Хлеб и жизнь — едины и святы
Хлеб и жизнь — едины и святы
Прочитывая как-то толкование на Евангелие своего любимого блаженного Феофилакта Болгарского, помню, был поражен тем, что Вифлеем в переводе с древнееврейского означает Дом Хлеба. Вспомним, ведь Спаситель называл Себя «хлебом, сшедшим с небес» (Мф. 6,41). Оказывается, в тексте Священного Писания нет ни одной «не говорящей» детали: любая мелочь, любой штрих исполнены глубочайшего смысла, открывающегося «имеющим глаза видеть». Каждый шаг Спасителя, каждый жест, время суток, название города или местности, число рыб и хлебов, которыми Он накормил алчущих — все-все раскрывает перед изумленным читателем совершенно иные, неведомые прежде глубины Божественного Откровения. Вот и я, прочитав это место у святого толкователя божественного текста, возрадовался еще и потому, что вспомнил, как Господь называл Себя не просто хлебом (который и должен был явиться, конечно же, из Дома Хлеба!), но и хлебом жизни (Ин. 6, 48).
Поразительно, как язык наш запечатлел это откровение! Вспомним, слова хлеб и жизнь, звучащие в исконно русском как жито и живот, — однокорневые! Вот и к жизни вечной мы, православные христиане, приобщаемся, находясь еще здесь, на земле, в величайшем Таинстве Евхаристии, вкушая под видом Хлеба Пречистое Тело Христа. Как и в Евангелии, так и в языке нашем извечно едины и святы — Хлеб и Жизнь.
Как-то на одной из встреч преподаватели иностранных языков с радостным удивлением поведали мне о том, что многие наши церковные выражения очень трудно, а то и вовсе невозможно адекватно перевести на иные языки. Например, в английском языке Благая весть переводится как the good news(буквально: хорошие новости), благовест — как rinding of one church bell(буквально: звон одного церковного колокола), покровительница в буквальном переводе с английского означает патронесса (patroness). Еще более чудовищно переводится на английский язык наше слово Преображение — Transfiguration (трансфигурация). Нет ничего близкого в английском языке и к названию Радоница. Этот праздник ликующего пасхального поминовения усопших на английский приходится переводить описательно: как девятый день после Пасхи, или: поминовение усопших во вторник после Фомина воскресенья.
Одно из поразительных свойств русского языка состоит в том, что порой даже самое незначительное слово, да что там слово — так, словцо, способно при любовном его рассмотрении засиять гранями невыразимой красоты, свидетельствуя о Творце. Взять, к примеру, слово пол. Как часто, заполняя разного рода анкеты и доходя до этой обязательной графы, не преминем шутливо парировать: пиши, мол, паркетный. При этом не осознаем, как высок подлинный смысл этого кратенького словца, которое возводит нас к самому Священному Писанию, к истории сотворения человека.
Вслушаемся: «И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их» (Быт. 1, 27). Язык наш запечатлел великую тайну творения, когда человек — это мужчина и женщина как единое целое, как две ипостаси нового чина, что сотворил Господь вослед девяти ангельским чинам и «умалил еси малым чем от Ангел» (Пс. 8, 6). В отличие от тех же малороссийского, английского, азербайджанского и многих иных языков, где понятия мужчина и человек выражены одним словом, в русском языке слово пол означает половина. Две половины, мужская и женская, по замыслу Божию о человеке становятся единым целым.
Сравните: в английском языке понятие пол человека обозначено несколько иначе — sex. Причем примечательно, что слово это не нуждается в переводе, а также и в комментариях. Недаром кем-то подмечено, что, заглянув в пустую комнату, англоязычный человек произнесет: nobody, что буквально переводится как — нет тела. В то время как русский скажет: «ни души», умудрившись упомянуть бессмертную человеческую душу даже в ситуации, когда речь идет, по сути, о пустоте.
Что же касается слова пол в ином понятном всем смысле, то оно происходит от древнего способа строительства, когда брали бревно, распиливали его пополам и укладывали эти половины рядком плоскими поверхностями вверх.