Глава VII. Греческое Евангелие - Марк

Глава VII.

Греческое Евангелие - Марк

Христианство греческих стран чувствовало еще большую, чем христианство сирийских стран, потребность в письменном изложении учения и жизни Иисуса. На первый взгляд может показаться, что было весьма легко удовлетворить эту потребность, переведя еврейское Евангелие, уже принявшую определенную форму вскоре после разрушения Иерусалима. Но простой точный перевод не был делом тех времен; ни один из существовавших текстов не имел такого авторитета, благодаря которому его могли бы предпочесть другим. Кроме того, сомнительно, чтобы маленькие еврейские книжечки назарян были перевезены через море из Сирии. Апостольские лица, бывшие в сношениях с церковью Запада, несомненно не привозили с собой этих книжек, которые не могли читаться их последователями. Когда явилась потребность в греческом Евангелии, его составили из разных кусков. Но, как мы говорили выше, план и рамки его почти вполне были намечены вперед. Существовал только один способ рассказывать жизнь Иисуса, и два из его последователей, писавшие отдельно, один в Риме, другой - в Кокабе, один по-гречески, другой - по сиро-халдейски, должны были дать произведения весьма аналогичные между собой.

Общее направление и порядок рассказа не приходилось устанавливать. От писателя требовались только греческий стиль и набор существенных выражений. Человек, произведший эту работу, был Иоанн-Марк, ученик и переводчик Петра. По-видимому, еще будучи ребенком, Марк кое-что видел из евангельских событий и, весьма возможно был в Гефсимании. Он лично знал лиц, принимавших участие в последних дней жизни Иисуса. Марк сопровождал Петра в Рим, по всей вероятности, остался там после смерти апостола и пережил в этом городе последовавшие затем ужасные кризисы. И там же, по всем данным, он составил маленькую рукопись, в сорок или пятьдесят страниц, послужившую ядром греческих Евангелий.

Рукопись, хотя и составленная после смерти Петра, в некотором смысле была произведением самого Петра; это был тот способ, которым Петр имел обыкновение рассказывать жизнь Иисуса. Петр еле-еле знал по-гречески, Марк служил ему переводчиком и сотни раз пересказывал эту чудесную историю. В своих проповедях Петр не следовал строгому определенному порядку, а сообщал факты и притчи, поскольку того требовало поучение. То же свободное отношение имеется и к книге Марка. В ней нет логического распределения материала; и в некоторых отношениях она очень не полна; там не хватает рассказов почти о целых частях жизни Иисуса; на это жаловались уже во втором веке. Наоборот, по ясности, определенности деталей, картинности и жизненности с этим первым рассказом не сравнялся ни один из последовавших. Некоторый род реализма делает его тяжелым и суровым, отчего страдает идеальный характер Иисуса; местами попадается необъяснимая несвязность и причудливость. Первое и третье Евангелие много превосходят Евангелие Марка красотой речей и удачным расположением анекдотов; многие оскорбительные подробности в них отсутствуют. Но, как исторический документ, Евангелие Марка имеет большое преимущество. Сильное впечатление, произведенное Иисусом, находится там полностью. Там он виден действительно живущим и действующим.

Нас удивляет принятая Марком манера сокращать так странно большие речи Иисуса. Он не мог не знать этих речей; если он их опустил, то, очевидно, руководясь каким-нибудь мотивом. Ум Петра, несколько узкий и сухой, мог быть причиной подобных исключений. Тем же, вероятно, можно объяснить и ребяческую важность, придаваемую Марком чудесам. Чудотворство в его Евангелии имеет особый характер тяжелого материализма, по временам напоминающего бред магнетизера. Чудеса выполняются с трудом последовательными фазами. Иисус совершает их при помощи арамейских формул, имеющих каббалистический вид. Происходит борьба между естественными и сверхъестественными силами; зло мало-помалу уступает повторяющимся повелениям. Притом эти чудеса имеют несколько секретный характер: Иисус каждый раз запрещает тем, кто воспользовался его чудом, говорить об этом. Нельзя отрицать, что по этому Евангелию Иисус выходит не прекрасным моралистом, которого мы любим, но страшным волшебником. Чувство, вызываемое им вокруг себя, чувство ужаса; и люди, устрашенные его чудесами, приходят умолять его удалиться от их границ.

Но вследствие этого Евангелие Марка нельзя считать менее историческим, чем другие; совершенно наоборот. Все в высшей степени оскорбляющее нас имело большую важность для Иисуса и его учеников. Римский мир еще более, чем еврейский, был жертвой подобных заблуждений. Чудеса Веспасиана составлялись по тому же образцу, как и Иисусовы в Евангелии Марка. Слепой и хромой останавливали его в общественном месте, умоляя исцелить их. Он исцелял первого, плюнув ему в глаза, а второго - наступив ему на ногу. Петр, по-видимому, был особенно поражен подобными чудесами и, вероятно, напирал на них в своих проповедях. Оттуда и особый характер произведения, написанного под его влиянием. Евангелие Марка более биография, написанная с верой, чем легенда. Характер легенды, туманность обстоятельств, мягкость контуров поражают в Евангелиях Матфея и Луки. Здесь же, наоборот, все взято с живого, чувствуется, что имеешь дело с воспоминаниями.

Господствующий дух в этой книжечке - дух Петра. Во-первых, Кифа играет в ней важную роль и почти всегда стоит во главе апостолов. Автор не принадлежит к школе Павла, но вместе с тем он во многих случаях более приближается к его направлению, чем к направлению Иакова, своим равнодушием к иудейству, ненавистью к фарисейству и своей горячей оппозицией принципам еврейской теократии. Рассказ о хананеянке, указывающий ясно на то, что язычник может спастись, если уверует, будет смиренным и признает прошлые привилегии дома Израиля, вполне согласуется с ролью Петра в истории центуриона Корнилия. Впоследствии Павел считал Петра недостаточно решительным, но тем не менее Петр первым признал призвание язычников.

Далее мы увидим, какого рода изменение нашли нужным внести в этот первый греческий текст Евангелия и как, благодаря этим изменениям, появились Евангелия от Матфея и Луки. Важным фактом примитивной христианской литературы является то, что исправленные и расширенные тексты не повели к исчезновению первоначального текста. Маленькая книжечка Марка сохранилась и скоро, благодаря удобной, но вполне ошибочной гипотезе, сделавшей из нее "божественное сокращение" попала в таинственное число четырех Евангелий. Осталось ли Евангелие Марка вполне чистым от всяких изменений, читаемый нами теперь текст есть ли первое греческое Евангелие в чистом виде? Весьма возможно, что когда сочли нужным, при составлении новых Евангелий, носящих другие имена, взять за основание Марка, тогда же подправили и само Евангелие Марка, оставив ему старое имя. Многие частности заставляют предполагать некоторого рода обратное влияние на текст Марка Евангелий, составленных по Марку.

Но все это сложные гипотезы, ничего не доказывающие. Евангелие Марка представляет нечто вполне целое и, не считая некоторых деталей, в которых расходятся манускрипты, не считая маленьких поправок, без которых не обошлось ни одно из христианских писаний, в него, по-видимому, внесено мало сколько-нибудь значительных изменений с тех пор, как оно было составлено.

Характерной чертой Евангелия Марка является отсутствие в нем с самого же начала генеалогии и легенд, относящихся к детству Иисуса. Если бы в нем был пробел, который необходимо было пополнить для правоверных читателей, то именно этот; однако, остереглись внести в него подобные дополнения. Многие другие частности, стеснительные с точки зрения апологетов, не были исключены из него. Единственно только рассказы о воскресении носят на себе следы поправок. Лучший манускрипт останавливается на словах ЕФОВОУNТОГАР (XVI, 8). Однако, невозможно, чтобы первоначальный текст оканчивался таким обрывчатым образом. Вероятно, там находилось нечто несоответствующее существовавшему тогда взгляду; его отрезали; но оборвать на efobounto gar было неудобно, стали придумывать различные заключительные параграфы, из которых ни один не был достаточно авторитетен, чтобы устранять из манускриптов другие.

Из того, Матфей и Лука опускали тот или другой параграф, имеющийся у Марка, заключать, что эти параграфы не находились первоначально у Марка заблуждение. Вторичные составители выбирали и опускали, руководимые инстинктом художественности и требованиями единства своего произведения. Имели смелость утверждать, например, что описание Страстей отсутствовало в первоначальном Евангелии Марка, так как Лука, следовавший ему до тех пор, оставляет его в рассказе о последних часах Иисуса. В действительности же, Лука в описание Страстей взял себе другого руководителя, более трогательного и более символического, а Лука был слишком хороший художник, чтобы смешивать краски. Страсти Марка, наоборот, самые достоверные, самые древние и самые исторические. Вторая редакция в подобных случаях всегда более очищена и в ней сказывается влияние предшествующих предвзятых мнений. Черты, точно определяющие, не имеют большого значения для поколений, не знавших первоначальных участников. Для них всего важнее рассказ с округленными контурами и знаменательный во всех своих частях.

По всем данным Марк писал свое Евангелие после смерти Петра. Папий предполагает то же самое, говоря, что Марк писал "по воспоминаниям" слышанное им от Петра. То же самое говорит и Ириней. Если признать единство и целость всей книги, то это явиться неоспоримым доказательством, так как там имеются явные намеки на катастрофу 70-го года. Автор вкладывает в 13 главе, в уста Иисуса род откровения, в котором пересекаются предсказания о взятии Иерусалима и о будущем конце мира. Это маленькое откровение, по нашему мнению, составленное отчасти с намерением понудить верных переселиться в Пеллу, распространилось в Иерусалимской общине около 68-го года. Конечно, в то время оно не заключало в себе пророчества о разрушении храма. Автор иоаннического Апокалипсиса, хорошо знакомый с христианским миром, еще не верил к концу 68 или к началу 69 годов в возможность разрушения храма. Совершенно естественно, все составители сборников, слов и рассказов о жизни Иисуса, принявшие упомянутое нами откровение за пророчество, изменили его сообразно произошедшим событиям и вложили в него точное предсказание разрушения храма. Вероятно, в первой редакции еврейского Евангелия уже находилась речь Иисуса, заключавшая в себе это откровение. В еврейском Евангелии, конечно, имелся также и параграф, относящийся к убийству Захарии, сына Варахиина, зародившийся в предании около того же времени, как вышеупомянутая речь с откровением. Марк, конечно, не упустил такого характерного эпизода. Марк предполагал, что Иисус в последние дни своей жизни имел ясновидение о гибели еврейской нации и принял время ее гибели показателем того, сколько времени должно пройти до его второго пришествия. "В те дни катастрофы увидят сына человеческого..." Подобное выражение ясно указывает, что, когда автор писал, разрушение Иерусалима совершилось и совершилось еще недавно.

С другой стороны, Евангелие от Марка составлено ранее, чем умерли все очевидцы жизни Иисуса. Отсюда ясно видно, в каких узких границах находится время возможного составления этой книги. Многое указывает на первые годы затишья, последовавшие за иудейской войной. Марк в то время мог быть немного старше пятидесяти пяти лет.

По всей видимости, Марк составлял свой первый опыт греческого Евангелия в Риме; это Евангелие, несмотря на все его недостатки, заключало в себе все существенные черты предмета. Таково древнее предание, и в нем нет ничего невероятного. Рим после Сирии был главным пунктом христианства. Латинизмы встречаются у Марка гораздо чаще, чем в каком-либо другом изложении Нового Завета. Библейские тексты, на которые он ссылается, близки к текстам Семидесяти Толковников. Многие частности указывают на то, что автор имел в виду читателей, мало знакомых с Палестиной и еврейскими обычаями. Точные цитаты из Ветхого Завета, сделанные самим автором, сводятся все к одной; пояснительные рассуждения, характеризующие Матфея и даже Луку, отсутствуют у Марка; слово Закон ни разу не вышло из под его пера. Ничего не дает повода думать, что к другому значительно отличающемуся от разбираемого нами произведения относились слова Presbyteros Joannes, сказанные Папию в первые годы второго столетия: Presbyteros говорил еще следующее: "Марк стал толмачом Петра, записал точно, но без всякого порядка, все, что вспомнил о словах и делах Христа. Сам он не слышал и не сопутствовал Господу; но впоследствии, как я уже говорил, он сопутствовал Петру, который составлял свои didascalies, соответственно требованием минуты, а не с намерением создать сборник речей Господних". Марк нисколько не виноват в том, что написал небольшое количество вещей, как он их помнил; он имел единственную заботу: не упустить ничего слышанного им и не внести ничего ложного.