ЗАМЕТКИ О «СЛОВЕ О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ЗАМЕТКИ О «СЛОВЕ О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ»

После вступления

Глава 1–я

Начало: «Тогда Игорь възре на светлое солнце…» Конец: «ищучи себе чти, а князю славы».

Здесь изображаются: приход Игоря к р<еке> Дону, в среду 1–го мая; видение здесь небесного знамения; обращение к Бояну; как из разных городов собирается полк Игоря и на р<еке> Осколе, в четверг 2 мая, присоединяется к нему Всеволод, которого особенно поджидал Игорь.

.. еъзре на светя <ое> с<олнце> и виде от него тьмою вся своя воя прикрыты… Взглянул на солнце, а в солнце затмение.

Толкование затмения не на добро. Предчувствуя худо, Игорь выбирает из двух зол: «Лучше бы побиту быть, чем пленену». На деле же сбылось последнее.

Потяту: тять. Ц<ерковно>слав<янское>: TATN (TbN), трепать, бить, тесать, рубить.

Братие — к князьям, дружино — к товарищам; но это обычный оборот у всех славян—дружина братская, соединенная братскою любовью.

А всядем: сядем?ка.

Да позрим синего Дону — пустимся к Дону.

Спала князю ум похоти. Похоти, именит <ельный> падеж (как мати) —хотение. Два перевода: 1) хотение вспало князю на ум; 2) хотение завалило (запало, как это встретится и ниже) князю ум, —чем указывается на необдуманность предприятия. При этом нужно думать (с Ганкой), что это СПАЛА (HATN, пну)—хотение стянуло князю ум, стеснило рассудок.

Жалость — искусити Дону великого — заступила ему знамение: желание побывать на Дону и подраться там с половцами загородило ему страх предвещания; не послушался он и знаменья небесного, побуждаемый желаньем попробовать Дону, побывать там.

Как выражено это желание? Хощу бо, рече и проч. Хочу с вами преломить копье (драться) на конце половецкого поля.

Либо пан, либо пропал?либо быть на Дону, либо умереть: хощу голову свою приложити (положить, приклонить), а любо испита шеломом Дону.

Теперь приходится, после решимости Игоря, воспевать самый поход; сознавая как бы недостаток собственных сил к тому, сочинитель призывает Бояна.

Боян — соловей старого времени. Соловей — как певец (вспомните рощи с заповедными птицами), старого времени — мы уже знаем эту эпоху — от Владимира до начала XII века.

Эх, если бы ты воспел этот поход, эти полки! Ущекотал: пенье или щебетанье соловьев называется в «Слове о полку Игореве» щекот (от переборки звуков, щекочащих слух; см. ниже).

Плкы — идущие, самый поход.

Потому Боян призывается, что он б<ыл> очень силен гением, творчеством, потому?то он воспел бы настоящий поход так?то и так?то. Как же?

Славию—мат <ельный>, обращенный к Бояну.

Скача мыслию по древу, по роще; ср. выше: растека- шется мыслию по древу, по роще.

Слетая умом под облакы; ср. выше шизым орлом (летая) под облакы.

Новая черта для творчества Бояна: свивая славы оба полы сего времени—свивая славами (творит <ельный>) обе половины, обе стороны (пол) сего времени; слава разум <еется> здесь в вышепоказанном значении—пение эпоса в честь героев. Боян — певец старого времени; сочинитель выражает желание, чтоб он воспел и настоящее время; тогда бы своим эпосом, славами, Боян свил (сплел, соединил) обе половины времени, прошлую и настоящую.

Рища в тропу Трояню чрез поля на горы; ср. выше: серым волком (рыскал Боян) по земле.

В тропу Трояню, тропа Троянова, ров или вал Троянов, via Тrojani (у русских тамошних краев: змеевина), окоп, сделанный, вероятно, для военных пограничных целей легионами римскими, по преданию, Трояном Римским. Следы его заметно начинаются с Венгрии, близ Петерва–райдена (на Дунае, против нынешнего княжества Сербского); идут отселе до Железных Ворот (тур<ецкое> Демиркапу) на Дунае; далее к Оршове и от нее по Дунаю к Черноводам; отселе Дунай делает большой загиб, крюк, омывая Валахию, а вал Троянов пересекает угол и идет прямо через Валахию в Молдавию, пересекает реку Батну при городке Кацшанах (южнее Бендер) и, проходя через всю Бессарабию, оканчивается у реки Дона.

Но какое же отношение Бояна к Трояну? И ниже выводится Троян. После поражения Игоря: «въстала обида (от половцев, победа) в силах Дажь–божа внука (в войсках русских), вступив девою на землю Трояню, въсплескала лебедиными крылы на сине море (•в; Азовском) у Дону плешучи». По нашему, это отношение просто: Боян призывается воспеть поход Игоря, который шел к Дону, к тропе Трояновой; борьба б<ыла> с половцами, а половцы разлеглись по земле Трояновой, доходя до моря и Молдавии; Бояй, кроме того, воспевал князей, подвизавшихся по левую сторону Днепра, с косогами и в Тмуторакани.

Здесь важно особ<енно> то, что существовали предания о Трояне и воспоминались в народи < ом > творчестве. Так и еще в «Слове о полку Игореве» упоминаются и века Трояновы, седьмой век Троянов.

Слова эти вообще повели ко многим догадкам: так как век Троянов принадлежит наиболее краям Бессарабии, Молдавии и Валахии, заселенным издревле славянами болгарскими, и они?то имели здесь дело с поселенцами, рассаженными императ<ором> Трояном, т. е. волохами: то отсюда Венелин высказал мнение, что Боян, упоминаемый в «Слове о полку Игореве», есть не кто иной, как Баян, меньшой сын Симеона, царя болгарского, внук Бориса, крестившего свою землю [471]. По смерти Симеона сын его Петр получил царство; друг<ие> сыновья получили уделы; а младший Баян остался частным человеком; он, подобно отцу, занимался науками и словесностью, особенно же поэзией и музыкой, и прослыл в народе колдуном, превращавшим волков в людей и обратно; с этим согласно и изображение Бояна в «Слове о полку Игореве» как вещего, рыскавшего серым волком по земли; старое время его — время первой образованности у болгар, древним русским хорошо известное; он и соловей старого времени. Но этому мнению Венелина решительно противоречит то, что Баян Болгарский жил в Х веке, а воспеваемый в «Слове о полку Игореве» изображается в Х1–м как современник и певец Ярослава, Мстислава, Романа, Всеслава.

Но разбираемые выражения: тропу Трояню, на земле Трояню и проч. —вызвали собою еще новое оригинальное мнение. Оно принадлежит князю П. П. Вяземскому (сыну Петра Андреевича) и высказано в двух статьях в «Временнике». Вот его сущность и выводы.

Выражения «Слова о полку Игореве» во многом сходны с древненемецким и особенно греческим эпосом. Упоминаемые трудные повести, взятые сочинителем за образец, суть именно такие эпические сказания. Самое древнейшее такое сказание б<ыло> известно славянам о разрушении Трои, оно известно в переводе, сделанном уже при Симеоне Болгарском в Х веке; это собственно переделка, распространение, на основании (…)1; <в предани>ях средневековых народов б<ыли>

известны подобные переделки. В них Гомер обозначается нарицат<ельным> именем поэта, певца, стихотворца. То же самое, —гов<орит> Вяз<емский>, — значит у нас Боян и Баян. Баян, от ваять, по разным слав<янским> нареч<иям> чародей, рассказчик, певец (слова бой и бай он находит сродными, как вой — крик и вой — воин; у Гомера fioff — крик и схватка; fknfv ауссво? — доблесть в схватке). Потому Боян — Гомер. Так в нашей народи <ой> сказке говорится между прочим: «Ай ты черный кот Баюн! Проснися, пробудися да и спой песенку; как и ту ли песенку, что поют на Окиян–море, на зеленых островах, про молоду княжну Елену Ивановну». А известно, что на островах на Черн<ом> и Азовск < ом > море воспевались после Гомера Елена, Ахилл. Для устранения несообразностей Вяз<емский> гов<орит>, что во Вступлении «Слова о полку Игореве» за упоминанием Бояна стоят песни Ярославу, Мстиславу и прочим как создавшиеся по образцу Гомерову, слова: «Тому (Всеславу) вещий Боян и пръвое припевку смыслный рече», — значат, что гомеровск <ое> изречение, сказанное давно, применялось к Всеславу и проч<им>. Далее, по свидетельству греч<еских> писателей, жители Приднепровья и берегов Черного моря пели гомеровск<ие> песни и имели много преданий о Трое, Троян <ском> походе. Как у запад <ных> средневековых народов б<ыла> по этому предмету большая литература, так еще более у греков в Византии, что переводилась и на слав<янский> язык: прозаич<еские> истории, комментарии, выписки. Первоучитель слав<ян>, Кирилл, изучал Гомера; переводившиеся у нас Св<ятые> отцы также упоминали Гомера; переводчик одного папского послания в посвящении Николаю Святоше (в XII веке) упоминает Гомера; в Ипат<ьевской> летописи XIII в. он также упоминается (см. выше). Свойства, приписанные Бояну, находит Вя- зем<ский> в эпитетах Гомера, приданных ему от писателей. Замечательно в Еврипидовой трагедии «Елена» обращение хора к Гомеру, где последний (подобно обращению в «Слове о полку Игореве» к Бояну) называется соловьем, живущим в сенях рощей, голосистым, призывается как помощник для воспевавния трудов (ср.: трудных повестий, ??????) Елены и троянцев. Выражение: евшая славы оба полы сего времени — указывает на соединение сочинителем гомерическ < их > сказаний с современными; сочинитель, гов<орит> Вяз<емский>, связывает и в происхождении троянцев с русскими; так, рища в тропу Трояню (гр. ?????) — переход, возврат троянцев, а по преданию троянцы выселились на берега Адриатич<еского> моря, Дуная и Черн<ого> моря; как и многие народы, римляне и средневековые, вели свое происхождение от троянцев, так могли делать и мы; Илион — город солнца; илиады—троянцы, потомки, внуки солнца; так и русские называются в «Слове о полку Игореве» Дажь–Божьими внуками, а Дажь–бог или Хоре, как доказано, есть бог солнца (санскр<итское> даг — гореть, откуда деготь). Далее, государи, напр., Юлий Кесарь, вели свой род от Энея, от троян: и в «Слове о полку Игореве»: «Пети было (Боян) песнь Игореви, того внуку» — выше упомянута тропа Трояня; потому—внуку Трояню, потомку троянцев (при этом заметим—Эней—????a, славно: славяне, венеты). Далее сам Бог именуется Белесое внук. Белес или Волос, как доказывается ныне, равен также Хорсу и Дажь–богу, след<овательно> — солнцу; ????? по наречиям имело форму ??????, ???????,?????? и др. А это есть Феб, Аполлон; Белес у нас именуется «скотьим Богом», так и у греков Аполлон — ??????, пастырь, изображавшийся посреди стада. Но как Боян ведется от Белеса, так у греков, напр., в «Состязании Гомера и Гезиода», представлялась родословная Гомера от Аполлона. Выражение были вечи Троянн исправляет Вяз<емский> — сечи Трояни, битвы троянцев. Седьмой век Троянь считает Вяз<емский> какой?то вкравшейся ошибкой писца. Место «Въстала обида.. и проч.» (см. выше) Вяз<емский> объясняет подробно троянской историей: дева — Елена; она принесла беду на землю Трояню, она обида, лебедиными крылы—Елена называется лебедокрылою по отцу Зевсу, превратившемуся в лебедя; на синем море у Дону— на Азовск<ом> и Черном, ибо, по преданию, она после разорения Трои, удалилась с Менелаем в Херсонес Таврический, а по смерти сделалась супругой Ахилла при устьях Дуная, по другим < преданиям >—Днепра (свадьбу их праздновали реки и боги, посещающие Понт и Меотийск<ое> море). Все это подтверждает Вяз<емский>

подобными выражениями об Елене из древн<их> писателей. Есть русские песни, где рассказывается, как сравнение, что погода унесла белую лебедь с родной стороны, а Елену Ивановну в чужой дом, где ей неласков прием и она тоскует; в помянутой сказке о Семи Симеонах передается, как Прекрасную Елену заманили на корабль смотреть купеческие товары и похитили, отвезли по Окиян–морю, причем она также превращается в лебедь. Наконец, вдобавок, как опровержение того, что в «Слове о полку Игореве» не разумеется в показанных случаях император Trajanus, приводит Вяз<емский>, что везде писано о — Троян.

Как ни завлекательны все эти выводы, но мы никак не можем вполне склониться на их сторону. Ибо:

1. Главное препятствие: невозможно растолковать, чтоб Боян не назывался современник< ом > и певцом Ярослава, Мстислава, Олега; точнейший буквальн<ый> смысл места говорит это.

2. Припевка его могла быть применена к Всеславу, хотя бы он жил и в другое время; но когда мы убеждены, что Бояну б<ыли> современны Ярослав, Мстислав, Роман, то должен быть современен и Всеслав.

3. Его генеалогия — Велесов внук, — согласны, одинакова с гомерической, но могла быть взята у Гомера и применена к Бояну.

4. Боян м<ожет> б<ыть> нарицат<ельное> имя, взятое с Гомера, но оно придано лицу историческому другому, или — иначе, певец XI в. назван Бояном, т. е. по преимуществу стихотворцем, по примеру Гомера.

5. Сходство выражений и мест с Гомером показывает только, что или наши древние знали Гомера, пользовались его красками или, еще лучше, эпические выражения у всех древн<их> народов и<ндо>-европ<ейской> отрасли чрезвычайно сходны.

6. Во всех приведенных случаях могла быть память о гомерич<еском> времени, но все это применимо к XI, к XII веку исторически: вступила девою, Дажь–божа внука и т. п.

7. Если кн<язь> Вяз<емский> вм<есто> Боян приурочивает Баян, то, наоборот, легко Траян у нас перешло в Троян, как и по большей части а в о.

Мы остаемся пока в убеждении, что везде разумеется здесь Траян, римск<ий> император.[472]

Траян, один из лучших, наиболее славных рим<ских> императоров, царствовал с 96 по 117 г. по Р. X. Много б<ыло> блистательных его походов, много осталось памятников (напр., в Балканах вырыты Траяновы ворота). Особенно славны его победы над даками, народом фракийск <ого> племени, жившего по обе стороны Дуная в нынешней Трансильвании, Валахии (отчасти Венгрии), Болгарии, племени, в кот<ором> все разыскания указывают почти непременно славян, по крайности славяне, несомненно, составляли господство и большинство в этом смешанном племени (вероят<но>, с пелазгическими фракийск<ими> племенами). Вождем их б<ыл> Дацебал, Децебал, живший в нынешней Трансильвании. В 101 году Траян открыл действия блистательной победой и принудил даков купить мир в 103 г. Новая затем война, начавшаяся в 105 г., кончилась в 106–м совершенным покорением Дакии и обращением в римск<ую> провинцию. Были ли здесь прежде основания римск<их> пограничных легионов, только с этих пор они утвердились здесь прочно, оставив нам двоякого рода памятники:

1. Вещественные в нынешн<ей> придунайск<ой> Сербии, древле занятой болгарами, против Баната (венгерск<ого>) в округе Порецком, стоит Стен, утес, просеченный Траяном для перехода Дуная, с изображением Траянова лика, называемого ныне иконою, с остатком длинной лат<инской> надписи и следами моста, железными крючьями: это так называемые Жыезные Ворота, Демир–Кацу. В этом же округе Траянов город Дер (откуда и имя Der?istrum, Der?istirum, Дристур, Доростол, Силистрия) со мног< счисленными > антиками, воротами, надписью, водопроводами. Много и друг < их > местечек и названий по Дунаю, напоминающих Траяна (напр., названия деревень). Так наз<ываемый> Траянов вал или ров, поворачивающий от Дуная к Пруту после Желез <ных> Ворот, устроен, вероят<но>, также с целию военною, м<ожет> б<ыть>, для защиты пограничных легионов. Римляне ли его насыпали или даки, славяне, м<ожет> б<ыть>, те и другие вместе—это была Украина, встреча лицом к лицу двух враждовавших племен, из коих одно напирало вперед, другое стремилось сдержать напор римск < им > искусством и могуществом.

2. Наиболее важным памятником от Траяна остались римск<ие> поселения, утвержденные им здесь для обороны границ, вероят<но>, между валом и Дунаем, равно как по берегам последнего. Нашествием волохов или кельтов в III в. славяне б<ыли> снова оттеснены от Дуная и подались назад. Но явившийся Аттила соединил с своими гуннами многочисленных славян в одни полчища, сделал сильный напор, прорвал римск<ие> границы, уничтожил легионы; с тех пор из славян одни смешались с римск < ими > поселенцами при Дунае, образовав нацию, известную впоследствии под именем волохов (имя кельтов б<ыло> гаэлах, галлы, измененные славянами во влах, волох; так как северн<ые> римск<ие> провинции давно заняли кельты, то по ним славяне прозвали волохами и всех итальянцев, римлян); другие прорвались за Дунай и начали свои вторжения в пределы образовавшейся Восточной Римск<ой> империи. Вследствие таких исторических связей у славян образовалось и удержалось много преданий и рассказов, связанных с именем Траяна: болгаре занимали места, им завоеванные и устроенные, ворвавшиеся печенеги и половцы разрывали связи русских с славянами южными, болгарами; но Русь разбивала варваров и, напирая снова на юг, к Черному и Азовск<ому> морю, равно как к Дунаю, стремилась соединиться с соплеменными славянами болгарскими; уже Святослав снова проник сюда; последующ <ие> князья проникают до Тмутаракани и Берлада (впадающего в Прут); другие теснят половцев до Лукоморья, морского берега—Азовского и Черного; Русь Галицкая также идет, расширяясь, все южнее в Карпаты Трансильванские, Молдавию, Валахию.

Мы сейчас увидим всю связь воспоминаний с Траяном, как она обозначена в «Слове о полку Игореве».

1. Сочинитель выражает желание, чтоб Боян воспел поход Игоря, рища в тропу Трояню, т. е. изображая подвиг против половцев, занявших юг и в то время расположившихся не только до тропы Траяновой, но и в Молдавии, Валахии.

2. После поражения Игоря опять: въстала обида… вступила девою на землю Трояню. Воспоминание о бедствиях, принесенных половцами на юг.

3. Описывая жестокость битвы, сочинитель прибавляет: были вечи (в Слове по местам ч употр<ебляется> вм<есто> и наоборот, напр., луце вм<есто> луче, т. е. это = веци, века) Трояни; минули лета Ярославля; были плъцы Олгови (т. е. время походов и битв Олега Святос–лавича)… Описав тяжелое время Олегово, сочинитель кончает: то было в ты (те) рати и в ты плъкы (= таково б<ыло> время тех походов, таковы б<ыли> походы в то время), а еще и рати не слышано (т. е. а такой битвы, как ныне, и не слыхивано). Здесь нас останавливает, что историю делит сочинитель на периоды:

1–ый период: века Траяновы;

2–й: лета Ярославовы (время Ярослава Старого);

3–й: время полков или ратей Олега Святославича;

4–й: время сочинителя, время Игоря.

Способ делить историю по эпохам государей самый обыкновенный; его встречаем и у Нестора [473], кот<орый>, начав от Адама, делит историю, между прочим, так: «От плененья (иерусалимского) до Александра (Маке–донск<ого>) лет 318; а от Александра до Рождества Христова лет 333, а от Хр< истова > Рожд<ества> до Костян–тина (Великого) лет 318; от Костян<тина> же до Михаила (Греческого) сего лет 542, а от первого лета Михайлова до первого лета Олгова, русского князя, лет 29» — и проч. Наконец: «А Ярослав княжи лет 40… а от смерти Ярославли до смерти Святополчи лет 60». Теперь, если брались такие длинные периоды, притом по Александру Макед<онско–му>, Константину В<еликому> и Михаилу, важным для греков, и по примеру греч<еских> писателей, так что к истории греческ <ой> присоединялось наше летоисчисление, —то кто мешал нашему сочинителю народному, воспевавшему брань, взять в основу своего деления эпоху, ознаменованную именем Траяна, эпоху памятную, когда славяне, под именем даков или в связи с даками, претерпели первое на историч<еской> памяти сильнейшее поражение? Это тем более возможно, что в истории у нас хранилась память о событии, близком ко времени Траяна: «Волхом бо нашедшем на Словени на Дунайские, седшем на них и насялящем им…» (Нестор) [474].

Итак, сочинитель наш берет первою эпохою памятных сильных браней века Трояновы, когда мы, заодно с друг < ими > славянами, подвизались на юге, при Дунае. Считая от Траяна, он ведет века, названные по его имени, до времени браней русск < их > князей (включая сюда, можно думать, битвы с волохами–кельтами, действия с Аттилою, расселения наши на север и т. п.). Затем между русскими князьями берет тех, коих брани воспеты Боя–ном: время Ярослава (взятое <…>[475]