4. Рассказы о явлении ангелов из жизни современников.

4. Рассказы о явлении ангелов из жизни современников.

1. Рассказ одного афонского подвижника о предсмертных явлениях ученику его ангелов. На половине пути от моря до самой вершины Афонской есть местность, называемая Керасия или, по простонародному выражению, Кераши. В этой местности находится около 12 подвижнических келлий; в одной из этих келлий более тридцати лет подвизается старец – родом грек, схимонах Георгий, по прозванью Хаджи, который постоянно имеет при себе до двадцати, а иногда и более учеников, большею частью юных. При этой келлии имеется церковь, посвященная имени святого великомученика Димитрия Солунского. Устав и образ жизни этого старца с учениками – весьма строги: в продолжение целого года, даже в св. Пасху, они не едят рыбы, сыру и с маслом, а также никогда не пьют никакого вина. Все они постоянно управляются в молитве и рукоделиях.

Однажды я застал в келлии нашего русского духовника, отца Макария, означеннаго старца Георгия, который рассказывал отцу Макарию о кончине своего ученика, схимонаха Гавриила, и о предсмертных ему явлениях. Так как этот рассказ не возбуждает никакого сомнения, то я нужным счел его записать в мою памятную книжку.

Вот именно что рассказывал старец Георгий: «Скончался на 26 году от роду наш собрат, схимонах Гавриил, который болел только две недели. За три дня до смерти ему было следующее видение: ему представились четыре юноши, облаченные в диаконские стихари с препоясаньем орарями, и приглашали его отправиться с ними в путь. На это он им так отвечал: хотя и приятно мне с вами путешествовать, куда бы вы ни пошли, но без благословения своего старца я ни на шаг не смею выйти из этой келии. Подождите немножко, пока я испрошу у него благословения. Явившиеся согласились подождать. Потом отец Гавриил подозвал меня к себе, да и говорит: «отче! вот за мною пришли четыре молодых диакона в облачениях и приглашают меня с собою куда-то отсюда идти. Благослови меня с ними отсюда отправиться. Я вижу, что они очень хорошие люди, они полюбили меня и хотят отвести туда, где живут сами, мне с ними везде будет хорошо; итак, умоляю тебя отче, отпусти меня с ними поскорее». Выслушав эти слова, я подумал, не бредит ли отец Гавриил вследствие сильной болезни, или не находится ли в бесовской прелести, а посему так ответил ему: сотвори на себе крестное знамение с произношением Иисусовой молитвы и скажи пришедшим за тобою: «я не могу идти с вами, меня старец не отпускает, потому что ни он, ни я не знаем вас, что вы за люди такие». Это мое наставление сейчас, в присутствии моем, он исполнил. Явившиеся же юноши ему сказали: «мы даем тебе сроку еще на три дня, в которые ты можешь хорошенько поразмыслить и приготовить себя к отходу с нами: чрез три дня мы за тобой непременно опять придем!» Вслед затем явившиеся юноши стали невидемы больному. Объявив мне это, больной был очень духом весел и спокоен, как будто совершенно оправился от своей болезни. Однако ж, несмотря на его перемену, я почему-то предчувствовал, что он долго не проживет, и посему посоветовал своему Иеромонаху совершить над ним таинство елеосвящения и каждодневно приобщать св. тайн, с согласия, разумеется, больного. На третий день после явления юношей, больной быстро начал телом ослабевать, хотя духом, по-прежнему, был спокоен, находился в полном, сознании до последнего издыхания. За час до смерти один из братий, живущих с нами в пустынной келлии, просил больного оставить ему на память что-нибудь из вещей. На эту просьбу больной твердо отвечал: «что ж я тебе дам? Ты знаешь, что у меня ничего своего нет; возьми, если хочешь, вон в том угле (больной показал рукой) пять маленьких камешков, которые я попеременно держал во рту, чтобы не празднословить». – «Да и камни то не твои, а Божии, и ты их можешь дать кому-либо только с благословения нашего старца», – так заметил больному слегка другой брат, стоявший около его постели. «Ну, так простите меня, Бога ради, за мое самочиние», – проговорил больной. После этого он начал дышать чаще, тяжелее прежнего и озираться на все стороны. В это время я внимательно смотрел на больного и заметил, что он улыбается; потом в услышание нас всех он проговорил: «вот за мной опять пришли те четыре диакона и еще один с ними новый дьякон, а посему теперь прости меня, отче, и благослови идти вместе с ними». – «Сам Бог да благословит тебя, чадо, переселиться в вечную жизнь, иди и молись там о нас грешных, Пресвятой Троице», – ответил я ему. После этого больной, не сказав ни одного слова, тихо и мирно скончался.

Покойный поступил в нашу пустынную келью 16 лет от роду, а на двадцать шестом году своей жизни преставился к Господу; во все время пребывания с нами он был очень кроток и послушлив, имел ко всем любовь и сам был всеми нами любим. Дай Бог ему царство небесное!» Этими словами старец Георгий заключил свой рассказ о кончине своего ученика. Не трудно догадаться, что явившиеся больному – были ангелы. Иеромонах Свияжского Богород. монастыря Михаил (постриженный на св. Афонской горе, в русском Пантелеимоновом монастыре). (См. «Душ. чт.» 1875 г., стр. 474-476).

2. Белые люди. (Факт из миссионерской деятельности митрополита московского Иннокентия [194]). Известно, что митрополит Иннокентий начал свое церковное служение простым священником при Благовещенской церкви в г. Иркутске и вскоре почувствовал призвание посвятить себя миссионерской деятельности на Алеутских островах в колониях бывшей Российско-Американской компании. Поселившись со всей своей многочисленной семьей на острове Уналашка, первоначальным делом его было построение первого храма на острове, имевшем дотоле только деревянную часовню, а затем тщательное изучение местных языков и наречий для преподавания алеутам истин веры Христовой родным их языком. Освоившись с ними, он стал совершать ради проповеди частые плавания но другим меньшим островам, окружающим Уналашку, во время которых нередко подвергался значительной опасности. Об одном из этих путешествий своих на остров Акун будущий митрополит московский, а тогда еще отец Иоанн Вениаминов часто рассказывал своим родным и друзьям следующее:

«Проживши на острове Уналашке почти 4 года, я в великий пост отправился в первый раз на остров Акун к алеутам, что бы приготовить их к говению. Подъезжая к острову, я увидел, что они все стояли на берегу наряженными, как бы в торжественный праздник, и когда я вышел на берег, то они все радостно бросились ко мне и были чрезвычайно со мною ласковы и предупредительны. Я спросил их: почему они такие наряженные? – Они отвечали: «потому что мы знали, что ты выехал и сегодня должен быть у нас; то мы на радостях и вышли на берег, чтобы встретить тебя». – Кто же вам сказал, что я буду у вас сегодня, и почему вы меня узнали, что я именно отец Иоанн? – «Наш шаман, старик Иван Смиренников, сказал нам: ждите, к вам сегодня приедет священник; он уже выехал и будет учить вас молиться Богу; и описал нам твою наружность так, как теперь видим тебя». – Могу ли я этого вашего старика – шамана видеть? – «Отчего же, можешь; но теперь его здесь нет, и когда он приедет, то мы скажем ему; да он и сам без нас придет к тебе». Это обстоятельство хотя чрезвычайно меня удивило, но я все это оставил без внимания и стал готовить их к говению, предварительно объяснив им значение поста и проч.; явился ко мне и этот старик-шаман и изъявил желание говеть и ходил очень аккуратно, и я все-таки не обращал на него особенного внимания и, во время исповеди, упустил даже спросить его: почему алеуты называют его шаманом? – и сделать ему по этому поводу некоторое наставление. Приобщивши его св. тайн, я отпустил его… – И что же? к моему удивлению, он, после причастия, отправился к своему тоёну и высказал ему свое неудовольствие на меня, а именно за то, что я не спросил его на исповеди, почему его алеуты называют шаманом, так как ему крайне неприятно носить такое название от своих собратий, и что он вовсе не шаман. Тоён, конечно, передал мне неудовольствие старика Смиренникова, и я тотчас же послал за ним, для объяснения; и когда посланные отправились, то Смиренников попался им навстречу с следующими словами: «я знаю, что меня зовет священник, отец Иоанн, и я иду к нему». Я стал подробно расспрашивать о его неудовольствии ко мне, о его жизни, – и на вопрос мой, грамотен ли он? он ответил, что хотя и не грамотен, но евангелие и молитвы знает. Тогда спросил его объяснения, почему он знает меня, что даже описал своим собратьям мою наружность, и откуда узнал, что я в известный день должен явиться к вам и что буду учить вас молиться? – Старик отвечал, что ему все это сказали двое его товарищей. Кто же эти двое твои товарищи? спросил я его. «Белые люди, – отвечал старик, – они, кроме того, сказали мне, что ты в недалеком будущем отправишь свою семью берегом, а сам поедешь водою к великому человеку и будешь говорить с ним». – Где же эти твои товарищи, белые люди, и что это за люди и какой же они наружности? спросил я его: «Они живут недалеко, здесь в горах, и приходят ко мне каждый день»; – и старик представил их мне так, как изображают св. архангела Гавриила, т. е. в белых одеждах и перепоясанных розовою лентою чрез плечо. – Когда же явились к тебе эти Белые люди в первый раз? – «Они явились вскоре, как окрестил нас иеромонах Макарий». После сего разговора, я спросил Смиренникова: а могу ли я их видеть? «Я спрошу их», ответил старик и ушел от меня. Я же отправился на некоторое время на ближайшие острова, для проповедования слова Божия, и, по возвращении своем, увидав Смиренникова, спросил его: что же, ты спрашивал этих белых людей, могу ли я их видеть, и желают ли они принять мена? – «Спрашивал, отвечал старик; они хотя и изъявили желание видеть и принять тебя, но при этом они сказали: зачем ему видеть нас, когда он сам учит вас тому, чему мы учим? – Так, пойдем, я тебя приведу к ним».

«Тогда что-то необъяснимое произошло во мне, – говорил отец Иоанн Вениаминов: – какой-то страх напал на меня и полное смирение. Что, ежели в самом деде, подумал я, увижу их, этих ангелов, и они подтвердят сказанное стариком? – и как же я пойду к ним? ведь я же человек грешный, следовательно, и недостойный говорить, с ними, и это было бы с моей стороны гордостью и самонадеянностью, если бы я решился идти к ним; и, наконец, свиданием моим с ангелами я, может-быть, превознесся бы своею верою или возмечтал бы много о себе… И я, как недостойный, решился не ходить к ним, – сделав предварительно, по этому случаю, приличное наставление как старику Смиренникову, так и его собратам алеутам, и чтобы они более не называли Смиренникова шаманом».

Событию этому отец Иоанн Вениаминов, как сообщает затем автор книги, придавал так много значения, что по возвращении в Уналашку, в донесении от 1 мая 1828 года к архиепископу Иркутскому Михаилу о своем плавании на остров Акун, особенно подробно описывает его.

«От природы и от воспитания моего, пишет он, я, будучи весьма далек всякого суеверия, а паче – вымысла ложных чудес, и впрочем не желая таить от вашего высокопреосвященства, яко милостивого архипастыря моего, ничего, даже самых слабостей моих, – к сведению вашего преосвященства честь имею довести о следующем случае, не как о невозможном, – ибо сила благодати Божией не оскудела и не оскудеет, – но в нынешние времена редчайшем или, по крайней мере, неслыханном. В бытность мою, сего 1828 года в апреле, на острове Акуне и прилежавших ему трех островах, узнал я, чрез толмача Ивана Панькова, что житель острова Акуна, селения Ричешнаго, лежащего на северо-восточной стороне оного, в расстоянии от главного селения в верстах 10, тоён Иван Смиренников, старик лет более 60, от всех здешних и многих других жителей почитается шаманом, или по крайней мере не простым, потому: 1-е. Артельновского селения тоёна Федора Жаркова жена, 1825 года в октябре, попала на клепцу (ловушку, делаемую для промысла лисиц) ногою, так что не было средств излечить ее, и она уже была при смерти, поелику удар был в коленную чашку всеми тремя железными зубцами, длиною до 2 вершков. Родственники ее тайно попросили означенного старика Смиренникова об исцелении ее, и он, подумавши, сказал, что утром будет здорова: и действительно, к удивлению всех, она поутру встала и пошла, не чувствуя никакой боли и даже поныне. 2-е. Зимою того же 1825 г., жители здешние имели величайшую нужду в пище, и некоторые из них попросили старика Смиренникова, чтоб он дал кита (это их слова), и он обещался попросить; и спустя весьма немного времени, сказывает всем жителям, чтоб они все пошли в означенное им место за китом: и действительно, пришедши, нашли целого свежего кита, в том самом месте, где он сказывал. 3-е. В прошедшую осень, я намерен был побывать на Акуне, но бывшие здесь из России казенные суда помешали, и тогда, когда меня все ожидали, потому наипаче, что поехали за мною с Акуна. Он же смело утверждал, что я не буду осенью, а буду на весну. И действительно, ветры удержали меня, и время сделалось уже позднее, а потому я оставил намерение свое до весны. Есть и еще таковые случаи, доказывающие его необыкновенное ведение и силу, но я умалчиваю об оных. Таковые повествования, утверждаемые достоверными свидетелями, убедили меня лично спросить старика Смиренникова: почему он узнает будущее и чем излечает? – Он, поблагодарив меня за то, что я хочу спросить его о сем, рассказал мне следующее. Вскоре по крещении его иеромонахом Макарием, явился ему прежде один, а потом и два духа, невидимые никем другим, в образе человеков, белых лицом, в одеяниях белых и, по описанию его, подобных стихарям, обложенных розовыми лентами, и сказали ему, что они посланы от Бога наставлять, поучать и хранить его. И, в продолжение 30 лет, они почти каждодневно являлись ему днем, или в вечеру, но не ночью, и являясь, 1-е, наставляли и научали его всей христианской богословии и таинствам веры; я не нахожу за нужное здесь говорить, потому что оно есть учение веры христианской. 2-е, подавали ему самому и, по прошению его, другим, впрочем весьма редко, помощь в болезнях и крайнем недостатке пищи. Но в рассуждении помощи другим, они всегда отзывались на прошение его тем, что мы спросим у Бога, и если благоволит Он, то исполним. 3-е, иногда сказывали ему происходящее в других местах и, весьма редко, будущее, но всегда с тем, если то угодно Богу открыть, и уверяли, что они не своею силою все то делают, но силою Бога Всемогущего. И хотя их учение есть учение православной церкви, но я, зная, что и бесы веруют и трепещут, усомнился, не хитрая ли и тончайшая это сеть искони лукавого? и спросил его: как они учат молиться, себе или Богу, и как жить с другими? Он отвечал, что они учат молиться не себе, но Творцу всяческих, и молиться духом и сердцем, и иногда молились с ним весьма долго; и учат исполнять, словом, все чистые христианские добродетели (кои он подробно мне рассказал), а более всего советуют наблюдать верность и чистоту, как в супружестве, так и вне супружества (и это, может быть, потому, что здешние жители более всего склонны к сему); сверх того, учили его и другим внешним добродетелям и обрядам, как-то: как изображать крест на теле, не начинать никакого деда не благословясь, не есть рано поутру, не жить вместе многим семействам; не есть вскоре убитой рыбы и зверя еще теплого; а некоторых птиц и животнорастений морских совеем не употреблять в пищу и проч.

После сего спросил я его: являлись ли ему они ныне, после исповеди и причастия, и велели ли слушать меня? – Он отвечал что являлись, как после исповеди, так и после причастия, и говорили, чтоб он никому не сказывал исповеданных грехов своих, и чтоб, после причастия вскоре, не ел жирного, и чтоб слушал учения моего, но не слушал промышленных, т. е. русских, здесь живущих; и даже сегодня на пути явились ему и сказали, для чего я зову его, и чтоб он все рассказал и ничёго б не боялся, потому что ему ничего худого не будет. Потом я спросил его: когда они являются ему, что он чувствует, радость или печаль? – Он сказал, что в то только время, когда он сделает что-нибудь худое, увидя их, чувствует угрызение совести своей, а в другое время не чувствует никакого страха; и поелику его многие почитают за шамана, то он, не желая таковым быть почитаем, неоднократно говорил им, чтоб они отошли от него и не являлись ему; они отвечали, что они не дьяволы и им не велено оставлять его, и на вопрос его: почему они не являются другим? они говорили ему, что им так велено. Можно подумать, что он, услышавши от меня, или научившись от кого-либо другого, рассказывал мне учение христианское, и только для прикрасы, или из тщеславия, выдумал явление ему духов-пестунов. Но в опровержение сего скажу я, сверх того, что все чистые алеуты почти совершенно чужды гордости, тщеславия и пустосвятства. 1-е. Поучая их, я, за краткостью» времени, а паче дабы не обременить их памяти, всегда опускал в истории творение и падение ангелов, о древе познания добра и зла, о первом человекоубийце, о Ное, Аврааме, Предтече и иногда о Благовещении и Рождестве Иисуса Христа. Но он все сие рассказал мне подробно; во время же поучения моего, он из первых подтверждал слова мои, и тоном человека, сведущего св. писание. 2-е. Алеуты, все здесь живущие, кроме толмача Панькова и еще весьма немногих, хотя до прибытия моего верили и молились Богу, но едва ли знали, кому верили и молились, поелику отец Макарий, предместник мой, иеромонах Кадьякской миссии, 1794 и 1795 года, крестивший всех здешних алеутов, весьма мало поучал их, за неимением даже посредственного толмача, – так как весьма недавно начали появляться хорошие толмачи, и Паньков едва ли не первый из лучших и разумных. Но Паньков, опасаясь впасть в заблуждение и имея твердую веру во единого Бога, никогда не входил со стариком сим в таковые разговоры, и сильно восставал и упрекал других, спрашивающих и просящих Смиренникова. Это засвидетельствовали алеуты. А потому ни от кого от человек, ни посредственно, ни непосредственно, не мог он слышать сих историй. 3-е. Сам же он, будучи безграмотен и нисколько не зная русского языка, не мог ни читать, ни слышать от других и 4-е. Наконец, дабы удостовериться, точно ли являются ему пестуны его, я спросил его: могу ли я видеть их и говорить с ними? он отвечал, что не знает, а спросит у них; и действительно, чрез час приходит и говорит, что они сказали на то: «и что он хочет еще знать от нас? Ужели он еще почитает нас дьяволами? Хорошо, пусть видит и говорит с нами, если хочет»; и еще сказали нечто в одобрение мое; но и я, дабы не сочтено было за тщеславие со стороны моей, умолчу о сем. Но я от собеседования с ними отказался. Можно сказать мне: почему я не увидел их, для удостоверения в их явлении? – Но я скажу на это, что я недоумевал, можно ли и нужно ли мне видеть их лично. Я думал так: что мне нужды видеть их, если учение их есть учение христианское? разве для того, чтоб из любопытства только узнать, кто они, и чтоб не быть наказанным за таковой поступок мой; и что надобно испросить благословения и наставления его преосвященства, а паче – чтоб, увидя их, каким-нибудь образом и когда-нибудь, не и впасть в какое-нибудь заблуждение или недоумение и проч., – вот причины, по коим я отказался видеть их лично. Итак, все вышесказанное им и клятвою подвержденное, а мною хотя и не везде точными его словами, но без прибавления и утайки изложенное, и также свобода, безбоязненность и некоторое его удовольствие в рассказе его, а паче незазорное житие его, убедили меня думать и даже увериться, что являющиеся сему старику духи (если только являются) не суть дьяволы, потому что хотя дьявол и может иногда преображаться в ангела светла, но никогда для наставления и назидания и спасения, а всегда для погибели человека. Но поелику не может древо зло плоды добры творити: они должны быть служебни дуси, посылаемые для хотящих наследовати спасение.

А потому, чтоб некоторым образом не ослабить веры и надежды на Единого Всевышнего и Всеведущего, я до разрешения вашего преосвященства осмелился дать ему следующее наставление: вижу я, что являющиеся тебе духи не дьяволы, а потому слушай их учения и наставления, если только оно не будет противно тому, чему я учил вас, в общем собрании. Но другим, спрашивающим тебя о будущем и просящим помощи твоей, сказывай, чтоб они сами просили Бога, как общего всех Отца. Лечить тебе не возбраняю, но только с тем: кого намерен излечить, сказывай, что не своею ты силою лечишь, но Божиею, и советуй прилежнее молиться и благодарить Его Единого; не запрещаю также и учить, но не более как только давать наставления малолетным. О будущем же никому и даже мне самому не говорить ни слова. Прочим же алеутам, бывшим тогда, сказал и велел сказывать, чтоб никто не называл его шаманом, но и не спрашивал и не просил бы его ни о чем, кроме единого Бога.

Донося о сем вашему преосвященству, я почел за нужное и приказал толмачу Ивану Панькову, переводившему слова мои и означенного старика, для удостоверения в истине повествования моего и для подтверждения верности его перевода, здесь подписаться своеручно и хранить сие до времени за тайну».

На это донесение высокопреосвященный Михаил отвечал нижеследующим письмом, от 5 мая 1830 г., из Иркутска.

«Все бумаги, от разных чисел июня 1828 года, вами ко мне присланные и мною 9 сентября 1829 года полученные, приведены в исполнение, согласно желанию и намерениям вашим. Остается мне ответствовать на одну только из них, а именно, касательно описанного вами весьма обстоятельно происшествия, на острове Акуне, с алеутским тоёном Иваном Смиренниковым. Подлинно, происшествие это редчайшее и в наши времена неслыханное. Посему-то имел я нужду сообщить оное хотя не всем моим знакомым, но многим отличным по уму и сердцу мужам, в коих возбуждена чрез то особенная ревность услышать современем объяснение во всем том, что ни есть темного и непонятного как в сем, так и в других подобного роду повествованиях, и что может в продолжение сего и будущего года случиться еще необыкновенного с вашим Смиренниковым. Так, благодаря вас за сию редкость и откровенность, благодарю и за и благоразумный совет и весьма приличное наставление, данные вами как Смиренникову, так и собратиям его алеутам, чтобы первого не называли напрасно они шаманом, а сей шаман чтобы не хотел искать и желать славы чудотворца. Нелицемерно скажу вам в глаза и заочно, что вы, не дав места любопытству превознестися над своею верою, блаженнее всех тех, кои веруемые вещи, подобно св. апостолу Фоме, подвергают осязанию. Но как неверие Фомино в наших церковных песнях названо добрым, то и я желал бы, и многие другие пожелают со мною, чтобы вы, в большее прославление благочестивые нашей веры, решились, если еще жив будет старик Смиренников, видеться и говорить с духами, ему являющимися. Большей предосторожности к сему не требуется, кроме чистой веры вашей и сердечной молитвы: помните только при сем свидании и в продолжение оного молитву Господню, которую и повторите вместе с духами. Разговор же ваш с ними может быть не иной, как о судьбе новообращенных алеутов, ваших прихожан, коим какого вы желаете добра, просите их испросит оного у Бога. Sat sapienti. Что Бог, по дару Христа Своего, даст вам узнать, о том сообщите мне на письме в удобное время, или на словах при будущем приятном свидании. Призывая на вас благословение Божие, имею пребыть вам, дондеже есм, вседоброжелательным слугою, Михаил, архиепископ иркутский.

Но отцу Вениаминову, как мы лично слышали это впоследствии от московского владыки, так и не удалось видеть самому «белых людей». Когда он, по получении им разрешения от архиепископа Михаила на это свиданье, возвратился на остров Акун, то не нашел уже в живых старика Смиренникова. (См. указ. выше кн. и Н. Барсукова).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.