Лекция в обществе "Хэсед Авраам"
Лекция в обществе "Хэсед Авраам"
В конечном счете, даже в наши столь добрые и славные времена у нас никогда не возникала ненависть к неевреям, неевреи действительно ненавидят нас, но перед нами, евреями, встает иногда другая проблема, актуальная не только для этой страны: суть дела в том, что народы мира ненавидят евреев, а евреи не любят евреев. Ведь как я представляю себе, более половины всех антисемитских анекдотов придумана самими евреями. Во-первых, у наших людей избыток остроумия, а во-вторых, они, как я уже упомянул, не любят евреев, и поэтому я предполагаю начать с того, о чем я говорил — с анекдотов о евреях, придуманных евреями.
Вообще-то, эта проблема находится на стыке философии и социологии. Я мог бы сказать, что существует определенный тип людей, которые шутят над самими собой. Лишь очень самоуверенный человек может позволить себе посмеиваться над собой, человек же, который в себе неуверен, сам над собой смеяться не станет; таким образом, речь во всяком случае идет о неоднозначных, крайне запутанных мотивациях. Мы, будучи евреями, можем многое порассказать о других евреях, как в общем плане, так и в частностях.
Вместе с тем мы знаем, о чем следует умолчать, и пусть эта вещь и не очень серьезная, но ведь все мы одним миром мазаны. Это не та вещь, о которой стоит кричать на каждом углу. Во-первых, это опасно, а во-вторых, народы, окружающие нас, исполнены подозрения, что это правда. Я много поездил по миру, и я могу констатировать, что нет на земле такого места, где были бы без ума от евреев. Недостаток любви к евреям не везде переходит во вражду, ненависть и погромы, однако нигде не страдают от безумной любви к нам.
Вот одна из претензий, которые нам повсюду предъявляют: с какой стати мы считаем себя избранным народом? Само собой разумеется, что недолюбливают тех, которые считают себя избранниками.
Но настоящая причина того, что нас не любят, заключается не в наших притязаниях на роль избранного народа, а в чем-то гораздо более ничтожном, поскольку они подозревают, что это правда. Я не собираюсь останавливаться на теме антисемитизма, но хочу рассказать о том, что в России, когда там в царское время издавалась газета пресловутой антисемитской организации, называемой "Черная сотня", жил такой еврей, который говорил, что он читает только эту газету. И он объяснял это так: "Когда я читаю еврейскую газету, то что я нахожу в ней? Там написано, что в таком-то городе все евреи — собаки, а в таком-то городе погром, а в таком-то местечке невозможно заработать себе на хлеб, а в другом — беды и несчастья. И читая это, я впадаю в черную меланхолию. А из антисемитской газеты я узнаю о том, что евреи владеют всеми банками, захватили власть над миром, подчинили себе все армии и руководят всеми делами."
И это правда, что у антисемитов о евреях более высокое мнение, чем у евреев о самих себе, и что вера антисемитов в евреев превосходит веру евреев в самих себя.
В связи с этим я хочу сказать несколько слов о том, как мы, евреи, должны смотреть на самих себя, какими мы должны себя видеть, и самое главное — как нам разглядеть в нашем еврействе нечто весьма положительное. Сейчас я не сумею разобрать эту серьезную тему во всем ее объеме, я выскажу самые общие соображения о таком человеке, который превосходит других, является существом более высоким, чем другие. Проблема в том, как овладевают этим качеством.
Определение, которое этому понятию дает иудаизм, совпадает с представлением, которое сложилось у многих мыслителей, занимавшихся социологией, историей и философией, и это представление сложилось у них независимо от иудаизма.
Смысл этого определения заключается в том, что человек, занимающий высокое положение, превосходит других людей количеством своих обязанностей, а не количеством своих заслуг и достоинств.
Суть аристократизма — в избытке возложенных на человека обязанностей. Таким образом, принадлежность наша к избранному народу выражается в том, что у каждого из нас имеется больше обязанностей, чем у представителей других народов, а вовсе не в том, что у нас больше заслуг, чем у других.
Принадлежность к еврейскому народу не является чем-то таким, что позволяет мне быть более богатым, более умным и более влиятельным, чем другие. Мое еврейство возлагает на меня более значительные обязанности, чем те, что возложены на неевреев.
Если обратиться к примеру (я боюсь, что в России такой пример не слишком актуален), это можно сравнить с положением старшего ребенка в семье. Ему говорят: будь умней, уступи, ты ведь старше. То есть мы старше, мы взрослее. Посмотрите, ведь русский народ по сравнению с еврейским — как недавно родившееся дитя.
В то время, когда русские еще не изобрели штанов, и уж конечно не умели ни читать, ни писать, мы уже были таким древним народом, у которого не только была письменность, но и уже тысячелетиями существовали книги, а на эти книги были написаны толкования, а на эти толкования — комментарии. Если мы с этой точки зрения сравним себя с русскими, то они будут выглядеть новым примитивным народом, еще не вкусившим знания.
Почти 150 лет тому назад в Англии был премьер-министр, который родился в еврейской семье. Он был обращен в христианство, но тем не менее считал самого себя полуевреем. Я имею в виду Бенжамина Израэли, он возглавлял английское правительство во время Крымской войны. Однажды во время заседания английского парламента какой-то представитель оппозиции закричал на него: "Еврей!" Он ответил: "Да, это правда, я — еврей. И я хочу напомнить, что в то время, когда мои отцы были первосвященниками в храме Соломона, предки этого джентльмена голыми прыгали по веткам." И мы тоже должны помнить о том, что мы взрослее. Мы не всегда мудрее, на это есть особые причины, я еще коснусь этого вопроса, почему мы не всегда мудрее. Но мы народ, который старше, народ, который обязан быть мудрее.
Одна из причин того, что мы не самые мудрые, сегодня очень хорошо видна в этой стране. Дело в том, что в отличие от множества свойств, передающихся по наследству, таких, как цвет глаз, цвет волос, длина носа и тому подобное, по наследству не передаются ни образованность, ни мудрость, ни культура.
Такие качества одно поколение получает от предшествующего ему поколения, и в тот момент, когда эта преемственность прерывается, а от предшествующего поколения ничего не остается, кроме смутных воспоминаний и неясных образов, становится трудным, почти невозможным наполнить эти воспоминания и образы реальным смыслом.
Сегодня я могу говорить с вами, могу встретиться в этой стране еще с несколькими тысячами евреев, в прошлом даже это было неосуществимо, однако в природе каждого человека, где бы он не жил, заложена возможность начать все заново.
Я укажу вам магистраль, ведущую к этому, сославшись на книгу, о которой многие из вас слышали, она называется ТАНАХ, и ее можно найти также и в переводе на русский язык.
Первая часть этой книги, являющаяся тоже одной из наших книг, книгой знаменитой, (быть может кто-то слышал о ней и знает ее название) рассказывает о прародителе нашего народа, об отце нашем Аврааме.
Этот рассказ сообщает о том, что Авраам сделал себе обрезание в возрасте 99 лет, и там же написано, что еврейского младенца следует обрезать на восьмой день после рождения.
И многие люди уже давно задавали такой вопрос: если так важно начать на восьмой день, то почему Аврааму пришлось ждать обрезания до почти столетнего возраста?
Ответ таков: он что-то хотел объяснить своим потомкам, давал пример на века, на все эти почти четыре тысячи лет, прошедших с его дней. Человек может достигнуть возраста девяноста девяти лет, быть глубоким стариком — и даже в этом случае у него остается возможность ступить на тот путь, идти по которому начинают с восьмидневного возраста.
Итак, он продемонстрировал, что начинать никогда не поздно.
Я не думаю, что здесь много людей девяностодевятилетнего возраста. А все те, кто этого возраста пока еще не достиг, конечно могут начать сначала, сделать первые шаги.
Быть может, русский алфавит вы выучили в шестилетнем возрасте, ничто не препятствует вам выучить еврейский алфавит в возрасте семидесяти шести лет. Поскольку это никогда не поздно, то игра стоит свеч, особенно в том случае, когда человек хочет осознать в качестве своего достоинства то, что он чей-то потомок, и когда он сохраняет хотя бы смутное понимание того, что он зовется евреем.
Я хочу закончить случаем из жизни, не легендарным рассказом о жизни праотцев, а истинным происшествием. Лет пятнадцать тому назад ко мне пришел некий человек из Соединенных Штатов. Он сказал мне, что всю жизнь занимался различного рода бизнесом, а теперь вышел на пенсию и хочет учиться чему-нибудь, относящемуся к еврейской культуре. Он хотел посоветоваться со мной о том, с чего ему начать.
Я сказал ему, что самым естественным было бы начать с изучения иврита. И тогда он сказал мне: "Погляди на меня, я ведь уже не ребенок, мне семьдесят лет." А я ему сказал, что у евреев (а вы, наверное, слышали это выражение) благословение почиет на человеке до ста двадцати лет. Но ведь, говоря по правде, мало реально дожить до 120 лет. Тогда почему благословляют друг друга: живи до 120? Ответ: именно на такой срок должен человек строить свои жизненные планы.
Если человек предполагает, что он проживет восемьдесят лет, а ему уже шестьдесят пять, то он говорит: мне осталось всего пятнадцать лет, что я могу успеть?
Но если человек рассчитывает на сто двадцать лет жизни, а ему семьдесят лет, то он скажет себе: осталось мне пятьдесят лет, а за пятьдесят лет можно сделать полноценную новую карьеру.
Все это я рассказал своему гостю, он попрощался со мной и мы расстались. Спустя год я получил от него поздравление с Новым годом, и на открытке было корявыми печатными буквами написано по-еврейски: "С Новым годом." И с тех пор я каждый год получал от него поздравления, и с каждым годом иврит этих поздравлений делался все лучше и лучше, и было ясно, что человек этот взялся за дело со всей серьезностью и начал учиться по-настоящему.
Стало быть, я могу утверждать, что о таких делах можно не только вычитать из книжки, они происходят в повседневной жизни, и человек должен помнить о том, что пока он жив, начинать не поздно. Пока человек жив, он может учиться, он может что-нибудь предпринять, и он по крайней мере может осознать, чего он стоит. Это вовсе не означает, что молодым людям не следует делать ничего подобного, но юноши бегают за девушками, а девушки — за юношами, и все вместе они поглощены соблазнами мира, и на учебу не хватает времени. А когда человек уже не столь прыток, наступает время браться за ум и становиться серьезным.
И в конце я хочу пожелать вам, или по крайней мере подать такую идею: коль скоро весь мир считает, что мы самые лучшие, то может быть наступило время на самом деле сделаться лучшими.