8 Йосеф Брейшит 37:1–36, 39:1–48:22, 50:1–26 ТОЛКОВАТЕЛЬ СНОВ

8

Йосеф

Брейшит 37:1–36, 39:1–48:22, 50:1–26

ТОЛКОВАТЕЛЬ СНОВ

В еврейской традиции Йосеф — это цадик, праведник, один из семи патриархов и пророков, которых в праздник Суккот символически приглашают как почетных гостей в сукку (шалаш). Однако в Танахе, при всей эффектности рассказа о приключениях Йосефа, он предстает как несколько странная личность.

Главная причина, по которой его называют цадиком, связана с рассказом о домогательствах жены египетского вельможи Потифара, безуспешно пытавшейся соблазнить Йосефа. Если сравнить его поведение с тем, как вели себя по отношению к женщинам его братья Реувен (с Биль’ой) и Йе’уда (с Тамар), твердость Йосефа действительно вызывает уважение, тем более, что он был еще совсем молод, одинок и к тому же находился в весьма затруднительном положении: ведь он вполне сознавал, что может поплатиться жизнью за свою добродетель. Поведение Йосефа в данном случае поистине служит примером, и даже если исходить только из этого эпизода, можно сказать, что сын Рахели заслуживает звания цадика. Но, конечно, называя его так, еврейская традиция имеет в виду и другое: в послебиблейской литературе и в Кабале Йосеф назван праведником потому, что ему была свойственна высокая степень самоконтроля, способность полностью владеть собой и, вследствие этого, влиять на жизненные обстоятельства. Цадик знает, чем можно поступиться, а чем нельзя; он может быть великодушным благодетелем и способен твердо противостоять искушению, неуклонно воздерживаться от того, что считает неправильным. Способность контролировать свое поведение и в полной мере владеть собой — одна из главных черт цадика, каждый из которых — в некотором роде не только святой, но и мудрый правитель. И до тех пор, пока положительные качества Йосефа соотносятся с фольклорными представлениями о нем как о типе, все хорошо, но Танах показывает и менее привлекательные черты личности Йосефа. Ведь недаром он вызывает негодование братьев, например. Было в нем нечто такое, что служило основанием для отрицательного отношения к нему людей. И это касалось не только того, что он говорил или делал; это было в самой его натуре. Окружающие не могли ужиться с ним, он их просто раздражал как человек.

Как бы то ни было, Йосеф недолго оставался пастухом, а испытания и беды, которые ему пришлось пережить в Египте, очевидно, способствовали проявлению лучших сторон его натуры. И последующие поколения стали видеть в нем праведника и вождя народа. Однако даже в период славы и величия он вел себя зачастую чрезвычайно странно. Его поведение при встрече с братьями в Египте вновь вызывает в памяти малоприятную личность, раздражавшую людей. Странно выглядит эта встреча, разыгранная по заранее обдуманному сценарию. Она — словно современная трагикомедия, банальная история со счастливым концом. Но забавного в ней мало. Во всей этой сцене с братьями явственно звучит нота горечи, долго сдерживаемого гнева. Трагическое заметно подавляет черты комедианства. И здесь мы, кажется, начинаем понимать характер Йосефа: просто он склонен был вести себя странно. Это было такой же особенностью его натуры, как способность приобретать власть над людьми. Обе эти особенности проявляются и в его отношениях с Потифаром, и с женой Потифара, и с фараоном. Странно использует Йосеф и свою власть: он становится благодетелем.

Причиной того, что судьба этого сына Яакова сложилась именно так, а не иначе, была, может быть, и еще одна уникальная способность Йосефа: умение разгадывать сны. Он не обладал пророческим даром отца, и ему не являлись видения, но он не был подобен и своим «приземленным» братьям, давшим ему прозвище «сновидец». У него была способность угадывать будущее в сновидениях — своих и чужих. Эта способность привела самого Йосефа к феноменальному личному успеху, повлияла на судьбу его семьи, а в дальнейшем — и на судьбу всего народа, который из-за всей этой истории с Йосефом оказался в Египте.

Давно уже было замечено, что в сновидениях отражаются сокровенные желания души. Фрейд в этом отношении лишь подтвердил то, что было давно известно и что неоднократно отмечается в Танахе и в Талмуде. Но хотя древним было известно, что сон — это явление, главным образом, субъективное, они знали и о снах иного рода — о пророческих сновидениях. Они верили, что некоторые сны могут приоткрывать завесу неизвестного и в душе отдельной личности, и в высших тайнах бытия. Трудность в том, что переживания пророка или сновидца не всегда можно ясно истолковать. Если пророк — подлинный провидец, его видение объективно и как бы отделено от его личности. Он может осознавать источник своего видения, но не идентифицирует себя с ним. Пророк может чувствовать себя взволнованным или огорченным из-за явившегося ему сновидения, оно может его поразить или удивить, он может даже внутренне сопротивляться ему, но он не в силах избавиться от него.

Ощущения сновидца более сложны. Они не достигали уровня пророческой однозначности, хотя можно понять, в чем источник сновидения, — в потаенных желаниях души или в действиях Высшей Силы. Комментаторы, пользуясь характерным для них языком, отмечают, что могут быть сны-пророчества от ангела и сны-пророчества от демона, — в зависимости от того, в чем источник снов — в высших или низших импульсах личности. И здесь возникает проблема, связанная с неясностью видений сновидца. Он может быть далек от фантазий, порожденных сокровенными желаниями, и все же не приближаться к объективной ясности пророчества. Поэтому сновидцы часто сами сомневались в аутентичности своих видений. Даже Яаков, увидев во сне лестницу, ведущую на небо, сделал удивительное замечание: «Если Всесильный будет со мною и сохранит меня на том пути, которым я иду… будет Б-гом мне Всесильным» (Брейшит 28:20, 21). Если бы Яаков был уверен в пророческом характере этого сна, то не выдвинул бы таких условий. Но он полагал, что, возможно, этот сон связан не с объективным предназначением, а вызван желанием его души. Окончательное суждение Яаков отложил на последующие годы, когда ему действительно стало ясно, что тот сон был пророческим. Тогда, через двадцать лет, он вернулся в Бейт-Эль, на то место, где видел сон, и установил там жертвенник.

Однако Йосеф, по-видимому, не особенно сомневался в том, что можно предсказывать будущее по сновидениям. Увидев во сне, что снопы его братьев кланяются его снопу, он был убежден, что это — предсказание о будущем. И он рассказал о своем сне братьям, наивно желая, чтобы они восприняли это как важное для них сообщение. Если бы братья отнеслись к его рассказу как к вещанию истины и согласились бы с превосходством Йосефа над ними, последующие события развивались бы, очевидно, иначе и не были бы столь трагичными. Но сыновья Яакова считали сновидения Йосефа лишь выражением его сокровенного желания властвовать над ними. Однако ведь и сам сновидец часто не совсем убежден в аутентичности своего сна — даже когда он, в общем, полагает, что разгадал его правильно.

Откуда эта двойственность снов? Кто, в конце концов, подлинный сновидец? Был ли Йосеф лишь фантазером, мечтающим о собственном величии, или — хотел он того или нет — ему являлись необычайные видения, которые действительно предвещали будущее?

Юношеские сны Йосефа оставались нереализованными много лет. Лишь достигнув величия, он убедился, да и то не сразу, в том, что эти сны были подлинно пророческими.

Давно перестав быть рабом и даже заняв положение второго после фараона человека в Египте, Йосеф все еще выжидал, и, лишь став хозяином страны, он утвердился во мнении, что сны его были вещими. Он понял, что над ним имеют власть не зависящие от него силы, что вовсе не он направляет ход событий, и лишь тогда он до конца разыграл сценарий своих сновидений.

Освободившись от физического рабства, Йосеф стал рабом своих снов. И когда ему приходилось толковать чужие сновидения, он относился к этому серьезно, не помышляя лукавить. Он мог бы попытаться приспособиться к обстоятельствам, толковать сны несколько более гибко. Ведь, в отличие от пророчества, имеющего однозначный характер, сон можно толковать более или менее произвольно, но Йосеф усматривал в снах действительно знамения будущего и верил, что они осуществятся.

Так он относился и к своим снам, и к чужим. И это предопределило его судьбу на многие годы. Правильно истолковав сны фараона о семи тучных и семи тощих коровах, о колосьях, пожиравших другие колосья, Йосеф посоветовал властителю готовиться к трудным годам. Он советовал понять неизбежность грядущего и уже сегодня решать реальные проблемы, которые оно выдвигает. Полностью полагаясь на свой дар сновидца, Йосеф сделал из снов фараона практические выводы.

Если в юности он не придавал особого значения своим снам и не предвидел мытарств, связанных с осуществлением этих снов, то потом, когда они стали потрясающей реальностью, сновидения настолько овладели им, что он предпочитал следовать им во всех деталях. Он не послал домой весть о себе, когда возникла такая возможность. Даже став властителем Египта, он опасался сделать неверный шаг и помешать развитию событий, предсказанных снами. Он определенно страшился вмешиваться в иррациональную ткань сверхъестественных явлений. Начав с толкования снов, Йосеф пришел к тому, что сам стал их исполнителем, придавая особое значение сновидениям, которые побуждали его брать на себя ответственность и определять нужный характер действий.

Так Йосеф стал подобен пророку. Однако, в отличие от пророка, он не был абсолютно уверен в истинности своих видений и оставался сновидцем. Разговаривая с братьями, пришедшими в Египет за хлебом, Йосеф спросил: «Жив ли еще отец мой?» (Брейшит 45:3). Он боялся, что еще может быть обманут — либо братьями, либо снами. Если он не увидит своего отца живым, значит, сон не сбылся. Услышав же, что отец жив, он понял, что все его видения осуществляются и что он, в конце концов, познает искупление и освобождение, и тогда придет конец его пророческим сновидениям, — и цикл его жизни будет завершен.