Стремление сохранить человеческую сторону Христа
Стремление сохранить человеческую сторону Христа
Во времена Нестория христиане хорошо помнили об этих спорах. Они использовали ставшие привычными названия и клички, чтобы обозначить и заклеймить своих врагов. Если кто-то слишком резко стоял за единую природу Христа, оппоненты могли (презрительно) назвать его савеллианцем. Если же кто-то слишком решительно настаивал на противоположном и настаивал на существовании двух отдельных природ, его могли счесть последователем Керинфа или Павла Самосатского. К концу III века в западной церкви появилась формулировка, отражавшая стремление избежать обеих крайностей. Если использовать латинские термины, можно сказать, что Христос был одной persona (лицом), в которой было две substantiae, ипостаси, божественная и человеческая[61].
В свете позднейших представлений о развитии христианской доктрины нам важно понять, как обе стороны споров понимали божественную сторону Христа. Многие современные читатели думают, что обожествление Христа было искажением первоначального христианского учения. Они полагают, что первые христиане видели в Иисусе человека и что лишь позже, задним числом, ему придали божественный статус. Последнее обычно связывают с обращением Римской империи в христианство и с таким событием, как Никейский собор 325 года. В своем романе «Код да Винчи» Дэн Браун утверждает, что именно в Никее Иисус стал Богом в результате борьбы за власть империи и церкви: он был обожествлен с помощью голосования и подсчета большинства голосов.
Уже к 200 году иудеохристианские группы, видевшие во Христе исключительно человека, стали крайне малочисленными и изолированными
Однако по меньшей мере за сто лет до этого события никто не ставил под сомнение божественность Христа, причем чем определеннее церковь высказывалась за приоритет четырех канонических Евангелий, тем прочнее становилась эта вера. Матфей и Лука были наиболее популярными евангелистами, и, знакомясь по ним с жизнью Христа, верующий не мог обойти их повествования о чудесном зачатии и рождении. Память об этих историях окрашивала восприятие Марка и Иоанна, так что читателям казалось, что и эти евангелисты говорили о рождении Иисуса. Христиане спорили не о божественности Иисуса Христа, но о связанном с этим вопросе: какие человеческие элементы в нем остались – и остались ли они вообще? Уже к 200 году иудеохристианские группы, видевшие во Христе исключительно человека, стали крайне малочисленными и изолированными. Жаркая схватка шла вокруг совершенно иного вопроса: можно ли считать Христа человеком?
Данный текст является ознакомительным фрагментом.