Одержимость

Одержимость

Некоторые из пациенток, на которых Рише изучал большую истерию, помимо обычных припадков, подвергаются иногда другим, имеющим характер беснования. В этом случае второй период – клоунизма – очень резко выступает вперед, большие движения выполняются со страшною силою. Самые дикие судороги и скорчивания сменяют друг друга. Больная старается себя укусить, терзает себе лицо и грудь, рвет волосы, испускает страшные крики, воет, как дикий зверь, и срывает с себя всякую одежду. Неудивительно, что вид такого приступа наводит на мысль о том, что в больную вселился злой дух. В старинных описаниях и изображениях бесноватых мы находим почти постоянно известные черты, наблюдаемые и в наше время.

У пациенток Рише отсутствует вся сомнамбулическая стадия, во время которой больной галлюцинирует, считает себя одержимым бесами и говорит от их имени, но в старинных описаниях именно эта стадия выступает всего сильнее. Пациенты Рише не верят в личного дьявола, а следовательно и в возможность ему вселяться в человека. При существовании же такой веры, последний период припадка именно в этом смысле принимает характерный отпечаток. Во время эпидемии в Морцине молодые девушки приходили в полное неистовство против религии, священников и т. д. и отвечали на вопросы не иначе, как пересыпая речь страшными проклятиями, несмотря на то, что в промежутках между припадками они были спокойны, скромны и набожны. Таким образом эти скромные девушки не стеснялись публично произносить самые неприличные слова, «Но, – говорит очевидец, – это были не они, а вселившийся в них дьявол, говоривший от своего имени».

Северные сказания также сохранили прекрасное описание беснования. В книге «Коде Huskors» встречаем описание истерической эпидемии, постепенно охватившей всех жителей одного дома. Хотя описание сделано простою мещанкою в начале 17 столетия, но характерные черты большой истерии подмечены очень отчетливо. О мальчике Яков: говорится, напр.: «затем сатана принялся за него еще упорнее: иногда он распяливал его так, что никто не мог его сдвинуть; сгибал его голову набок, а ноги перекидывал одну на другую, подобно тому, как Спаситель висел на кресте; выворачивал ему белки глаз, как будто он умер». Очевидно, здесь дело идет о сильных контрактурах. У других обитателей дома, постепенно охваченных болезнью, мы открываем также знакомые нам симптомы истерии. О домохозяине Гансе Барткияре говорится далее: «со дня на день он подвергался большим нападкам; ежедневно от 11 до 2 часов злой враг сидел у него на спине, как большой мешок муки, а иногда свертывался у него на боку на подобие куриного яйца». (Истерический шар – почти постоянный симптом истерии). Однако, еще хуже становится дело, когда заболевает самый младший член семьи. «Мы имели маленького мальчика по девятому году. С ним сделалось что-то такое чудное, что невозможно было понять, что у него болит. Он говорил, что у него что-то бегает по телу и колет его. Мы делали ему ванны и применяли разные советы, но ему становилось все хуже. Мы послали к цирюльнику спросить, какая у него болезнь. Он не мог дать нам никакого совета, но сказал, что в наше место приехала лекарка, и что мы можем с ней посоветоваться. Послали за нею: она сказала, что в ребенка вселился злой дух, и не могла дать другого совета, как помолиться Богу. Мы приняли много горя, стараясь выпроводить от себя такого гостя. Раз я стояла в комнате, а ребенок лежал в плетеной кровати вроде корзинки; вдруг она поднялась на воздух на полтора аршина и начала прыгать вверх и вниз. Я побежала за Гансом и привела его. Когда мы вошли, мальчик был поднят с постели и стоял на голове, подняв ноги вверх и расставив руки. С большим трудом мы уложили его в постель. С этого дня было нам с ним много горя. Злой дух бегал у него, как поросенок, и вздувал ему живот, так что страшно было смотреть; вытягивал ему язык до шеи, а потом свертывал как тряпку, так что кровь лилась изо рта. Бес хрюкал у него в животе, как поросенок, и так корчил его члены, что четыре здоровых парня не могли их расправить. Он пел петухом, лаял собакою, загонял мальчика на чердак, на дрова во двор и, заведя его туда, бросал. Мальчик сидел там, плакал и не мог спуститься. Бес забрасывал его даже через забор к соседу Якову Мейеру. Он втягивал ему глаза в голову, а также и щеки, и делал его таким твердым и жестким, как палка, так что тот, кто этого не знал, сказал бы, что он деревянный. Мы прислонили его к стене, и он стоял, как деревянный истукан. По вечерам, когда мы пели Лютеров гимн или читали (библию), он ржал, как лошадь, и насмехался над нами, как мог».

Здесь можно узнать все фазисы истерического приступа, хотя все явления очень перепутаны: присутствует даже заключительный бред, где сатана богохульствует языком ребенка. Рассказ делается интереснее, когда вмешивается священник, магистр Нильс Глоструп. – «Когда пастырь однажды пришел к нам, чтобы проведать нас, сатана обратился к нему: «если бы я не боялся «Великого Мужа», я бы с тобой распорядился тебе на позор; ты слишком усердно молишь «Великого» за этого ребенка и за весь дом и этим мучаешь меня. Сегодня я уже забрался в твое платье, но, когда ты молился за мальчика, я упал вниз и получил стыд». Магистр Нильс отвечал: «ты и так уже посрамился, проклятый дух». Сатана отвечал: «я сам это знаю». Магистр Нильс сказал: «когда ты, проклятый дух, оставишь это жилище и оставишь в покое этого мальчика, которого мучишь днем и ночью? Тогда сатана сказал устами мальчика: «ты хочешь, чтобы я ушел?» «Бог всемогущий, – отвечал магистр, – изгонит тебя туда, где горит огонь вечный». Сатана отвечал: «когда Великий скажет: уйди, тогда мне придется уйти». Магистр заговорил с ним по-латыни, а сатана с насмешкой отвечал, что не хочет ломать над этим головы».

Так как транс, в который впадают медиумы, значительно отличается от припадков беснования, то нужно сказать о нем несколько слов.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.