После себя мы должны оставить доброе Предание

После себя мы должны оставить доброе Предание

— Геронда, а отчего в некоторых областях, деревнях и селах родятся добрые люди?

— Оттого, что и прежде люди, жившие там, были добрыми. Они оставили после себя добрых потомков, и сейчас доброе Предание продолжается. А ты, видно, думала, что там просто земля на добрых людей такая урожайная? Нет, не в земле дело. Если в каком-то месте есть Предание — доброе или недоброе, то оно продолжается. В Эпире, возле албанской границы была одна деревня, жители которой ходили в храм на вечерню, на Божественную Литургию — когда она совершалась. Ходили даже на повечерие. Эти люди — как бы это получше выразиться — жили в раю еще в этой жизни, и, перейдя в жизнь иную, они тоже пойдут в рай. Они помогли и самим себе, и следующему поколению, потому что создали добрую преемственность. Когда потомки воспринимают доброе Предание, то доброе Предание продолжается. А невдалеке была еще одна деревня. В ней все воровали. Из этой деревни вышел всего один священник, но даже он воровал из церкви иконы! Дело не в том, что в этой деревне была плохая земля, а в том, что у тамошних людей была плохая привычка. Так они оставили после себя плохих потомков и это плохое предание продолжается. Для того чтобы в эту воровскую деревню пришло доброе Предание, необходимо положить много труда. И посмотри: если в каком-то месте живет какой-нибудь недобрый человек, то остальные жители стараются доказать, что он не коренной житель, докапываются до корней его родословной. А вот человека Святого все наперебой стараются записать себе в родственники. Как Святого Косму Эголийского — хотя он был родом из центральной Греции — поместили в собор эпирских Святых, потому что его отец вел свое происхождение из одной эпирской деревни. Так, волей-неволей стал эпирцем Святой Косма.

Один мой знакомый, глава семьи, при разговоре, не переставая, нервно тряс указательным пальцем. Потом и его дети, рассказывая что-то, тоже трясли своими пальчиками. Ведь дети перенимают от отца все его привычки, они копируют их в точности. Но задача в том, чтобы перенимать только доброе. В противном случае зло затягивается надолго. Помню, как один юноша поступил послушником в особножительный монастырь, но там ему пришлось не по душе. "Подожди, чадо, — говорил ему его Старец, — не уходи, все изменится". — "Как оно изменится, Геронда? — возразил послушник. — Ведь послушник старца такого-то — это его точная копия. Послушник отца такого-то тоже похож на своего учителя как две капли воды. Как же все может измениться?" Если в монастыре или монашеском братстве есть какое-то застарелое зло и послушники, не проявляя доброй обеспокоенности, просто "снимают копию" с того, что они видят, то недоброе состояние становится хроническим. Если же послушники проявляют добрую обеспокоенность, то недоброе состояние может измениться на доброе. Так могут стать бесконечными добро и зло.

Я понял одно: все, что у нас имеется — будь то святоотеческие или уставные традиции, — это поскребки [по сравнению с тем, что было раньше]. То есть все это можно уподобить тем редким гроздьям, которые остаются в винограднике после сбора урожая. Поэтому мы должны быть внимательны, чтобы сохранилось немного закваски. Это наш христианский долг. Оставлять после себя недоброе предание мы не имеем права.

Несколько лет назад[260] разные богословы, университетские профессора, другие видные деятели собрались в Женеве на "предсоборное совещание". Рождественский и Петровский посты они решили упразднить, а Великий пост сделать на пару недель короче — поскольку народ все равно не постится. В этом совещании принимали участие и наши профессора. Когда, вернувшись оттуда, они приехали ко мне и стали обо всем этом рассказывать, я пришел в такое негодование, что даже накричал на них. "Понимаете ли вы, что творите? — говорил я. — Если кто-то болен, то он имеет оправдание есть скоромное в пост — общие правила на него не распространяются. Если кто-то съел в пост скоромное не по болезни, а по [духовной] немощи, то он должен просить: "Прости меня, Боже мой", — он должен смириться и сказать "согреших". Такого человека Христос не станет казнить. Однако если человек здоров, то он должен поститься. А тот, кто безразличен, все равно ест все, что хочет, и его ничего не волнует. Все и так идет само собой. Действительно, большинство не держит постов, не имея на это уважительной причины. И мы, желая угодить этому большинству, хотим вообще отменить посты? Но откуда мы знаем, каким будет следующее поколение? А вдруг оно будет лучше, чем нынешнее, и сможет относиться к тому, что заповедует Церковь, без компромиссов? По какому же праву мы будем все это отменять? Ведь все это так просто! У католиков пост пред Святым Причащением продолжается один час. Что, будем поддаваться тому же духу? Будем благословлять свои слабости и падения? Но ради наших слабостей мы не имеем право перешивать Христианство на собственный аршин. Даже если хранить установленный чин могут немногие, ради этих немногих он должен быть сохранен. Если больной человек оказался среди чужих, то пусть он ест скоромное так, чтобы другие его не видели и не соблазнялись. Пусть купит себе какой-нибудь сметаны и скушает ее у себя в комнате". — "Это лицемерие", — ответил мне один из этих профессоров. "Тогда почему, чтобы быть более искренним, ты не идешь на площадь и не грешишь на ней?" — спросил я его в ответ. В каком же свете выставляет им все это диавол! Мы создаем свое собственное "православие" и в духе этого "православия" истолковываем Святых Отцов и Евангелие. В нашу эпоху, когда такое множество образованных христиан, Православие должно было бы ярко сиять! Да тут вон один Святой Никодим Святогорец[261] сколько всего успел! Сколько он написал слов, сколько книг! Собрал Жития всех Святых! Все библиотеки Преподобный знал до последней запятой, хотя ни ксерокса, ни компьютера у него не было.

Человек должен, насколько это возможно, стать правильным христианином. Тогда у него будет орган духовного чувства, тогда он будет испытывать большую или меньшую боль за Православие и Отечество и осознавать свой сыновний долг по отношению к ним. Находясь в таком состоянии и узнав о каком-то событии, христианин проявляет участие, беспокоится, молится. Однако христианин, которого надо то и дело подталкивать: "Сейчас поинтересуйся-ка вот этим, а потом — вот тем-то", похож на квадратное колесо, которое, чтобы оно двигалось вперед, тоже надо постоянно толкать. Задача в том, чтобы подталкивание шло изнутри самого человека. Тогда он будет катиться гладенько — подобно круглому колесу. Если человек становится правильным христианином, если "подталкивание" исходит из него самого, то потом Бог извещает его даже больше и шире, чем того, кто читает [газеты]. Такой человек узнает не только то, что пишут, но и то, что собираются написать. Вам это понятно? К человеку приходит божественное просвещение, и все его действия просвещены.

Мы не имеем права растерять в наши дни то великое наследие, которое оставил нам Христос. Мы дадим ответ Богу. Мы, маленький греческий народ, уверовали в Мессию, нам дано благословение просвещать весь мир. За сто лет до Пришествия в мир Христа Ветхий Завет был переведен на греческий язык. А что перенесли первые христиане? Они то и дело подвергали опасности свою жизнь. И какое равнодушие царит сейчас! Разве можно быть равнодушным сегодня, когда мы можем просветить народ безболезненно, без опасности для жизни? А знаешь, что перенесли наши предки ради того мира, в котором мы живем сейчас? Знаешь, сколько людей пожертвовали собой? Если бы они не принесли себя в жертву, то сейчас у нас не было бы ничего. И вот я сравниваю: как тогда, подвергая опасности свою жизнь, они хранили веру, — и как сейчас, не подвергаясь никакому давлению, люди уравнивают все! Те, кто не терял национальной свободы, не понимают что это такое. "Боже сохрани, чтобы не пришли варвары и не нанесли нам бесчестия!" — говорю я этим людям, а в ответ слышу: "Ну и что мы от этого прогадаем?" Ты только послушай! Да чтоб вам было пусто, негодные вы люди! Такие вот они, человецы нынешние. Дай им денег, автомобилей и на веру, честь и свободу им будет наплевать. Своим Православием мы, греки, обязаны Христу и Святым Мученикам и Отцам нашей Церкви. А своей свободой мы обязаны героям нашего Отечества, пролившим за нас свою кровь. Это святое наследие мы обязаны чтить. Его мы должны сохранить, а не растерять в наши дни. Будет обидно, если погибнет такой народ! И сейчас мы видим, как Бог собирает людей персональными повестками, подобно тому, как рассылают такие повестки военнообязанным перед началом войны. Бог делает это для того, чтобы что-то сохранилось, для того, чтобы спаслось Его создание. Бог не оставит нас, однако и мы должны делать то, что можно сделать по-человечески. А о том, что по-человечески сделать нельзя, мы должны молиться, чтобы подал Свою помощь Бог.