XXXII. Книги Маккавейские.
XXXII. Книги Маккавейские.
Во время владычества Персов и под покровительством преемников царя Кира Иудеям жилось спокойно и, размышляя о постигших их бедствиях, приходили они в сознание, что бедствия их были заслужены, и стали порываться путем исполнения попранного ими закона Божия привлечь на себя прощение и милость Божию.
Таким образом около ста двадцати лет уже прожили они под чуждою властию, но не лишенные самоуправления под властию своих первосвященников, при соблюдении своих собственных законов и платя, притом, необременительную дань Персидским владыкам.
В это время произошло одно из тех мировых событий, которые нарушают весь строй жизни царств и народов: появился великий завоеватель — Александр Македонский. “После того, как он поразил Дария, царя Персидского и Мидийского, и воцарился вместо его прежде над Элладою, и произвел много войн, и овладел многими укрепленными местами, и убивал царей земли, и прошел до пределов земли, и взял добычу от множества народов, умолкла земля пред ним, и он возвысился, и вознеслось сердце его”… (1 Кн. Маккавейская, гл. I, 1—3). Но после того недолго жил он, и по смерти его “владычествовали слуги его каждый в своем “месте”. (1 Кн. Маккавейская, гл. I, 8). Владение Иудеею переходило из одних рук в другие и, наконец, утвердилось за Египетским царем, Птоломеем Филадельфом. Но и Сирийские правители добивались власти над Иудеею, и ей приходилось немало страдать от этого оспаривания чужой власти над нею. — Между тем постепенно устанавливались отношения между греками и иудеями, из которых многие переселялись в Александрию, где им оказывался хороший прием, и откуда они продолжали поддерживать отношения и с своим родным народом. В это время все священные книги их были переведены на греческий язык (в 271 г. до Р.Х.). Переводчиками были 72 старца, “толковники”, почему и перевод этот был назван “переводом семидесяти толковников”, который способствовал распространению между язычниками верований Еврейских и их ожиданий Мессии.
“Когда в святом граде жили еще в полном мире, и тщательно соблюдались законы, по благочестию и отвращению от зла первосвященника Онии, бывало, и сами цари чтили это место, и прославляли святилище отличными дарами, так что и Селевк, царь Азии, давал из своих доходов на все издержки, потребные для жертвенного служения”. Но некто Симон, поставленный попечителем храма, бывший во вражде с первосвященником Онией, не отступил перед изменой своему отечеству и, ради того, чтобы сделать зло своему противнику, пошел к Аполлонию, военачальнику Келе-Сирии и Финикии, и объявил ему, что Иерусалимская сокровищница полна несметными богатствами, которые не нужны для приношения жертв и могли бы быть обращены в пользу царя. Селевк, нуждавшийся в то время в деньгах, чтобы уплатить дань, наложенную еще на отца его Римлянами, узнав от Аполлония о несметных богатствах, скопленных в Иерусалимской сокровищнице, немедленно дал приказ царедворцу своему, Илиодору, вывезти оттуда упомянутые сокровища.
Дружелюбно и с почетом был принят Илиодор первосвященником города, но когда он объявил Онии о царском поручении, то Ония объяснил ему, что он введен в заблуждение клеветником Симоном, так как в сокровищнице всего лишь 400 талантов серебра и 200 золота, и что это есть вверенное на сохранение имущество вдов и сирот, и частию знаменитого мужа Гиркана, и что “обижать положившихся на святость места, на уважение и неприкосновенность храма, чтимого во всей вселенной, никак не следует”.
Илиодор возразил первосвященнику, что ему дан царский приказ и назначил день для приведения его в исполнение. При этой вести во всем городе произошло немалое волнение. Трогательно было, как народ толпами бросался ниц, а сильно смущенный первосвященник стоял в ожидании. Они умоляли Вседержителя Бога вверенное сохранить в целости вверившим… А Илиодор исполнял предположенное. Когда же он с вооруженными людьми вошел уже в сокровищницу, Господь отцов и Владыка всякой власти явил великое знамение: все, дерзнувшие войти с ним (Илиодором), быв поражены страхом силы Божьей, и пришли в изнеможение и ужас. Ибо явился им конь со страшным всадником, покрытый прекрасным покровом: быстро несясь, он поразил Илиодора передними копытами, а сидевший на нем имел, казалось, золотое всеоружие. Явились ему и еще два юноши, цветущие силою, прекрасные видом, благолепно одетые, которые, став с той и другой стороны, непрерывно бичевали его, налагая ему многие раны.
Когда он внезапно упал на землю, и объят был великою тьмою, тогда подняли его и положили на носилки и вынесли, как беспомощного, ясно познавши все могущество Божие…
“Первосвященник Ония, опасаясь, чтобы царь не подумал, что сделано Иудеями какое-нибудь злоумышление против Илиодора, принес жертву об его спасении”. И он выздоровел и сам, принесши жертву Господу, возблагодарил Онию, возвратился к царю и рассказал ему о всем происходившем с ним. Однако же Селевк не отказался от своего замысла и “спросил Илиодора, кто был бы способен, чтоб еще раз послать в Иерусалим”?.. На это Илиодор отвечал ему: “Если ты имеешь какого-нибудь врага великий завоеватель — Александр Македонский. “После того, как он поразил Дария, царя Персидского и Мидийского, и воцарился вместо его прежде над Элладою, и произвел много войн, и овладел многими укрепленными местами, и убивал царей земли, и прошел до пределов земли, и взял добычу от множества народов, умолкла земля пред ним, и он возвысился, и вознеслось сердце его”… (1 Кн. Маккавейская, гл. I, 1—3). Но после того недолго жил он, и по смерти его “владычествовали слуги его каждый в своем “месте”. (1 Кн. Маккавейская, гл. I, 8). Владение Иудеею переходило из одних рук в другие и, наконец, утвердилось за Египетским царем, Птоломеем Филадельфом. Но и Сирийские правители добивались власти над Иудеею, и ей приходилось немало страдать от этого оспаривания чужой власти над нею. — Между тем постепенно устанавливались отношения между греками и иудеями, из которых многие переселялись в Александрию, где им оказывался хороший прием, и откуда они продолжали поддерживать отношения и с своим родным народом. В это время все священные книги их были переведены на греческий язык (в 271 г. до Р.Х.). Переводчиками были 72 старца, “толковники”, почему и перевод этот был назван “переводом семидесяти толковников”, который способствовал распространению между язычниками верований Еврейских и их ожиданий Мессии.
“Когда в святом граде жили еще в полном мире, и тщательно соблюдались законы, по благочестию и отвращению от зла первосвященника Онии, бывало, и сами цари чтили это место, и прославляли святилище отличными дарами, так что и Селевк, царь Азии, давал из своих доходов на все издержки, потребные для жертвенного служения”. Но некто Симон, поставленный попечителем храма, бывший во вражде с первосвященником Онией, не отступил перед изменой своему отечеству и, ради того, чтобы сделать зло своему противнику, пошел к Аполлонию, военачальнику Келе-Сирии и Финикии, и объявил ему, что Иерусалимская сокровищница полна несметными богатствами, которые не нужны для приношения жертв и могли бы быть обращены в пользу царя. Селевк, нуждавшийся в то время в деньгах, чтобы уплатить дань, наложенную еще на отца его Римлянами, узнав от Аполлония о несметных богатствах, скопленных в Иерусалимской сокровищнице, немедленно дал приказ царедворцу своему, Илиодору, вывезти оттуда упомянутые сокровища.
Дружелюбно и с почетом был принят Илиодор первосвященником города, но когда он объявил Онии о царском поручении, то Ония объяснил ему, что он введен в заблуждение клеветником Симоном, так как в сокровищнице всего лишь 400 талантов серебра и 200 золота, и что это есть вверенное на сохранение имущество вдов и сирот, и частию знаменитого мужа Гиркана, и что “обижать положившихся на святость места, на уважение и неприкосновенность храма, чтимого во всей вселенной, никак не следует”.
Илиодор возразил первосвященнику, что ему дан царский приказ и назначил день для приведения его в исполнение. При этой вести во всем городе произошло немалое волнение. Трогательно было, как народ толпами бросался ниц, а сильно смущенный первосвященник стоял в ожидании. Они умоляли Вседержителя Бога вверенное сохранить в целости вверившим… А Илиодор исполнял предположенное. Когда же он с вооруженными людьми вошел уже в сокровищницу, Господь отцов и Владыка всякой власти явил великое знамение: все, дерзнувшие войти с ним (Илиодором), быв поражены страхом силы Божьей, и пришли в изнеможение и ужас. Ибо явился им конь со страшным всадником, покрытый прекрасным покровом: быстро несясь, он поразил Илиодора передними копытами, а сидевший на нем имел, казалось, золотое всеоружие. Явились ему и еще два юноши, цветущие силою, прекрасные видом, благолепно одетые, которые, став с той и другой стороны, непрерывно бичевали его, налагая ему многие раны.
Когда он внезапно упал на землю, и объят был великою тьмою, тогда подняли его и положили на носилки и вынесли, как беспомощного, ясно познавши все могущество Божие…
“Первосвященник Ония, опасаясь, чтобы царь не подумал, что сделано Иудеями какое-нибудь злоумышление против Илиодора, принес жертву об его спасении”. И он выздоровел и сам, принесши жертву Господу, возблагодарил Онию, возвратился к царю и рассказал ему о всем происходившем с ним. Однако же Селевк не отказался от своего замысла и “спросил Илиодора, кто был бы способен, чтоб еще раз послать в Иерусалим”?.. На это Илиодор отвечал ему: “Если ты имеешь какого-нибудь врага и противника твоему правлению, то пошли его туда, и встретишь его наказанным, если только останется он в живых, ибо истинно на сем месте пребывает сила Божия”…
И царь отказался от своего намерения. Вскоре после того он умер, и воцарился Антиох, по прозванию Епифан. (2 Кн. Маккав., гл. III, 1—3, 12, 14, 21—28, 32, 37, 38).
Вот когда наступило снова сильное смущение среди Иудеев, угрожавшее даже утратою веры их и самой национальности. По смерти благочестивого Ония не было подобных ему первосвященников, которые могли бы поддерживать народ своим добрым влиянием, и народ стал снова впадать в нечестие. И снова в гневе Своем предупреждал народ грозными знамениями, которые и не замедлили сбыться над ним.
Когда (за 200 л. до Р.Х.) Антиох Епифан, встревоженный (по поводу одного из народных возмущений в Иерусалиме) опасением, чтобы Иудея не отложилась от его власти, “поднялся из Египта, рассвирепевши в душе”, то и напал на Иерусалим и “взял город вооруженную рукою”.
И приказал тогда воинам нещадно бить всех, кто попадется, и умерщвлять, кто станет скрываться в домах. Так свершилось избиение юных и старых, умерщвление жен и детей, заклание дев и младенцев. В продолжение трех дней погибло восемьдесят тысяч: сорок тысяч пало от руки убийц, и не меньше убитых было продано. Но не удовольствовавшись этим, он дерзнул войти в святейший на всей земле храм, скверными руками принимая священные сосуды и иные вещи, пожертвования другими царями на возвеличивание, и славу, и часть святого места, и похитив из храма тысячу восемь сот талантов, поспешно удалился в Антиохию, оставив в стране приставников, чтоб угнетать народ и Иерусалиме — Филиппа, родом Фригийца, нравом же человека, еще более жестокого, нежели каков был поставивший его”. — Но это было только началом бедствий, разразившихся над Иудеями.
“Спустя немного времени, царь послал одного старца, афинянина принуждать Иудеев”, — ради того, чтобы они не чуждались языческих народов, но слились бы с ними в один народ и тем способствовали к упрочению власти Сирийского царя над покоренными им народами — “отступить от законов отеческих и не жить по законам Божьим, а также осквернить храм Иерусалимский и наименовать его храмом Юпитера Олимпийского, а храм в Гаризине, так как обитатели того места — пришельцы, храмом Юпитера странноприимного… Храм наполнился любодействием и бесчинием от язычников” и был осквернен поставлением безобразного идола в святилице, “жертвенник же наполнился непотребными, запрещенными законом вещами. Нельзя было ни хранить субботы, ни соблюдать языческих праздников, ни даже называться Иудеем. С тяжким принуждением водили их каждый месяц в день рождения царя на идольские жертвы, а на праздник Диониса принуждали Иудеев в плющевых венках идти в торжественном ходе в честь Диониса. Такое повеление вышло и соседним эллинским городам, по научению Птоломея, чтобы они также действовали против Иудеев и заставляли их приносить идольские жертвы, а не соглашавшихся переходить к эллинским обычаям убивали. Тогда-то можно было видеть настоящее бедствие”.
Народ в ужасе скрывался, кто в пещерах, но кого открывали, и на кого указывали Филиппу, тех он предавал сожжению. Двух женщин, совершивших по закону обряд обрезания над своими младенцами, провели по городу с повешенными у груди младенцами и сбросили их вниз с городской стены.
Уразумел народ в этих тяжких бедствиях справедливое наказание Божие… Гонение Антиоха Епифана способствовало к возбуждению веры в народе и открыло много мужественных исповедников веры.
Елеазар, из первых книжников, (был) муж уже достигший старости, но весьма красивой наружности: его принуждали, раскрывая ему рот, есть свиное мясо. Предпочитая славную смерть опозоренной жизни, он добровольно пошел на мучение, и плевал, как надлежало решившимся устоять против того, чего из любви к жизни не дозволено вкушать. — Тогда приставленные к беззаконному жертвоприношению, знавшие этого мужа с давнего времени, отозвавши его, наедине убеждали его принесть им самим приготовленные мяса, которые он мог бы употреблять и притвориться, будто ест от царя назначенные жертвенные мяса, чтобы через это избавиться от смерти, и по давней с ними дружбе воспользоваться их человеколюбием. Но он, утвердившись в доброй мысли, достойной его возраста и почтенной старости, и достигнутой им славной седины, и благочестивого с детства, воспитания, а более всего — святого и Богом данного законоположения, соответственно этому отвечал: недостойно нашего возраста лицемерить, чтобы многие из юных, узнав, что девяностолетний Елеазар перешел в язычество, и сами, вследствие моего лицемерия, ради краткой и ничтожной жизни не впали через меня в заблуждение, и через то я положил бы пятно и бесчестие на мою старость. Если в настоящее время я и избавлюсь мучения от людей, то не избегну десницы Всемогущего ни в сей жизни, ни по смерти. Посему, мужественно расставаясь теперь с жизнью, сам я являюсь достойным старости, а юным доставлю добрый пример — охотно и доблестно принимать смерть за досточтимые и святые законы. — Сказавши это, он тотчас пошел на мучения. Тогда и те, которые вели его, незадолго пред сим оказанное ему доброжелательство изменили в ненависть по причине вышесказанных слов, ибо они почли их за безумие.
Готовясь уже умереть под ударами, Елеазар, восстенав, произнес: Господу, имеющему совершенное ведение, известно, что я, имея возможность избавиться от смерти, принимаю бичуемым телом жестокие страдания, а душою охотно терплю их от страха перед Ним.
“И так скончался Елеазар, оставив в смерти своей не только юношам, но и весьма многим из народа образец доблести и памятник добродетели” (2-я Кн. Маккав., гл. V, 11—16, 21, 22. Гл. VI, 1—9, 18—31).
Случилось также, что были схвачены семь братьев с матерью[26] и принуждаемы царем есть недозволенное свиное мясо, быв терзаемы бичами и жилами. Один из них, приняв на себя ответ, сказал: “о чем ты хочешь спрашивать или узнать от нас? Мы готовы лучше умереть, чем преступить отеческие законы. Тогда царь, озлобившись, приказал разжечь сковороды и котлы. Когда они были разожжены, приказал принявшему на себя ответ отрезать язык и, содрав кожу с него, отсечь члены тела, в виду прочих братьев и матери. Лишенного всех членов, но еще дышавшего, велел отнести к костру и жечь на сковороде; когда же от сковороды распространилось сильное испарение, они, вместе с матерью, увещевали друг друга мужественно претерпеть смерть, говоря: Господь Бог видит и, по истине, умилосердится над нами, как Моисей возвестил в своей песне пред лицом народа: и над рабами Своими умилосердится.
Когда умер первый, вывели на поругание второго и, содравши с головы кожу с волосами, спрашивали: будет ли он есть, прежде нежели будут мучить по частям его тело?
Он же, отвечая на отечественном языке, сказал: нет. Поэтому и он принял мучение таким же образом, как первый. Быв же при последнем издыхании, сказал: ты, мучитель, лишаешь нас настоящей жизни, но Царь мира воскресит нас, умерших за Его законы, для жизни вечной. — После того третий был подвергнут поруганию, и на требование дать язык, тотчас выставил его, неустрашимо протянув и руки. И мужественно сказал: от Неба я получил их и за законы Его не жалею их, и от Него надеюсь опять получить их…
Сам царь и бывшие с ним изумлены были таким мужеством отрока, как он ни во что вменял страдания.
Когда скончался и этот, таким же образом терзали и мучили четвертого. Будучи близок к смерти, он так говорил: умирающему от людей вожделенно возлагать надежду на Бога, что Он опять оживит; для тебя же не будет воскресения в жизнь…
Затем привели и начали мучить пятого. Он, смотря на царя, сказал: имея власть над людьми, ты, сам подверженный тленью, делаешь, что хочешь; но не думай, чтобы род наш был оставлен Богом. Подожди, и ты увидишь великую силу Его, как Он накажет тебя и семя твое…
После этого привели шестого, который, готовясь на смерть, сказал, не заблуждайся напрасно, ибо мы терпим это за себя, согрешив перед Богом нашим, оттого и произошло достойное удивления. Но не думай остаться безнаказанным, ты, дерзнувший противоборствовать Богу.
Наиболее же достойна удивления и славной памяти мать, которая, видя, как семь сыновей ее умерщвлены в течение одного дня, благодушно переносила это в надежде на Господа. Исполненная доблестных чувств и укрепляя женское рассуждение мужеским духом, она поощряла каждого из них на отечественном языке и говорила им: не я дала вам дыхание и жизнь; не мною образовался состав каждого. И так, Творец мира, Который образовал природу человека и устроил происхождение всех, опять даст вам дыхание и жизнь с милостию, так как вы теперь не щадите самих себя за Его законы.
Антиох же, думая, что его презирают, и принимая эту речь за поругание себе, убеждал самого младшего, который еще оставался, не только словами, но и клятвенными уверениями, что и обогатить и осчастливить его, если он отступит от отечественных законов, — что будет иметь его другом и вверит ему почетные должности. Но как юноша нисколько не внимал, то царь, призвав мать, убеждал ее посоветовать сыну сберечь себя. После многих его убеждений она согласилась уговаривать сына. Наклонившись же к нему и посмеиваясь жестокому мучителю, она так говорила на отечественном языке: сын! сжалься надо мною, которая вскормила, и вырастила, и воспитала тебя. Умоляю тебя, дитя мое, посмотри на небо и землю, и видя все, что в них, познай, что все сотворил Бог из ничего, и что так произошел и род человеческий. Не страшись этого убийцы, но будь достойным братьев твоих и прими смерть, чтобы я по милости Божьей опять приобрела тебя с братьями твоими…
Когда еще она продолжала говорить, юноша сказал: чего вы ожидаете? я не слушаю повеления царя, я повинуюсь повелению закона, данного отцам нашим через Моисея. Ты же, изобретатель всех зол для Евреев, не избегнешь рук Божьих. Мы страдаем за свои грехи. Я же, как и братья мои, предаю душу и тело за отеческие законы, призывая Бога, чтобы Он скорее умилосердился над народом и чтобы ты с муками и карами исповедал, что Он един есть Бог, и чтобы на мне и братьях моих окончился гнев Всемогущего, праведно постигший весь род наш…
Тогда разгневанный царь поступил с ним еще жестче, нежели с прочими, негодуя на посмеяние. Так и этот кончил жизнь чистым, всецело положившись на Господа. — После сыновей скончалась и мать” (2-я кн. Маккав., гл. VII, 1—32, 37—41).
В числе Иудеев, бежавших из Иерусалима во время гонения от Антиоха Епифана, был престарелый священник, человек знатного рода, Маттафия. У него было пять сыновей, одному из которых, Иуде, прозванному за храбрость Маккавеем (молотом), суждено было вскоре покрыться славою избавителя своего народа от чужеземного ига…
Вместе с детьми своими удалился сначала Маттафия в недалекий от Иерусалима город Модин, но и туда “пришли от царя принуждавшие к отступничеству, чтобы приносить жертвы; и многие из Израиля пристали к ним; а Маттафия и сыновья его устояли”.
Когда же пришедшие от царя приступили к самому Маттафию и обещали ему почесть и дары за исполнение царского повеления, то отвечал он им, что ни он, ни сыновья его не послушают слов царя, чтобы отступить им от их богослужения вправо и влево.
Но едва он сказал это, как один Иудеянин пред глазами всех подошел к жертвеннику, чтобы принести идольскую жертву по повелению царскому…
Увидев это, Маттафия возревновал, и затрепетала внутренность его, и воспламенилась ярость его по закону, и он, подбежав, убил его при жертвеннике, и в то же время убил мужа царского, принуждавшего приносить жертву, и разрушил жертвенник. И воскликнул Маттафия в городе громким голосом: всякий, кто ревнует по законе и стоит в завете, да идет вслед за мною!
И убежал сам и сыновья его в горы, оставив все, что имели, в городе. Тогда многие, преданные правде и закону, ушли в пустыню и оставались там сами, и сыновья их, и жены их, и скоты их, потому что умножались беды над ними”.
Когда стало известно о бегстве возмутившихся, то погнались за ними царские отряды и напали на них в день субботний. Между тем, не желая нарушить святость субботнего дня, Евреи не принимали никаких мер к самообороне, и только говорили: “мы все умрем в невинности нашей; небо и земля свидетели за нас, что вы несправедливо губите нас”. Но Маттафия и друзья его, горько плача о погибших с женами и детьми их, уже до тысячи душ, приняли иное решение: “если, — говорили они, все мы будем поступать так, как поступали эти братья наши, и не будем сражаться с язычниками за жизнь нашу и постановления наши, то они скоро истребят нас с лица земли”, и сказали: “кто бы ни пошел на войну против нас в день субботний, будет сражаться против него, дабы нам не умереть всем… — Тогда собрались к ним множество Иудеев, крепкие силою из Израиля, все верные закону, и так составили они войско и поражали в гневе своем нечестивых и в ярости своей мужей беззаконных, и дело шло успешно в руках их”. “Так защитили они закон от руки язычников и от руки царей, и не дали восторжествовать грешнику”.
Но вот, приблизилась кончина престарелого Маттафия. Умирая, сказал он сыновьям своим: “ныне усилилась гордость и испытание, ныне время переворота и гнева ярости. Итак, дети, возревнуйте о законе и отдайте жизнь вашу за завет отцов ваших. Вспомните о делах отцов ваших, которые они совершили во времена свои; припоминайте от рода до рода, что все надеющиеся на Бога не изнемогут. Крепитесь и мужественно стойте в законе, ибо чрез него вы прославитесь. — Вот — Симон, брат ваш: знаю, что он муж совета, слушайтесь его во все дни; он будет вам вместо отца; а Иуда Маккавей, крепкий силою от юности своей, да будет у вас начальником войска, и будет вести войну с народами”. — И благословил Маттафия детей своих, и умер на сто сорок шестом году, и весь Израиль оплакивал его горьким плачем. (1-я кн. Маккав., гл. II, 15, 16, 19, 22—25, 27—30, 37, 4—42, 44, 47, 48—51, 61, 64—66, 69, 70).
“И восстал вместо Маттафии Иуда, называемый Маккавей, сын его”, и вступил в борьбу с Сирийцами и с теми из Иудеев, которые отступили от веры отцов своих. “Он уподобился льву в делах своих, и был, как скимен, рыкающий на добычу”. “И сделался именитым до последних пределов земли, и собрал погибавших”.
Тогда Аполлоний, начальствующий над Самарией, выступил во главе многочисленного войска, чтобы воспрепятствовать успехам молодого героя. Но “Иуда узнал о том, и вышел к нему навстречу, и поразил и убил его, и много пало пораженных, а остальные убежали. И взял Иуда добычу их и взял меч Аполлония, и сражался им во все дни”. Вскоре и Сирон, военачальник Сирии, желая прославиться, выступил также против Иуды и приблизился со своим многочисленным войском к возвышенностям Вефорона. Иудеи, хотя и в малом числе, но ободренные словами Иуды, что легко и многим попасть в руки немногих, и что у Бога небесного нет различия, многими ли спасти, или немногими, ибо не от множества войска бывает победа на войне, но с неба приходит сила”, — устремились на войско Сирона, преследовали его до пределов Филистимских, поразив на пути “до восьми сот мужей”.
Дошло и до царя имя Иуды, и все народы со страхом рассказывали о победоносных битвах его. “Когда же услышал эти речи царь Антиох, то воспылал гневом, и послав, собрал все силы царства своего, весьма сильное ополчение”. Но так как казна его была истощена, “а подати страны скудны по причине волнения и разорения, которое он произвел в земле той”, то, по недостатку средств для военачальных расходов, “он решился идти в Персию и взять подати с страны и собрать побольше серебра; а дела царские от реки Евфрата до пределов Египта предоставил Лисию, человеку знаменитому, происходившему от царского рода, — также и воспитание сына своего, Антиоха, до его возвращения. — И передал ему половину войск и слонов, давши ему приказания о всем, чего хотел, и о жителях Иудеи и Иерусалима, чтобы он послал против них войско сокрушить и уничтожить могущество Израиля и остаток Иерусалима, и истребить память их от места того, и поселить в пределах их сынов иноплеменных и разделить по жребию землю их”.
Лисий, избрав Птоломея, Никанора и Горгия, мужей сильных из друзей царя, “послал с ними сорок тысяч мужей и семь тысяч всадников, чтоб идти в землю Иудейскую и разорить ее по слову царя. Они отправились со всем войском своим, и пришедши расположились на равнине близ Еммаума.” Сюда же прибыли многие купцы, приглашенные заранее ввиду ожидаемой продажи им пленников Иудейских… Увидели Иуда и братья его, что умножились бедствия и говорили друг другу: — “восставим низверженный народ наш, и сразимся за народ наш и за святыню”. “И собрался сонм, чтоб быть готовыми к войне, и помолиться, и испросить милости и сожаления, и пошли в Массифу (прежнее место молитвы), напротив Иерусалима, и постились в этот день, и возложили на себя вретища и пепел на головы свои”, после чего, несмотря на малочисленность своего войска, двинулись в путь и расположились станом на юге от Еммаума. И сказал Иуда: “опояшьтесь, и будьте мужественны и готовы к утру, сразиться с этими язычниками, которые собрались против нас, чтобы погубить нас и святыню нашу. Ибо лучше нам умереть в сражении, нежели видеть бедствия нашего народа и святыни”.
Услышав, что Горгий выступил ночью с пятью тысячами мужей и тысячью отборных всадников, Иуда сам с рассветом дня явился на равнине с тремя тысячами мужей и, ободрив их, не имеющих даже ни щитов, ни мечей, напоминанием о не покидающем никогда народ Свой Боге-Избавителе, напал на стан неприятельский. Бывшие с ним “затрубили, и сошлись, и разбиты были язычники, и побежали на равнину, а все остальные пали от меча; и преследовали их до Газера и до равнин Идумеи, Азота и Иаммии, и пали из них до трех тысяч мужей”. — Подошедши утром к месту сражения с другой стороны, Горгий, увидев, что воины разбежались из охваченного огнем лагеря, также обратился в бегство, но Иуда преследовал его, причем пало еще много народа, а Иудеи захватили лагерь Горгия и Никанора и воспользовались богатою добычею.
Сильно опечален был Лисий такими победами Иудеев, “и на следующий год собрал шестьдесят тысяч избранных мужей и пять тысяч всадников, чтобы победить их. И пришли они в Идумею, и расположились станом в Вефсурах, а Иуда встретил их с десятью тысячами мужей”. Но, помолясь Богу с полною верою, он не убоялся с превосходными силами неприятеля, и пало из войска Лисия до пяти тысяч мужей… “Лисий, увидев бегство войска своего и храбрость воинов Иуды, и что они готовы или жить, или умереть отважно, отправился в Антиохию, набрал чужеземцев и, увеличив бывшее войско, думал снова идти в Иудею”.
Очистив же страну от врагов, Иуда и братья его сказали: “вот, враги наши сокрушены, взойдем очистить и обновить святилище. — И собралось все ополчение, и взошли на гору Сион. И увидели, что святилище опустошено, жертвенник осквернен, ворота сожжены, и в притворах, как в лесу, или на какой-нибудь горе, поросли растения, хранилища разрушены. — И плакали Иудеи горьким плачем, и падали лицом на землю и трубили вестовыми трубами, и вопили к небу…
Тогда отрядил Иуда мужей воевать против находившихся в крепости, доколе он очистит святилище. И избрал священников безпорочных, ревнителей закона. Они очистили святилище; и пришла им добрая мысль разрушить оскверненный жертвенник, чтобы он не служил им когда-нибудь в поношение, так как язычники осквернили его; и разрушили они жертвенник и построили новый по-прежнему. Потом устроили святыни, и новую священную утварь, и внесли в храм свещник и алтарь всесожжении и фимиамов и трапезу. И положили на трапезу хлеб, и развесили завесы, и окончили все дела, которые предприняли. И принесли жертву по закону на новоустроенном жертвеннике всесожжении; — в то время, в тот самый день, в который язычники осквернили жертвенник, обновлен он с песнями, цитрами, гуслями и кимвалами”. — И установил Иуда и братья его ежегодное прзднование в память радостного дня обновления жертвенника. “В то же время обстроили гору Сион высокими стенами и крепкими башнями, чтоб язычники, пришедши когда-нибудь, не попрали их, как сделали это прежде. И расположил там Иуда войско стеречь гору, и укрепили для охранения ее Вефсуру, чтобы народ имел крепость против Идумеи”. И эта предосторожность не была излишнею, так как Идумеяне и Аммонитяне не без опасения относились к успехам Иудеев, и были случаи, что они избивали Иудеев, попавшихся им в руки. Иуда, однако же и в столкновениях с ними, одерживал победы. Таким образом, выступив против сильного войска Аммонитян, предводительствуемых Тимофеем, он разбил их и овладел их городом Иазером. Возвратясь после того в Иудею, он узнал, что угрожает опасность от язычников Иудеям Галаадским, и в то же время получил письмо и от Иудеев Галилейских, просивших защитить их от нападений со стороны язычников из Птолемаиды, Тира и Сидона, угрожавших им полным истреблением… Иуда послал тогда в Галилею брата своего Симона с тремя тысячами войска, а сам, во главе восьми тысяч воинов, выступил, вместе с братом своим Ионафаном, на помощь Иудеям в Галааде. Иудею же поручил охранять Иосифу и Азарии, поставив их начальниками над нею, посоветовав им, однако же, не предпринимать никаких действий во время его отсутствия.
В это время Симон освободил Галилейских Иудеев и вывел их в Иудею с женами и детьми их, — а Иуда прибыл в Галаад в самое время осады крепости Дафемы, в которой искали убежища притесненные Иудеи. Взяв сначала и разрушив г.Восор, он напал на осаждающих крепость Дафему и обратил их в бегство, причем пало 8.000 язычников. Затем он овладел многими укрепленными городами их, которые и предал на разграбление Иудеям.
“После этих событий Тимофей собрал другое войско и расположился станом пред Рафоном по ту сторону потока”, но Иуда быстро и неустрашимо переправился через поток, разделявший оба лагеря, “и весь народ с ним. И сокрушены были пред лицом его все язычники, и бросили оружие свое, и убежали в капище, которое было в Карнаине”. — Иуда же, также как и брат его, Симон, вывел в Иудею освобожденных им с женами и детьми их. “И взошли они на гору Сион с веселием и радостию, и принесли всесожжения, потому что никто не пал из них, до самого возвращения в мире”.
В те дни услышали Иосиф и Азарии, военачальники, о славных подвигах, совершенных Иудою, Симоном и Ионафаном, “и сказали: сделаем и мы себе имя; пойдем воевать с язычниками, окружающими нас”. — Так объявили они бывшему при них войску и пошли на Иамнию.
И вышел Горгий из города и воины его навстречу им на сражение… И обратившись в бегство, Иосиф и Азария были преследуемы до пределов Иудеи; и пали в этот день из народа Израильскаго до двух тысяч мужей.
И было великое замешательство в народе Израильском, потому что не послушались Иуды и братьев его, мечтая показать храбрость… тогда как они не были от семени тех мужей, руке которых предоставлено спасение Израиля”…
Неудачу Иосифа и Азария Иуда исправил взятием города Хеврона и селений его, — “и обратился Иуда в Азот, землю иноплеменников, разрушил жертвенники их, сжег огнем резные изображения богов их, взял добычи городов, и возвратился в землю Иудейскую.” (1-ая кн. Маккав., гл.111, 1, 4, 11, 12, 18, 19, 27, 29, 31—36, 39, 40, 43, 44, 46, 47, 58, 59, 60. Гл. IV, 13—15, 28, 29, 35—43, 45, 48, 49, 51, 53, 60. Гл V, 37, 43, 54, 57—62, 68).
Между тем, царю Антиоху не удалось его предприятие в Персии, куда он отправился, чтобы завладеть сокровищами одного богатого храма в г. Елимаисе, в котором хранились также золотые покровы, брони и оружия, оставленные там царем Александром Македонским. — Узнав о его намерении, жители “поднялись против него войною, и обратили его в постыдное бегство. Прибыв же в Вавилон, узнал Антиох, что и ополчения его, ходившие в Иудею, были также обращены в бегство. Это так поразило его, что он упал на постель и впал в изнеможение от печали, и много дней пробыл он там; ибо возобновлялась в нем сильная печаль; он думал, что умирает. И призвал он Филиппа, одного из друзей своих, и поставил его правителем над всем царством своим; и дал ему венец и царскую одежду свою и перстень, чтоб он руководил Антиоха, сына его, и воспитывал его для царствования”.
Среди страданий своих, сознавал он, порою, что они постигли его в наказание за те злодеяния, которые он совершил в Иерусалиме… но гордость и злоба преобладали в душе его, и он решился выместить ее на Иудеях и возобновил путь для этой цели; “приказал правящему колесницею его непрестанно погонять и ускорять путешествие, тогда как небесный суд уже следовал за ним… Ибо, дыша огнем ярости на Иудеев, он сказал: кладбищем для Иудеев сделаю Иерусалим, когда приду туда… и тогда случилось, что он упал с колесницы, которая неслась быстро, и тяжким падением повредил все члены тела. — И тот, который только что мнил по гордости, более, чем человеческой, повелевать волнам моря, и думал на весах взвесить высоты гор, повержен был на землю, и несен был на носилках, показывая всем явную силу Божию, так что из тела нечестивца во множестве выползали черви, и еще у живого выпадали части тела от болезней и страданий; смрад же зловония от него невыносим был в целом войске… Теперь-то, будучи сокрушен, начал он оставлять свое великое высокомерие и приходить в познание, когда, по наказанию Божию, страдания его увеличивались с каждою минутою. Сам, не могши снести своего зловония, он так говорил: праведно покоряться Богу, и смертному не должно думать высокомерно быть равным Богу. — Нечестивец молил Господа, уже не миловавшего его, и говорил: Святой город, который я спешил сравнять с землею и сделать кладбищем, объявляю свободным; Иудеев сделаю всех равными Афинянам; святой храм, который прежде ограбил, украшу отличнейшими дарами и необходимые для жертв издержки буду производить их моих доходов; сверх того сам сделаюсь Иудеем и, проходя по всякому обитаемому месту, буду возвещать силу Божию. Но когда боли нисколько не умалились, ибо пришел уже на него праведный суд Божий, он, отчаяваясь в себе, написал к Иудеям письмо, имевшее значение мольбы” и в котором он ублажал их самыми лестными обещаниями; но не мог он обмануть Господа-Сердцеведца, и не был помилован Им… “Так этот человекоубийца и богохульник, претерпев тяжкия страдания, какия причинял другим, кончил жизнь на чужой стороне в горах самою жалкою смертию. — Когда Лисий узнал, что царь умер, то поставил на царство сына его, Антиоха, котораго воспитывал в юности его, и назвал его именем Евпатора”. (1-ая кн. Маккав., гл. VI, 4, 8, 9, 14, 15. 2-ая кн. Маккав. Гл. IX, 4, 7—9, 11—18, 28. 1-ая кн. Маккав., гл. VI, 17).
“Между тем, находившиеся в крепости (в Иерусалиме) теснили Израиля вокруг святилища, и всегда старались делать ему зло, а язычникам служить опорою. Тогда Иуда решил выгнать их, и созвал весь народ, чтобы осадить их, — и, под водительством Господа, Маккавей и бывшие с ним опять заняли храм и город. А построенные иноплеменниками на площади жертвенники и капища разрушили.
Спустя очень немного времени, Лисий, опекун и родственник царя, наместник царский, с большим огорчением перенося то, что случилось, собрал до восьмидесяти тысяч пехоты и всю конницу и отправился против Иудеев с намерением — город их сделать местом жительства Еллинов, храм обложить налогом, подобно языческим капищам, а священноначалие сделать ежегодно продажным.
Вступивши в Иудею и приблизившись к Вефсуре, месту укрепленному, отстоящему от Иерусалима стадий на пять, он обложил его. Когда Маккавей и бывшие с ним узнали, что он осаждает твердыни, то с плачем и слезами вместе с народом умоляли Господа, чтоб Он послал доброго Ангела ко спасению Израиля. Маккавей же сам первый, взявши оружие, убеждал других вместе с ним, подвергая себя опасностям, помочь братьям; и они тотчас охотно выступили с ним в поход. Когда они были близ Иерусалима, тотчас явился предводителем их всадник в белой одежде, потрясавший золотым оружием. Все они вместе возблагодарили Милосердаго Бога, и укрепились духом, готовые сокрушить не только людей, но и лютых зверей, и даже — железные стены.
Так пришли они под покровом небесного споборника, по милости к ним Господа. Как львы бросились они на неприятелей, и поразили из них одиннадцать тысяч пеших и тысячу шесть сот конных, а всех прочих обратили в бегство. Многие из них, быв ранены, спасались раздетыми, и сам Лисий спасся постыдным бегством”. Услышав притом, что враг его, “Филипп, которому царь еще при жизни поручил воспитывать сына, домогается принять на себя царские дела”, Лисий решился поспешить в Антиохию для противодействия Филиппу, и потому предложил Иудеям почетный мир, по которому им было предоставлено “поступать по законам их, как прежде”, так как за законы-то свои, которые были отменены, они и сделали все это…
Предложение мира было подтверждено приветственным письмом самого Антиоха Евпатора к Иудейскому народу и к Лисию, которому он заявлял, между прочим, следующее: “С того времени, как отец мой отошел к богам, наше желание то, чтобы подданные царства оставались безмятежными в отправлении дел своих; желая, чтобы и этот народ (Иудеи) не был беспокоим, определяем, чтобы храм их был восстановлен, и чтобы по обычаю своих предков и чтобы, зная наши намерения, были благодушны и весело продолжали “заниматься своими делами”.
Между тем, в 151-м году вышел из Рима Димитрий, сын Селевка, и с немногими людьми вошел в один приморский город и там воцарился. Когда же он входил в царственный дом отцов своих, войско схватило Антиоха и Лисия, чтобы привести их к нему. Это стало известно ему, и он сказал: не показывайте мне лиц их. Тогда воины убили их, и воссел Димитрий на престоле царства своего”.
Отношение нового царя к Иудеям сохранялось бы, вероятно, мирное, если бы не воспрепятствовали тому некоторые прибывшие к Димитрию “мужи беззаконные и нечестивые из Израильтян и Алким, который предводительствовал им, домогаясь священства. И обвиняли они перед царем народ, говоря: погубил Иуда и братья его друзей твоих, и нас выгнали из земли нашей. Итак, пошли теперь мужа, кому ты доверяешь, пусть он пойдет и увидит все разорение, которое они причинили нам и стране царя, и пусть накажет их и всех, помогающих им”.
“Царь избрал Вакхида из друзей царских, который управлял по ту сторону реки, был велик в царстве и верен царю”. Но несмотря на поддержку со стороны Вакхида, Алким не имел успеха в своих домогательствах и когда он понял, что не может противостоять Иуде и бывшим с ним, то возвратился к царю и жестоко обвинял их. “Тогда царь послал Никанора, одного из славных вождей своих, ненавистника и враждебного Израилю, и приказал ему истребить этот народ”.
Никанор явился сначала в Иерусалим под личиною мирного посредника, но “Иуде сделалось известным, что он пришел к нему с коварством, поэтому он убоялся его, и не хотел более видеть лица его. — Когда Никанор узнал, что умысел его открылся, то вышел против Иуды на сражение близ Хафарсаламы. И пало из бывших при Никаноре около пяти тысяч мужей, а прочие убежали в город Давидов”. После того, Никанор “взошел на гору Сион”, и, вместо доброго отзыва на мирные приветствования ему священников и старейшин народа, “осмеял их, наругался над ними, и поклявшись с гневом, сказал: если не предан будет ныне Иуда и войско его в мои руки, то, когда возвращусь благополучно, сожгу Дом сей”; “и воздвигну здесь славный храм Дионису”. Сказав это, он удалился, но так как ему “с клятвою говорили, что не знают, где находится тот, кого он ищет”, то гнев его обрушился “на некоего Разиса из Иерусалимских старейшин, на котораго ему указали, как на друга граждан, имевшего весьма добрую славу и за свое доброжелательство прозванного отцом Иудеев”.
Никанор послал более пяти сот воинов, чтоб схватить Разиса. Когда же толпа хотела овладеть башнею и врывалась в ворота двора, и уже приказано было принести огня, чтоб зажечь ворота, тогда Разис, в неизбежной опасности быть захваченным, пронзил себя мечом, желая лучше доблестно умереть, нежели попасться в руки беззаконников и недостойно обесчестить свое благородство.
Но как удар оказался от поспешности неверен, а толпы уже вторгались в двери, то он, отважно вбежав на стену, мужественно бросился с нее на толпу народа. Когда же стоявшие поспешно расступились, и осталось пустое пространство, то он упал в средину, но дыша еще и сгорая негодованием, несмотря на лившуюся кровь и тяжелыя раны, встал и, пробежав сквозь толпу народа, остановился на крутой скале, вырвал у себя внутренности и, взяв их обеими руками, бросил в толпу, и моля Господа духа и жизни, опять дать ему жизнь и дыхание, кончил таким образом жизнь”.
“Когда (получив ожидаемое подкрепление) узнал Никанор, что бывшие с Иудой находятся в стране Самарийской, то думал безнаказанно напасть на них в день покоя. Превозносясь с великою гордостию, он думал одержать всеобщую победу…
Маккавей же не переставал надеяться с полною уверенностию, что получит заступление от Господа. Вооружил же он каждого (из бывших при нем) не столько крепкими щитами и копьями, сколько убедительными добрыми речами, и притом всех их обрадовал рассказом о достойном вероятия сновидении. Видение же это было такое: он видел Онию, бывшего первосвященника, мужа честного и доброго, почтенного видом, кроткого нравом, с детства ревностно усвоившего все, что касалось добродетели, — видел, что он простирает руки, молится за весь народ Иудейский. Потом явился другой муж, украшенный сединами и славою, окруженный дивным и необычайным величием. И сказал Ония: это братолюбец, который много молится о народе и святом городе, Иеремия, пророк Божий… — Тогда Иеремия, простерши правую руку, дал Иуде золотой меч и, подавая его, сказал: Возьми этот святый меч, дар от Бога, которым ты сокрушишь врагов”.
Утешенные этими речами Иудеи решились отважно напасть на угрожавших их городу, и святыне, и храму и с полным мужеством вступили с ними в бой; “с призванием и молитвами вступили в сражение с неприятелями, руками сражаясь, а сердцем молясь Богу, они избили не менее тридцати пяти тысяч из бывших с Никанором, которые шли со звуком труб и криками”. “Сам Никанор пал в своем всеоружии. Тогда Иуда дал приказание, чтобы отсекли голову Никанора и руку с плечом и несли в Иерусалим, а там, созвав одноплеменников и показав голову и руку Никанора, которую он простирал на святый дом Вседержителя и превозносился, приказал вырезать язык у нечестивого Никанора и, раздробив его, разбросать птицам, руку же безумца повесить против храма, голову же Никанора повесил он на крепости в видимое для всех и ясное знамение помощи Господней”.
“Тогда все, обращаясь к небу, прославляли явившего помощь Господа и говорили: Благословен Сохранивший неоскверненным место Свое!” И определили всегда праздновать этот день — за день до дня Мардохеева. — “И успокоилась земля Иудейская на некоторое время”. Чтобы защитить ее и на будущее время, Иуда Маккавей вознамерился войти в сношения с могущественными в то время Римлянами и отправил в Рим послов, которые, прибыв туда, “вошли в собрание совета и приступив, сказали: Иуда Маккавей и братья его и весь народ Иудейский послали нас к вам, чтобы заключить с вами союз и мир и чтоб вы вписали нас в число соратников и друзей ваших”. “И угодно было это слово перед Римлянами”, и отозвались они ответным посланием, написанным на медных досках, “чтобы оно служило для них там памятником мира и союза”. В то же время написали Римляне царю Сирийскому, Димитрию: “Для чего ты наложил тяжкое твое иго на друзей наших и союзников, Иудеев? Если они еще обратятся к нам с жалобою на тебя, то мы окажем им справедливость, и будем воевать против тебя на море и на суше”.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.