннему исцелению; нужно, прежде всего, уметь войти в неподдельные отношения с человеком.

Для этого не нужно быть психиатром, заниматься исследованиями, но быть восприимчивым к глубоким нуждам других, обладать опытом и не бояться прибегать к помощи профессионалов: врачей, психиатров, разного рода терапевтов. На самом деле, нет противоречия между верой и психиатрией; противоречие существует только между людьми, один из которых отрицает эти измерения. Это не означает, что легко отграничить то, что касается духовности и священника, от того, что относится к области психиатрии. Часто обе области смешиваются.

В «Ковчеге» мы проводим свою собственную терапию, весьма отличающуюся от больничной терапии, отличной также от терапии, основанной исключительно на лекарствах и анализах. Это терапия, базирующаяся на неподдельных взаимоотношениях, которыми живут в общине, придают человеку динамизм, признание себя и новую целенаправленность. Отчаявшийся человек обнаруживает мало помалу, что он составляет часть семьи, общины. Это дарует ему уверенность и мир.

Христианская община, принимающая отверженных и отчаявшихся людей, нуждается в специалистах: психологах, психиатрах и т. д. Но прежде всего ей нужно использовать собственную терапию. Специалисты должны признавать эту терапию и сотрудничать с ней.

Христианская община основывается на прощении и на знаках прощения. Роль священника в исповеди, тайна, которую она содержит, и прощение Иисуса, которое она раскрывает, могут быть основополагающими для того, чтобы привести отчаявшуюся личность к внутреннему исцелению, снимая ярмо виновности.

Открытие в вере того, что Иисус любит всех людей и особенно самых отверженных, помогает человеку открыть собственное достоинство сына Божьего. Способ, которым община принимает смерть своего брата, помогает некоторым преодолеть страх смерти. Таким же образом Евхаристия и молитва вместе помогают обнаружить, что все мы братья и сестры в Иисусе; что, в конечном счете, нет различия между здоровыми и больными. Перед Богом все мы отсталые сердцем, пленники нашего эгоизма.Но Иисус пришёл исцелить нас внутренне, спасти нас, освободить нас посредством дара Своего Духа. Именно Благая Весть приводит нас к бедным: мы больше не одиноки в нашей грусти, в духовной скудости нашего одиночества, в наших страхах, в наших взбудораженных чувствительности и сексуальности. Он любит нас и пребывает рядом с нами.

Не бойся, Я с тобой _{(Ин. 6, 20).}

Когда мы принимаем тяжело израненного человека, нужно сознавать всю тяжесть этого жеста. Он включает в себя то, что мы должны принять человека таким, каков он есть, не должны навязывать ему идеал, должны понять, чего он ищет от отношений и что мы готовы:

Во всё верить, на всё надеяться, всё сносить (1 Кор. 13: 7).

Но в то же время нужно, чтобы человек знал, каковы пределы его общины.

Случается, что после того, как мы, по настоящему приняли человека, мы обнаруживаем, что больше не можем держать его, что он совершает зло как себе, так и по отношению к другим. Нужно научиться быть самими собой и твёрдыми людьми, нежными и сострадательными.Если человек должен уйти, нужно попытаться найти ему место его нового рождения.

8. Отвергнутые, пребывающие в сердце общины

Многие общины, которые я знаю, имеют одного или двух отверженных, людей, которые, достигнув определённого возраста, кажется замкнулись в чём–то вроде умственной болезни. Они подавлены, капризны, хмуры. Кажется, что ничего нельзя сделать. Все попытки завести с ними разговор или проявить обходительность были отвергнуты. Часто это не их вина. Пока они были молодыми, они находили в себе силы прятать эти слабые стороны своей личности. А затем, в определенном возрасте, подсознательные силы выходят наружу. Тогда они живут двойственной жизнью; они хотели бы оставить общину и в то же время знают, что им некуда идти. Они чувствуют себя бесполезными и почти не любимыми, потому что отвергают любые отношения. Они носят ужасный крест одиночества.

Иногда община должна искать для них другие решения, более подходящее место, может быть, нужно окружить их заботой специалистов. Но, прежде всего, она должна принять их как дар Божий. Отвергнутые люди, пребывающие в сердце общины, часто более трудны, чем оставшиеся за её дверью. Они много мешают, но помогают другим членам общины быть постоянно настороже, чтобы действительно любить, слушать, схватывать мелочи, которые могут успокоить. Нужно помогать отверженному человеку не винить себя, не замыкаться в болезни и не уходить полностью в себя. Община и ответственные могут также иметь часть вины, когда разражаются эти кризисы. Может быть, они облекли слишком обременительной ответственностью этих людей в период их юности; может быть, не достаточно заботились о них. Не подходили к ним, когда у них были ещё маленькие кризисы. Если бы они беспокоились раньше об этих слабостях, может быть, можно было бы избежать страданий впоследствии.

Некоторые люди скрывают прогибы своей личности. Когда они чувствуют себя в подобной ситуации, нужно обращать на это внимание. Опасно всё более подчёркивать своё назначение и эффективность своей деятельности для того, чтобы можно было продолжать скрывать собственные слабости. Но придёт время, когда человек больше не сможет скрывать их. Обнаружится огромное несоответствие между ответственностью, возложенной на человека, и хрупкостью его личности. Именно тогда он рискует впасть в тяжёлую депрессию и в агрессивное состояние насилия. Однако лучше не мешать кризису разразиться как можно раньше, когда еще есть время для того, чтобы мы на самом деле могли помочь человеку. Самое важное пытаться всегда быть самими собой и говорить человеку, что мы ходим сделать ради него.

9. Принять и бороться

Иногда люди объединяются для того, чтобы вести борьбу. Этот тип объединений никогда не может стать общиной. Это объединение воинствующих людей. Община подразумевает позицию не агрессивности, но понимания, доверия, открытости. Это не означает, что общины не должны бороться и иногда находить выход своей агрессивности. Но нужно, чтобы эта агрессивность проявлялась ради защиты основополагающих ценностей — готовности принять и доверять людям.

10. Принять, чтобы служить

Люди, принадлежащие общинам, принимающим других людей, должны быть внимательными, чтобы не принимать ради себя, ради того, чтобы жить в ладах с совестью, чувствовать себя спасителями, но ради тех, кого принимают. Они должны быть на служении им. Община должна создаваться в виду внутреннего освобождения этих людей.

Сегодня многие общины хотят быть гостеприимными и, в то же время, христианскими общинами и, следовательно, общинами молитвы.

Когда образуется христианская община, нужно хорошо знать, что хочешь делать и что собираешься предпринять, чтобы принимать других. В первую очередь принимают людей, пребывающих в нужде, отсталых людей и без семьи для того, чтобы дать им семью, помочь им обрести более великие покой и уверенность и, может быть, впоследствии помочь им вновь реально и счастливо влюбиться в общество? Или же пытаются, прежде всего, создать общину молитвы, принимать людей в той мере, в какой они являются христианами или для того, чтобы обратить их?

В «Ковчеге» мы избрали путь призрения к отсталым людям, потому что они пребывают в нужде, не обращая внимания, христиане ли они или нет. Наше желание — сделать всё возможное, чтобы они могли по–человечески духовно возрастать, согласно своему ритму и своему дару.

Если люди принимаются, потому что они в отчаянии и для того, чтобы придать им уверенность, дать семью, то для этого не обязательно, чтобы все члены общины были христианами и участвовали в молитве. Однако они составляют часть одной и той же семьи.

Этот способ принимать ужасно неудобный, потому что нет ни чётко установленных структур, ни распорядка. Всегда легче и удобнее принимать только тех людей, которые следуют тем же принципам и ходят на Мессу. Опасность заключается в том, что они должны будут делать вид, что являются верующими, если хотят иметь возможность остаться. Мне кажется, что иногда предпочтительно предоставить им возможность постепенно определять свою дорогу и открывать личность Иисуса Христа, чтобы они прилеплялись к Нему более свободно. Конечно, так медленнее, но поскольку в этом случае мы уважаем личность в её праве личного выбора и в её становлении, результат будет более основательным. Конечно, всегда существует опасность впасть в равнодушие, но нужно молить Духа сохранить нас более бдительными.

11. Необходимость в общинах, которые принимают

Меня поражают люди, живущие в одиночестве, раздавленные своим одиночеством. Они погружаются в пучину подавленности или алкоголизма. Очевидно, что одиночество может встревожить. Обнаруживается всё возрастающее число людей, которым недостаёт равновесия, потому что их личная жизнь несчастлива. Это «бьющиеся головой о стенку», наркоманы, преступники; все эти люди ищут семью и смысл жизни. Конечно, в грядущие года нужно будет, чтобы рождалось множество маленьких общин, которые готовы принимать, в которых эти потерявшиеся одинокие люди могли бы обрести семью и чувство принадлежности. Когда–то христиане, желавшие следовать за Христом, открывали школы и больницы. Сегодня, когда всё больше врачей и учителей, нужно, чтобы христиане входили бы в новые общины, принимающие людей для того, чтобы жить с теми, у кого нет семьи и открывать им, что их любят