4. Сила

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

4.

Сила

Муха — более благородное создание, нем солнце, потому что муха имеет жизнь, а солнце нет.

Блаженный Августин

Моя карьера врача началась в одну из мрачных ночей в Коннотской больнице в восточной части Лондона. До этой ночи я упорно игнорировал любые попытки окружающих уговорить меня поступить в медицинский колледж. В течение длительного времени моя семья целенаправленно убеждала меня заняться медициной; дядя даже предложил оплатить весь курс учебы в университете. Я оканчивал школу, когда из Индии вернулась мама, и мы серьезно задумались о моем будущем.

Однажды мы вдвоем с мамой сидели у камина в ее спальне. Мы не виделись шесть лет, и я был потрясен переменами в маминой внешности. Двенадцать лет жизни в сельских районах Индии стерли с ее лица британскую аристократическую отточенность линий, оставив свой разрушительный след. Горе превратило лицо в маску: мой отец умер от гемоглобинурийной лихорадки в этом году. Она вернулась домой отчаявшимся, сломавшимся человеком, ища защиты и Убежища.

Для меня было довольно странно обсуждать свое будущее с человеком, которого я не видел шесть лет. «Ты знаешь, твой отец обожал жить в горах и лечить там людей, — мягко начала мама. — Ему всегда хотелось получить хорошее медицинское oбразование, а он прошел всего лишь краткий курс в Ливингстонском колледже. Если бы он… кто знает, может быть, сейчас он был бы с нами — он бы знал, как лечить лихорадку».

В маминых глазах стояли слезы, она периодически замолкала, чтобы подавить рыдания. Она стала рассказывать мне о новых законах Индии, запрещающих заниматься врачебной практикой лицам, не являющимся дипломированными специалистами. Потом она вдруг посмотрела мне прямо в глаза и серьезно сказала: «Пол, твой отец все время мечтал, чтобы ты продолжил его дело. Он хотел, чтобы ты стал настоящим врачом».

«Нет, мама! — Я оборвал ее на полуслове. — Я не хочу быть врачом. Мне не нравится медицина. Я хочу быть строителем: строить дома, школы и, возможно, больницы. Но я не хочу быть врачом».

Она не стала спорить, но я почувствовал, как между нами выросла стена. У меня возникло гнетущее ощущение, что своим нежеланием изучать медицину я разочаровал ее, а также своего отца и великодушного дядю. Я не мог тогда сказать маме, я даже самому себе признавался с трудом, что настоящая причина крылась в другом: я не выносил вида крови и гноя. Меня с самого детства тошнило даже при мысли об этом.

В детстве мы с сестрой жили с родителями в Индии. Естественно, мы — дети — совали свой нос во все их дела. Иногда в наш дом приходили пациенты с загноившимися нарывами, и, когда отец делал перевязку, мы держали наготове бинты. Когда мы жили во временно разбитом лагере, отец ставил стерилизатор куда–нибудь в тень большого дерева, кипятил инструменты и начинал вскрывать нарыв. Он не применял анестезию, поэтому во время вскрытия и дренажа нарыва пациент из–за боли судорожно цеплялся за все что было под рукой. Моя сестра сразу же отворачивалась, как только отец брал в руки нож. Я смеялся над ней и говорил, что мальчики ничего не боятся.

На самом же деле я органически не переносил крови и гноя. Я ненавидел все эти процедуры и последующую стерилизацию инструментов, и влажную уборку помещения. Спустя годы воспоминания ничуть не притупились, и я категорически не хотел становиться врачом.

Прошло пять лет с того неприятного разговора с мамой. В это трудно поверить, но случилось так, что я стал работать в Конноте, небольшой больнице в восточной части Лондона. Я неукоснительно следовал своей мечте стать строителем: испробовал разные строительные профессии, работая учеником плотника, каменщика, маляра и укладчика. Мне очень нравилось все это. Вечерами я учился, овладевая теорией строительного дела, чтобы получить диплом инженера–строителя. Мне не терпелось освоить специальность и поехать работать в Индию. Миссионерская организация предложила включить меня в список желающих посещать курс обучения в Ливингстонском колледже по курсу «Гигиена и тропическая медицина». Это был тот же курс, который закончил мой отец. В конце курса предполагалась практика, для прохождения которой меня и направили в местную больницу, чтобы я прямо в палатах делал перевязки лежачим больным, а также чтобы учился у опытных врачей основам медицины: ставить диагноз и назначать курс лечения.

И тут случилось непредвиденное. Это произошло во время моего дежурства в Конноте. Случившееся окончательно и бесповоротно изменило мое отношение к медицине. В ту ночь санитар привез в мою палату молодую красивую женщину, попавшую в аварию. Она потеряла много крови, ее кожа была мертвенно бледной, а каштановые волосы резко контрастировали с белизной кожи. Женщина была без сознания.

Персонал больницы быстро и без паники трудился над доставленной с места аварии пациенткой. Медсестра побежала за бутылкой с донорской кровью, врач возился с капельницей для переливания крови. Другой врач, увидев меня в белом халате, протянул мне манжету от прибора для измерения артериального давления. К счастью, к тому моменту я уже знал, как находить пульс и измерять давление. Но на холодном, влажном запястье женщины не прощупывался даже малейший пульс.

В ярком свете больничных ламп она напоминала восковую Мадонну или гипсовую фигурку святого, которые нередко можно встретить в католических церквях. Даже губы у нее были мертвенно бледными. Когда доктор взял стетоскоп, чтобы прослушать пациентку, и расстегнул одежду у нее на груди, я заметил, что и соски у этой женщины были какими–то побелевшим. На фоне этой повсеместной бледности яркими пятнышками выделялись несколько веснушек. Казалось, что женщина не дышит. Я был в полной уверенности, что она мертва.

Появилась сестра с бутылкой крови, вставила ее в металлический штатив. В этот момент врач вколол в вену пациентки большую иглу. Бутылку подняли как можно выше и соединили с длинной трубкой, чтобы давление в потоке было высоким и кровь быстрее продвигалась по трубке. Меня они попросили проследить и сообщить, когда кровь в бутылке закончится, а сами ушли за новой порцией крови.

Ничто в моей жизни не может сравниться с тем радостным возбуждением, которое охватило меня в следующий миг. Я до мелочей помню все происходившие. Когда все ушли, я нервно теребил руку женщины, пытаясь нащупать пульс. Вдруг я почувствовал еле–еле различимые слабенькие удары. А может, это пульсация в моем пальце? Я проверил еще раз — нет, это был пульс женщины, едва уловимый, но непрерывный. Принесли и быстро подсоединили следующую бутылку крови. На щеках пациентки появился бледный румянец, как будто на них брызгнули и размазали несколько капелек акварельной краски. Постепенно румянец становился сочным и ярким. Губы сначала порозовели, потом стали темно–красными; все тело будто бы вздрогнуло и задышало.

Затем слегка задрожали и стали подниматься ресницы. Женщина открыла глаза и тут же прищурилась от яркого света. Наконец, она посмотрела прямо на меня. К моему огромному удивлению, она заговорила — попросила пить.

Эта молодая женщина появилась в моей жизни около часа назад, но все связанное с ней круто изменило мои привычные представления. Я увидел чудо: мертвая воскресла, воплощение Евы стало дышать, ее тело ожило. Если медицина, если кровь способны на такое…

Я взял в руки пустую стеклянную бутылку, по ее стенкам еще стекали капельки крови. Прочитал надпись на этикетке. Кто дал эти миллилитры жизни? Я попытался представить себе, как выглядит донор, сделавший возможным чудо. На этикетке было написано, что донор проживает в Эссексе, на улице Сэвен Кингс — как раз там, где я работал на строительной фирме. Я закрыл глаза и вспомнил одного из дюжих рабочих, множество которых трудилось на расположенных по соседству многочисленных производствах. В эту минуту, возможно, он поднимался по лестнице строящегося дома или клал кирпичи — большой, пышущий силой и здоровьем, совершенно не думающий об этой слабой хрупкой женщине, возрожденной благодаря его кровяным клеткам и находящейся на огромном расстоянии от него.

К моменту окончания Ливингстонского колледжа я был страстно влюблен в медицину. Спустя некоторое время, испытывая угрызения совести из–за того, что когда–то гордо отказался от дядиной помощи, я все же обратился к дяде и получил от него финансовую поддержку для учебы на медицинском факультете. Вид крови когда–то отвадил меня от медицины; сила крови, способной вернуть жизнь, теперь привела меня в медицину.

Если человек потеряет много крови, он может упасть в обморок. Наличие крови в моче, кровь, текущая из носа, кровоточащая рана вызывают у нас тревогу и беспокойство. Но мы забываем о величайшей силе крови — силе, которая ни на секунду не дает замереть нашим жизням.

«А что целый день делает моя кровь?» — спросил пятилетний малыш, подозрительно разглядывая свою ободранную коленку. Наши античные предки дали элегантное, нежное и не лишенное чувства юмора определение крови — «чистейший волшебный дивный и приятный сок». Но, думаю, в наше время лучшее представление нам даст технологическая метафора. Представьте себе гигантский трубопровод, простирающийся от Канады через дельту Амазонки, ныряющий в океан и выходящий на поверхность каждого обитаемого острова, далее тянущийся на восток через джунгли, равнины и пустыни Африки, разветвляющийся у берегов Египта, чтобы охватить все европейские страны и Россию, пройти по Ближнему Востоку и Азии, — трубопровод настолько всеобъемлющий и всепроникающий, что он охватывает каждого живущего на Земле человека. По этому трубопроводу движется нескончаемый поток сокровищ: овощи и фрукты с каждого континента; часы, калькуляторы, фотоаппараты и видеокамеры; драгоценные и полудрагоценные камни; множество видов хлебопродуктов и зерновых; все виды и размеры одежды; содержимое крупных торговых центров — и все это в изобилии. Миллиарды людей имеют к трубопроводу доступ: как только им что–то понадобится, они заглядывают в трубу и берут из нее то, что им нужно. А где–то в самом начале трубы все это постоянно производится и загружается внутрь.

Подобный трубопровод существует в каждом из нас. И обслуживает он не шесть миллиардов, а сто триллионов клеток человеческого тела. Волны с нескончаемыми запасами кислорода, аминокислот, азота, натрия, калия, кальция, магния, Сахаров, липидов, холестерина и гормонов подкатывают к нашим клеткам, неся все необходимые припасы на плотиках из кровяных клеточек или в жидком виде. У каждой клеточки есть свой особый способ передавать принесенные запасы, являющиеся незаменимым топливом для мельчайших механизмов, вступающих в сложные химические реакции.

Но кроме того, по этому же трубопроводу удаляются отходы, отработанные газы, использованные компоненты химических реакций. Тело транспортирует все жизненно важные вещества в растворенном виде, потому что это более выгодно с экономической точки зрения[12]. Пяти–шести литров этой универсальной жидкости достаточно для обслуживания сотен триллионов клеток тела.

Когда кровь просачивается наружу, она предстает перед нами в виде однородной, липкой и густой субстанции, цвет которой варьируется в диапазоне от ярко–красного до темно–багрового. Ученый–естествоиспытатель и антрополог Лорен Эйсли дал очень точное определение крови: густонаселенная популяция. Однажды, уже в преклонном возрасте, по дороге на работу он споткнулся, упал и сильно разбил лоб. Из раны стала сочиться кровь. Эйсли сел прямо на дороге и в немом оцепенении уставился на образовавшуюся лужицу крови. Позже он написал об этом так:

«Скривившись от боли, я смущенно пробормотал: «Не уходи. Прости меня». Эти слова были адресованы не кому–то конкретно, а частице меня самого. Я был в здравом уме, но мой рассудок странным образом преобразился, и я начал разговаривать с кровяными тельцами, фагоцитами, тромбоцитами — всеми движущимися, живущими независимой жизнью маленькими чудесами, которые были частью меня, а теперь из–за моей глупости и неосторожности умирали, как рыба, вытащенная на берег в жаркий полдень. Я состою из миллионов этих крошечных созданий. Я существую благодаря их тяжелому труду. Они приносят себя в жертву, когда спешат залечить и восстановить нарушенную ткань этого огромного человеческого существа, составной частью которого являются не по своей воле, но которое очень любят. Я — их вселенная, их творение. Первый раз в жизни я явственно ощутил, что люблю их. Тогда (впрочем, как и сейчас — через много лет) мне показалось, что я стал причиной огромного количества смертей на планете, которую населяю. Я причинил такой же ущерб, какой причиняет взрыв только что образовавшейся звезды в космосе».

Простейший опыт подтверждает сложный состав крови. Налейте небольшое количество красной крови в чистый стеклянный стакан и дайте немного постоять. Вскоре появятся широкие горизонтальные полосы разного цвета. Это означает, что многочисленные клеточки распределились в зависимости от своей массы. А еще через некоторое время перед вами окажется многослойная, многоцветная жидкость, напоминающая экзотический коктейль. Вся масса красных кровяных телец ярко–красного цвета опустилась на самое дно; плазма — прозрачная желтоватая жидкость — всплыла вверх; тромбоциты и белые кровяные тельца устроились посередине, образовав самый бледный промежуточный слой.

Как телескоп приближает галактику, так микроскоп раскрывает перед нами капельку крови: он отдергивает завесу, представляя нашему взору ошеломляющую реальность. Частичка Крови размером вот с эту самую букву «о» содержит 5 000 000 Красных кровяных телец, 300 000 тромбоцитов и 7000 белых кровяных телец. Эта жидкость — поистине океан живой материи. Если взять все красные кровяные тельца у одного человека и выложить их рядами друг за другом, то они займут площадь в 3000 Квадратных метров.

Красные и белые кровяные тельца подробно описаны в другом разделе этой книги. Но существование нашего тела зависит не только от них, но еще и от клеточек, напоминающих нежный распустившийся бутон, — тромбоцитов. До недавнего прошлого их функции оставались неисследованными. Сегодняшние ученые знают, что тромбоциты, циркулирующие в потоке крови всего от шести до двенадцати дней, играют важнейшую роль в поддержании жизненно важного процесса свертывания крови. Они являются мобильными «фургончиками» «скорой помощи»: мгновенно определяют место утечки, закупоривают его и впоследствии очищают это место от всевозможных побочных отходов.

Если повреждается кровеносный сосуд, то необходимая для поддержания жизни жидкость вытекает из организма. В ответ на это крошечные тромбоциты начинают таять, будто снежинки, при этом затягивая поврежденные соединительные ткани. Красные кровяные тельца одно за другим быстро накапливаются в этой ткани. Они похожи на автомобили, наталкивающиеся друг на друга в тот момент, когда на дороге образуется пробка. Очень быстро тоненькая стеночка из красных кровяных шариков достигает толщины достаточной, чтобы остановить кровотечение.

Тромбоциты действуют очень точно, они имеют совсем незначительные пределы погрешности. Ведь любой сгусток крови, выступающий за пределы стенок сосуда, несет в себе угрозу закупорки просвета самого сосуда. А это может стать причиной инсульта или вызвать коронарный тромбоз и, как следствие, смерть. С другой стороны, те люди, кровь которых лишена способности свертываться, обычно долго не живут: даже простейшее удаление зуба у них может привести к летальному исходу Тело само способно определять, достаточен ли размер сгустка, чтобы остановить кровотечение, и не слишком ли он велик, чтобы стать помехой продвижению потока крови по самому сосуду[13].

Через микроскоп ясно различаются многочисленные компоненты, входящие в состав крови, но не воссоздается картина той безумной деятельности, которой ежедневно занимается каждая клеточка. Так, красные кровяные тельца никогда не находятся в неподвижном состоянии. Как только они попадают в кровоток, их сразу же начинают толкать со всех сторон, и им приходится приложить немало усилий, чтобы продвинуться по переполненному сосуду, напоминающему запруженную автомобилями улицу в час пик. Начиная свое движение от сердца, они совершают короткое путешествие к легким, чтобы принять на борт тяжелый груз — кислород. Без промедления они возвращаются в сердце, которое с силой проталкивает их к «Ниагарскому водопаду» дуги аорты. Дальше высокоскоростные магистрали, заполненные миллиардами красных кровяных телец, разветвляются на переулки, ведущие к мозгу, конечностям и важнейшим внутренним органам.

Кровеносные сосуды протяженностью почти в десять тысяч километров охватывают каждую живую клетку; даже сами кровеносные сосуды питаются с помощью кровеносных же сосудов. Многорядные магистрали постепенно сужаются до однорядных, затем превращаются в узкие улочки, по которым можно проехать сначала лишь на мотоцикле, потом и вовсе только на велосипеде. В конце концов, красное кровяное тельце, согнувшись и сплющившись до немыслимой формы, с трудом пробирается по сосудику диаметром в одну десятую часть человеческого волоса. В такие узкие закоулки клетки доставляют еду и кислород и забирают оттуда углекислый газ и мочевину. Если бы мы уменьшились до их размера, то увидели бы, что красные кровяные тельца представляют собой раздувшиеся мешочки наполненные желеобразной массой с высоким содержанием железа, дрейфующие по течению реки, пока не достигнут узкого сосуда, в который заплывают и из которого выплывают с шипением и присвистом пузырьки газа, образовавшиеся на поверхностных мембранах. Оттуда красные клеточки спешат к почкам, чтобы произвести тщательнейшую очистку, а затем возвращаются к легким для принятия новой партии груза — кислорода. И путешествие начинается снова.

Человек может прожить день–два без воды, несколько недель без пищи и всего лишь несколько минут без кислорода — основного горючего для сотен триллионов клеток. Интенсивные физические упражнения могут увеличить потребность в кислороде с четырех галлонов, являющихся нормой, до семидесяти пяти галлонов в час При этом сердце удваивает или даже утраивает скорость продвижения красных кровяных телец к вздымающимся легким. Если самим легким не под силу преодолеть нехватку кислорода, красные кровяные тельца используют резервы. Тогда вместо пяти миллионов их количество постепенно увеличивается до семи–восьми миллионов в одной капельке крови После нескольких месяцев пребывания человека в разряженной атмосфере, например, в горах Колорадо, количество красных кровяных телец в одной капельке крови достигает десяти миллионов. Таким образом компенсируется то, чего не достает в разреженном воздухе.

Сломя голову клеточки несутся по сосудам; они добираются до самой конечной точки большого пальца всего за 20 секунд. В среднем клеточки совершают около полумиллиона кругооборотов по организму за четыре месяца. Сюда входит заправка необходимым грузом, путешествие по переполненным и труднопроходимым сосудам и выгрузка в нужном месте. Совершившая последний поход к селезенке, отработавшая клеточке разбирается на части, перерабатывается клеточками–мусорщиками и поступает для дальнейшего использования как составная часть новых клеток. Каждый день триста миллиардов таких клеточек умирают и заменяются новыми. Умерев в одних частях тела, они могут возродиться в новом виде в волосяном мешочке или во вкусовой луковице[14].

Все компоненты этой циркуляционной системы работают четко и слаженно во имя одной–единственной цели: обеспечить питанием каждую живую клетку и удалить ее отходы. Если произойдет сбой в работе хотя бы одной части этой слаженной системы, сердце окажется в состоянии вынужденной остановки, сгусток крови увеличится до огромных размеров и закупорит артерию, путь для продвижения несущих кислород красных кровяных телец будет заблокирован — жизнь угаснет. Мозг, глава всего тела, без питания может оставаться полноценным всего пять минут.

Когда–то кровь произвела на меня отталкивающее впечатление. Она показалась мне самым неприятным в работе врача. Теперь же я присоединяюсь к словам благодарности и признательности, высказанным Лореном Эйсли. Я как будто созвал все клетки своей крови, чтобы спеть им хвалебный гимн. Борьба за жизнь, разыгравшаяся передо мной в Коннотской больнице и закончившаяся воскресением человека из мертвых, протекала незаметно — не трубили фанфары при каждом ударе вернувшегося к жизни человеческого сердца. Просто каждая клетка любого организма находится во власти крови.

Не требует ни технического обслуживания, ни смазки. Производительность: должна колебаться от 0,025 лошадиных сил в состоянии покоя до краткосрочных периодов в 1 лошадиную силу под воздействием таких факторов, как стресс и физическая нагрузка. Масса: не более 300 г. Объем: 7000 л в день.

Рабочие клапаны: каждый производительностью 4000—5000 срабатываний в час.