Безмолвие

Безмолвие

В чем заключается «безмолвие» (selya), о котором так часто говорит Исаак? В добровольном отказе от дара слова для приобретения внутреннего молчания, при котором человек только и может услышать присутствие Бога. В непрестанном, по возможности, молчаливом и молитвенном предстоянии перед Богом. В упразднении от всякой активности слова и мысли для достижения безмолвия и покоя ума:

И вот определение безмолвия (d–selya): умолкание (selyuta) по отношению ко всему. А если и в безмолвии окажешься исполненным смятения и будешь смущать тело рукоделиями, а душу — заботой о ком–нибудь, то суди сам, какое проводишь тогда безмолвие, заботясь о многом, чтобы угодить Богу! Ибо стыдно и сказать, будто бы без оставления всего, без удаления себя от всякой заботы, можно достичь безмолвия! [371]

Безмолвие, согласно Исааку, «предохраняет чувства от внешнего смятения и способствует трудам телесным и душевным» [372] . Есть два вида безмолвия — внешнее и внутреннее. Внешнее безмолвие состоит в хранении языка, молчании уст; внутреннее — в молчании ума, мире помыслов, тишине сердца. Внутреннее выше внешнего, однако при отсутствии первого и второе полезно: «Если не безмолвствуешь сердцем, безмолвствуй, по крайней мере, языком» [373] . Внешнее безмолвие ведет к углублению внутреннего, и отшельник должен всегда упражняться в первом, чтобы достичь второго:

Больше всего возлюби молчание, потому что оно приближает тебя к плоду; язык же не в силах изобразить его. Сначала будем принуждать себя к внешнему молчанию, и тогда от этого молчания родится в нас нечто, приводящее к самому внутреннему молчанию [374] . Да даст тебе Бог ощутить нечто, рождаемое молчанием! Если ты начнешь эту жизнь, то не могу и сказать, сколько света воссияет тебе от нее. Не думай, брат, что, как рассказывают о чудном Арсении, когда посетили его отцы и братья, приходившие повидаться с ним, а он сидел с ними молча и в молчании отпускал их от себя — что все это делал он совершенно добровольно и что только вначале он принуждал себя к этому. От упражнения в этом делании со временем рождается в сердце некая сладость и принуждает тело пребывать в безмолвии… Молчание способствует безмолвию. Как же это? Живя в многолюдной обители, невозможно не встречаться нам с кем–нибудь. И равноангельный Арсений, который больше всего любил безмолвие, не мог избежать этого… И поскольку он понял, что невозможно ему по причине места, в котором он жил, удалиться от сближения с людьми и монахами, обитавшими в тех местах, тогда благодать научила его этому образу жизни — непрерывному молчанию. И если когда по необходимости кому–либо из них отворял дверь свою, то они радовались только лицезрению его, тогда как словесная беседа и потребность в ней стали для них излишними [375] .

Помимо аввы Арсения, который «ради Бога ни с кем не беседовал ни о пользе душевной, ни о чем другом», но «вместо этого избрал молчание и безмолвие и… среди моря настоящей жизни беседовал с Божественным Духом и в величайшей тишине переплывал его на корабле безмолвия» [376] , Исаак приводит в пример других древних святых, а также языческого философа, который взял себе за правило хранить молчание в течение нескольких лет и не нарушил его даже под угрозой смертной казни [377] .

Весьма интересны рассказы Исаака о безмолвнической жизни его современников — монахов и отшельников. В послании к некоему другу (имя адресата неизвестно) Исаак приводит свидетельства подвижников, с которыми ему довелось встречаться и беседовать, о том, каковы бывают плоды безмолвнической жизни. По словам одного подвижника, жизнь в безмолвии ведет к сосредоточению ума и углублению его внутренней духовной деятельности: «Для меня та польза от безмолвия, что, когда удалюсь из дома, в котором живу, ум мой отдыхает от приготовления к войне и обращается к лучшему деланию». Другой собеседник Исаака говорит о том, что безмолвническая жизнь рождает духовную сладость, радость, внутренний покой и прекращение деятельности чувств и мыслей:

«Я тружусь в безмолвии для того, чтобы сладкими становились для меня стихи чтения и молитвы. И когда язык мой умолкает от сладости, происходящей от понимания их, тогда, словно в каком–то сне, я прихожу в состояние умолкания чувств и мыслей моих. Когда при продолжительном безмолвии сердце мое сделается спокойным и невозмутимым… тогда волны радости непрестанно приходят для услаждения сердца моего. И когда эти волны приближаются к кораблю души моей, тогда они погружают ее в истинные чудеса и в безмолвие, которое в Боге».

По словам третьего подвижника, безмолвие отсекает от ума вредные воспоминания и помыслы; по причине этого ум возвращается в свое первозданное состояние. Четвертый подвижник утверждает, что безмолвие помогает ему достичь свободы ума и сосредоточиться на покаянии и молитве:

«Когда кто видит различные лица и слышит разнообразные голоса, чуждые его духовному деланию… тогда не может он найти свободного времени для ума, чтобы видеть себя втайне, привести себе на память грехи свои, очистить свои помыслы, быть внимательным к тому, что к нему приходит, и достичь сокровенной молитвы».

Наконец, пятый собеседник Исаака говорит о том, что безмолвие помогает «подчинить чувства власти души» [378] .

Опыт молчания как отсутствия слов является опытом приобщения к вечной жизни, ибо, как говорит Исаак, «молчание есть таинство будущего века, а слова суть орудие этого мира» [379] . Внешнее хранение уст приносит разнообразные внутренние плоды, а нехранение языка ведет к помрачению:

Если сохранишь язык твой, то от Бога дастся тебе, брат мой, благодать сердечного умиления, чтобы при помощи ее увидеть тебе душу свою и посредством ее войти в радость Духа. Если же преодолевает тебя язык твой, то… ты никак не сможешь избавиться от омрачения. Если сердце у тебя нечисто, пусть чисты будут хотя бы уста [380] .

Жизнь в безмолвии и молчании, согласно Исааку, ведет к пробуждению в отшельнике того «сокровенного сердца человека в нетленной красоте кроткого и молчаливого духа», о котором говорил апостол Петр [381] . Этот процесс происходит в соответствии со степенью отмирания «внешнего человека», живущего среди борьбы и страстей мира сего:

Как сказал святой Василий, светильник всего мира, «безмолвие есть начало очищения души» [382] . Ибо когда во внешних членах прекратятся внешний мятеж и забота о внешнем, тогда ум от внешних забот и парения возвращается в себя и успокаивается в себе, а сердце пробуждается к исследованию внутренних душевных мыслей. И если человек устоит в этом, приходит он понемногу в состояние шествовать к душевной чистоте… И если чистота есть не что иное, как удаление от несвободного образа жизни [383] и оставление его привычек, то как и когда пожелает очиститься душой тот, кто, своим ли действием, или чьим–либо чужим, постоянно обновляет в себе память о старых привычках? .. Если сердце ежедневно оскверняется, когда очистится оно от скверны? И если человек не в силах противостоять воздействию внешней силы, не тем ли более не сможет он очистить сердце, когда стоит среди воинского стана и ежедневно ждет известий с поля брани?.. Если же удалится от этого, то может постепенно прекратить первоначальные внутренние волнения… Когда придет человек в безмолвие, тогда душа может различать страсти и разумно изыскивать свою собственную мудрость. Тогда и внутренний человек пробуждается на духовное дело и день ото дня все более ощущает сокровенную мудрость, произрастающую в душе его… Безмолвие умерщвляет внешние чувства и воскрешает внутренние движения. А занятие внешним производит противоположное этому — возбуждает внешние чувства и умерщвляет внутренние движения [384] .

Мы видим, что Исаак весьма последователен в подчеркивании приоритета внутреннего делания над внешней активностью. В то же время он ясно дает понять, что без внешнего молчания языка, чувств и помыслов, невозможно достичь внутреннего безмолвия ума. В главе VII мы подробнее остановимся на «молчании разума» как одной из характеристик мистической жизни человека. Сейчас лишь подчеркнем еще раз, что «умолкание по отношению ко всему» есть, согласно Исааку, первый закон духовной жизни. Без этого подвижник не может не только достичь совершенства, но даже начать свое шествие по пути к Богу.