3. Литература

3. Литература

Самое дорогое у человека — слово, и оно предается растлению, проституируется. Начиная с любого уличного листка и кончая «серьезными» произведениями искусства, вы встретите одну и ту же тему о флирте, ухаживаниях, увлечениях, половых сношениях, о «любви»... Не оставляют в покое ни малышей, ни отроков, ни подростков, ни безусых юношей, ни незрелых, несформировавшихся девиц. И писатели наши, посвятившие свой талант, если подходит тут это слово, описанию порока во всех его подробностях и срамоте, еще хвалятся этим и, захлебываясь от удовольствия, с диким цинизмом и в похотливо-истеричном экстазе выкрикивают к читателям, как В. Розанов в своих «Опавших листьях»:

«Дураки вы этакие, все мои сочинения замешены не на воде и не на масле даже, — а на семени человеческом: как же вам не платить за них дороже?»

Можно, конечно, втаптывать в грязь достоинство человека и честь читателей, но не настолько же. Нет посему ни--62-

чего удивительного, что даже «видавшие всякие виды» светские критики, и

88

те не выдержали. И один из них так откликнулся на страницах периодической печати:

«Нет прощения, нет забвения проститутам от литературы».

Падение литературы столь велико, что даже женщины принялись писать непристойности. Получается вдвойне гадко и нечистоплотно. И удивительней

89

всего то, что дамы-писательницы сами это сознают. Мария Яничек так начинает, например, предисловие к своей сверхскабрезной книжечке: «С Богом (к чему Его тут задевать? — Еп. Варнава), моя книжечка! Не робея, ступай вторично в свет! Опять осудят тебя, как и в первом издании, и... все-таки раскупят». Грустно становится от этого грубого мужицкого цинизма и бесстыдства в устах «нежных, хрупких созданий» и от этого: «Все-таки раскупят». Действительно, раскупят.

Понятно теперь возмущение талантливого Лео Берга⁹⁰. «В наше время, — говорит он, — когда женщины требуют всех прав, даже права ездить на двухколесной непристойности, именуемой велосипедом, они должны иметь право и на цинизм. И уже находятся такие, которые весьма широко пользуются им. Скоро придется запретить холостым мужчинам читать книги подобных писательниц, и в критических заметках будет значится: "Это не для молодых людей". Итак, уважим и это право».

В этой же книге Лео Берг, рассказав о неудачных попытках создания образа сверхчеловека в творчестве женщин, а также о проявлениях — под вывеской чистой объективности — эротизма в некоторых «дамских» произведениях, и не отыскав в них ничего больше дельного и умного, наконец замечает: «Ряд непристойностей — еще не психология женщины, необходимо при этом и немножко честности».

В противоположность всему этому, каким благоуханным целомудрием веет от строк св. Григория Нисского о преп. Макрине, о ее воспитании, о чтении и изучении ею не срамной светской литературы, а Священного Писания и боговдохновенной Псалтири! Поистине есть разница даже и во внешнем облике между святыми женами и современными женщинами!

«Мать же старалась обучить дочь свою, — говорит блаженный брат о святой сестре⁹¹, — но не тем мирским и общепринятым наукам, которыми большею частью напиты--63-

ваются первые возрасты чрез чтение стихотворений; она почитала постыдным и совершенно непристойным, чтобы нежная и удобообразуемая впечатлительная природа изучала те [или иные] трагические страсти, которые, происходя от женщин, дали повод и предмет для сочинения поэтам, или бесстыдные комические сцены и некоторым образом оскверняла себя бесстыдными сказаниями о женщинах. Но что из Богодухновенного Писания казалось более легким для первого возраста, то составляло предмет учения для отроковицы, особенно же премудрые речения Соломоновы, и из них больше то, что относится к нашей нравственной жизни. Но и в писаниях Псалмов не была несведуща... ибо вставала ли с постели, принималась ли за работу и прекращала оную, приступала ли к пище и выходила ли из-за стола, отходила ли ко сну и становилась ли на

молитву, всегда имела псаломскую песнь, как некую благую спутницу, ни в какое время ее не оставляющую».