11. Убей Будду

11. Убей Будду

Не ищи, следуя по следам мудрецов.

Ищи то, что искали они.

– Басё –

Шёл дождь. Гром и молнии гремели и сверкали по небу. Торо называл себя "самоназначенным инспектором снежных бурь и гроз", и, если он имел в виду, что был так очарован ими, что был вынужден созерцать их, даже если это значило покинуть тёплую постель, тогда я знаю, что он имел в виду, и я тоже – самоназначенный инспектор снежных бурь и гроз.

Было раннее утро, солнце недавно встало, и гроза вытащила меня из постели. Завернутый в одеяло, я уютно устроился в кресле на западной верхней веранде, куда есть выход прямо из моей спальни. Почти вся наша погода приходит с запада.

Мне всегда казалось, что грозы и вьюги это спектакли для моего личного развлечения, и я чувствую угрызения совести, если не уделяю им внимание. Хотя не так уж сложно уделять им внимание, поскольку они дарят мне столько удовольствия. Я почитаю штормы за неистовые звуковые и световые шоу, поставленные вселенной для тех, кто в силах по достоинству оценить их величие и грандиозность.

Ничего общего с просветлением, просто то, что я люблю.

Эндрю – единственный гость, когда-либо сидевший здесь на верхней веранде со мной. Гости обычно не подходят близко к апартаментам мастера, если только для работы по дому, и, обычно, когда меня здесь нет. Это меня смущает. Вообще-то, нет никакой веской причины, по которой я не должен сам менять свою постель. Я не знаю, что такого случилось в моей жизни, что какие-то люди делают за меня всю работу. Впрочем, время от времени после обеда я пробираюсь на кухню, выгоняю всех вон, и сам мою всю посуду. Я делаю это не для того, чтобы быть хорошим парнем, или считаю это обязательным, а просто потому, что я люблю мыть посуду и убираться на кухне. Вот так.

Однажды этим летом я пригласил Эндрю наверх во время дневной грозы. Мне лично нравится Эндрю. Он средних лет, стройный, с мягким голосом и всю свою взрослую жизнь был буддистом. Насколько я помню, он практиковал випассану, что могло объяснить его спокойное хладнокровие. Мне хотелось с кем-нибудь понаблюдать за грозой, и Эндрю был неплохим выбором, то есть, он, похоже, был не прочь посидеть тихо, наслаждаясь непогодой.

И он согласился. Когда гроза почти закончилась, мы налили чаю и поговорили о его отношении к буддизму. Мне было интересно услышать о его взглядах и переживаниях. Я никогда не понимал буддизм концептуально. Я в совершенстве понимаю дзен, по крайней мере, мою собственную весьма сильно очищенную его версию, но, как ни странно это может прозвучать, я никогда не связывал дзен с буддизмом. Во-первых, я никогда не мог понять, как желание стало плохим, а сострадание – хорошим. Сузуки говорил, что буддизм это не то, что вы чувствуете глубоко внутри, буддизм это просто занятия нормальными вещами, как принимать пищу и ложиться спать. Я иногда читаю на эту тему, и вроде понимаю, но в основном – нет. Мне кажется, что я не понимаю это потому, что я всё ещё думаю, что целью буддизма является пробуждение от иллюзии, но возможно, это не так. Может быть его цель – просто принимать пищу и ложиться спать.

Было интересно услышать, что привело Эндрю в буддизм, но его рассказ лишь усилил мою уверенность в том, что я чего-то не понимаю. Я не теолог, конечно, и не изучал глубоко мировые религии, но в той степени, в которой я с ними знаком, у меня нет проблем с пониманием их сути. Христианство, иудаизм и ислам говорят о том, что надо ублажать Бога, чтобы он ублажал нас. Индуизм – то же самое, только с множеством богов. Но даже на таком сверх-упрощённом уровне смысл буддизма ускользает от меня. Откровенно говоря, я думаю, что он так же ускользает от многих его последователей, что может подтвердить наш разговор с Эндрю.

Он сказал, что ему непонятны некоторые моменты. Мы обсудили пару из них, которыми я поделюсь здесь, так как они дают важные уроки всем, кто пытается вырваться из оков иллюзии (как мы выражаемся в игре в просветление).

Эндрю объяснил мне, что он не то чтобы не понимает буддистскую концепцию о непривязанности, но у него возникают трудности в её достижении. Эта концепция приводит к очевидному парадоксу, что желание не иметь желаний само по себе является желанием, вся эта погоня за собственным хвостом. Я решил высказаться немного на эту тему, вместо того, чтобы втянуть его в обсуждение, и посмотреть, как он отреагирует. Эндрю не нуждался в тонком к себе обращении, как некоторые. Он обладал смелостью и умом, чтобы увидеть, когда ему показывают.

– Есть два способа рассматривать непривязанность. Одна – в контексте мирной и счастливой жизни. Другая – в контексте пробуждения от иллюзии – нирваны, я думаю. Прав ли я, полагая, что буддизм часто ставит целью безмятежность, свободу от страданий, что-то в этом роде?

Эндрю подтвердил, что исполненная и довольная жизнь лежит в самом сердце буддизма, но добавил, что просветление – нирвана – ближе его сердцу.

– Тогда тебе будет приятно узнать, что ты можешь забыть про непривязанность, – сказал я. – Ты ставишь телегу впереди лошади. Непривязанность это не ключ к освобождению, это его побочный продукт.

Вопрос о привязанности является симптомом более широкого и более интересного заболевания, хронически поражающего рьяных искателей. Более интересного для меня, во всяком случае.

– Это очень распространённая ошибка среди мировых учений и религий, – продолжал я. – Они часто на сто восемьдесят градусов отворачиваются от истины. Это вера, что если ты хочешь быть как Христос, ты должен вести себя как Христос, как будто для того, чтобы кем-то стать, нужно его имитировать. Если ты хочешь быть просветлённым, рассуждаешь ты, ты должен вести себя как просветлённый. Полная чушь, конечно, но принятая везде. Когда ты сможешь распознать это заблуждение, ты будешь поражён, насколько оно просто. Например, сам я просветлённый и обладаю безусильной непривязанностью. Я знаю, чт? это, и что они имеют в виду под этим. И я не привязан к этому. Я не культивирую это. Практически, я никогда не думаю об этом, пока кто-то не задаст вопрос. Просто это то, что появилось вместе с просветлением – побочный продукт. У просветления много побочных продуктов, но их культивирование, не важно насколько самоотверженное, никогда не приведёт к просветлению. Очень просто посмотреть на просветлённого и сказать: "Эй! Он питается только рисом. Мы должны питаться только рисом, если хотим достигнуть нирваны!". Но, конечно, это неправда. Если просветлённый спрыгнет с моста, ты прыгнешь за ним?

Эндрю учтиво улыбнулся.

– Если просветлённый спрыгнет с моста, – повторил я, – ты прыгнешь за ним?

На этот раз улыбки не последовало.

– Так везде, – я продолжал. – И во все времена. Почему я должен подставить вторую щёку, когда кто-то бьёт меня, и если я хочу ударить в ответ? Чтобы быть как Христос? Один мудрец в Индии садится только лицом на север, значит, я тоже должен всё время сидеть лицом к северу? А может он в носу ковыряет? Мне что же, сидеть лицом к северу и ковырять в носу восемь раз в день? Зачем? Потому что моя миссия в жизни – подражать великим мудрецам? Не думаю. Скажем, я сыт, а ты голоден. Ты приходишь ко мне и спрашиваешь, как можно стать сытым. Я заметил, что каждый раз, когда я хорошо поем, я отрыгиваю, и я советую тебе рыгать, что означает, ты сыт. Всё вверх тормашками. Ты по-прежнему голоден, но к тому же ещё отрыгиваешь, как свинья. И самое худшее в этом – обрати внимание на этот трюк – самое худшее, что ты перестаёшь искать еду. Твой голод теперь гарантирован.

Несколько секунд я дал этому усвоиться. Здесь важные уроки, и я не хочу проскочить их слишком быстро. Маленькие вопросы всегда являются проходами в большие ответы.

– Вопрос о непривязанности это то же самое, – продолжал я. – Если ты рассматриваешь её как ключ к спокойствию и счастью, тогда я не стану спорить с авторитетами, могу сказать только, что это звучит несколько глупо. Но если ты видишь в ней важный шаг на пути к пробуждению, могу тебя уверить, это не так. Сначала пробудись, и ты получишь непривязанность в нагрузку.

Мы поговорили ещё немного о непривязанности, но вопрос на самом деле очень простой, и Эндрю сказал, что теперь, кажется, он стал понимать его гораздо яснее. Не сомневаюсь – про отрыжку было вдохновенно.

Следующий вопрос, который мы с Эндрю разбирали, был такой: что значит быть в мире, но не принадлежать миру? Это не заняло много времени, поскольку ответ по существу такой же, как про непривязанность.

– Сейчас тебе не нужно об этом беспокоиться, – сказал я ему, – это позаботится о себе само, когда придёт время. Нет нужды это понимать.

Но ему этого было недостаточно, поэтому я продолжил.

– С моей перспективы, – сказал я, – непросветлённые люди кажутся персонажами мыльной оперы. Так я вижу их со всеми их заботами, надеждами, мечтами, конфликтами и драмами. Я ни в коем случае не умаляю человеческий опыт, но любой на моём месте сказал бы то же самое, и когда я говорю мыльная опера, я именно это имею в виду. Сентиментальный, охваченный истерией, неубедительный, плохо написанный и грубо сыгранный вымысел, не имеющий важности и вряд ли развлекательный. Я был таким же, как и все, конечно, непреднамеренным героем мыльной оперы, но теперь – нет. Теперь я вне её и могу входить и выходить по своей воле. Но чего я не могу, если только сильно не поврежу голову, так это снова спутать мыльную оперу с реальностью.

– И вот я, прямо сейчас на сцене, в эту самую минуту, говорю с одним из персонажей мыльной оперы. История этого персонажа вращается вокруг того, чтобы вырваться из самой мыльной оперы. Этот персонаж хочет знать, есть ли существование за пределами драматической структуры мыльной оперы, или нет больше ничего, кроме двухмерного персонажа, который прекратит своё существование, когда будет угодно писателю или когда закончится шоу. Ждёт его успех или неудача в этом посягательстве на свободу? Продолжит ли он свой поиск или изменит курс? Имеет ли это какое-либо значение? Смотрите завтра.

Эндрю сидел тихо и задумчиво. Он не обиделся, не принимал всё лично. Он слушал, впитывал, но не сопротивлялся и не защищался. Я немного перебарщивал с объяснениями и аналогиями, я думаю, чтобы развлечься, а так же проверяя, как работает подобный подход.

– Ты, Эндрю, – продолжал я, – находишься внутри мыльной оперы и принадлежишь ей. Ты желаешь вырваться оттуда, и это желание как дразнящая морковка, которая, как говорят актёры, обеспечивает твою мотивацию, что, в свою очередь, придаёт импульс многим трагикомическим эпизодам с героем Эндрю.

– А окончательный успех? – спросил он.

Я махнул рукой.

– О, да, конечно. Ты не сможешь вечно избегать своей истинной природы. Это просто чудо, что кому-то это вообще удаётся.

Он нахмурился.

– По-вашему получается, что просветление, это как…

– Что?

– Ну, как ничто. Что-то не имеющее значения. Как…

– Вне обсуждения, – предложил я. – Представь, что ты смотришь мыльную оперу по телевизору, но имеешь возможность войти в неё. Вот, ты сидишь и смотришь бестолковое шоу, а в следующий миг – ты в больничной палате навещаешь персонаж, умирающий от рака мозга. Для него это реально, он на грани отчаяния, но для тебя он всего лишь актёр, играющий свою роль. Никакой опасности на самом деле нет. Сколько истинного сострадания у тебя найдётся в таком случае?

– Но он всего лишь вымышленный персонаж.

Я уставился вдаль в ожидании.

– Я всего лишь вымышленный персонаж, – промолвил он ровно. – Я умираю от рака мозга. Вы вошли в мою мыльную оперу.

Это был хороший урок, весёлый. Я бы мог провести аналогию со спектаклем "Гамлет" на Бродвее, но это скорее возвеличило бы те фикции, чем сделало их банальными. Аналогия с мыльной оперой очень точно отразила два момента: первый – что сам Эндрю является вымышленным персонажем, и второй – иллюзорность важности всего этого. Но был ещё один момент, который следовало бы затронуть, пока мы вместе.

– А кто создал твой персонаж? – спросил я его.

– Вы имеете в виду, кто сделал из меня то, чем я являюсь?

– Кто твой автор?

– Ну, в какой-то степени, я, – ответил Эндрю.

– Окей, тогда кто автор того "я", которое, как ты говоришь, в какой-то степени, является автором тебя?

Он ненадолго задумался.

– Моё истинное "я"?

– Оксиморон. Истинного "я" не существует. Истина и "я" – две взаимоисключающие вещи.

– Природа и воспитание спорят о нашем развитии.

– Окей.

– Значит, реального ответа нет.

– Конечно, есть.

– Какой?

– Не ты. Автор тебя не ты.

– А тогда…. Что? Что создаёт меня?

– Я не знаю. Это имеет значение?

– Ну, очевидно… – начал он и замолчал.

– Здесь нет ничего очевидного, – объяснил я. – Нельзя постичь обширность и сложность сил, создающих ложное "я" – лишний элемент, но это не проблема, потому что в этом нет никакой пользы. Польза, однако, в том, чтобы осознать, что тот, кто ты есть, имеет мало или ничего общего с тобой. Может быть, трудно себе представить, как можно не принимать себя лично, но это возможно, когда ты ясно видишь, что тот, кто ты есть, имеет мало или ничего общего с тобой.

– Со мной – кем?

– Отлично сказано.

Мы немного посидели молча, каждый со своими мыслями. Я проверял свои слова на эффективность и возможную доработку. Эндрю, по вполне понятным причинам, в эти несколько тихих минут искал убежища и стабильности в своих буддистских учениях, о чём я узнал, когда он задал вопрос совершенно не относящийся к тому, что сейчас обсуждалось.

– А что насчёт страдания? Будда говорил…

– Стоп.

***

Если я позволю студентам направлять диалоги своими вопросами, всё время будет потрачено на движение во всех мыслимых направлениях, кроме нужного. Студенты, довольно искренне, думают, что важно понимание. Они считают, что жизненно важно, чтобы их знание было правильным и точным. Они думают, что здесь как в школе, где нужно сначала понять одно, чтобы потом понять следующее. Но это всё знание, а здесь мы имеем дело с не-знанием. Так называемое знание это именно то, что стоит между искомым и ищущим. Я хорошо понимаю их позицию, но всегда поражаюсь, когда наблюдаю, как другие учителя позволяют студентам таскать себя вверх и вниз своими вопросами, которые не сулят прогресса. Пробуждение это не теоретический предмет, овладеваемый посредством изучения и постижения, это путь, проделываемый человеком – битва, которую он ведёт. Учителя хотят быть популярными и казаться мудрыми, поэтому они отвечают на любые вопросы, которые им задают, как будто они готовят следующее поколение учителей, а не помогают людям пробудиться.

И, говоря это, я также вынужден сказать, что этот путь, эта битва, для Эндрю ещё даже не началась. Многие годы медитаций и духовного образования не изменят того факта, что он ещё не сделал Первого Шага в своём путешествии. Первый Шаг это самое главное. В действительности, это всё, чему я учу. Сделай Первый Шаг, и остальные шаги последуют непременно. Ты можешь играть духовную роль, медитировать, отказывать себе, быть самоотверженным, заслуженным, сжигать карму год за годом, жизнь за жизнью, и всё равно не сделать Первого Шага.

Таково положение вещей в деле пробуждения в западной культуре, где духовность является недавно привитой культурой с множеством опьяняющих соцветий, но с ещё неразвитой корневой системой. В своей книге "На полпути к вершине горы: Ошибка преждевременных заявлений о просветлении" Мариана Каплан так говорит о песне просветлённых сирен:

"Самой широко распространённой фантазией является то, что просветление это освобождение от страданий, выход за пределы боли и борьбы, молочно-кисельные берега, состояние вечной любви, блаженства и покоя. "Просветление" представляет собой коллективную мечту идеального и совершенного мира чистой радости и красоты. Это не только фантазия Нью Эйдж, это тайное желание всех людей. Это наша мечта о спасении. Но это всего лишь фантазия."

Короче говоря, Эндрю, как и большинство искателей, подписывался не на просветление, а на фантазию "рай на земле", под названием, в данном случае, нирвана. Вопрос в том, что если искателю открыли глаза на его заблуждение, перекинется ли его энтузиазм автоматически на реальность? Другими словами, если вы заказали горячий шоколад со взбитыми сливками и вишней, будете ли вы так же довольны, если вместо этого официант ткнёт вам в глаз вилкой?

Наверное, нет.

***

Значит, теперь Эндрю захотел подкинуть мне Будду, но мне не нужен Будда, и, хотя он ещё и не осознал этого, Эндрю тоже.

– Страдание не имеет отношения к делу, – сказал я, – и сострадание тоже. Уж если на то пошло, никто из нас не имеет ни малейшего представления о том, что говорил Будда, потому что он не записал это и не засвидетельствовал. И поскольку его здесь нет, чтобы дать разъяснения, мы должны думать сами.

Эндрю широко открыл глаза, услышав такую ересь. Я почувствовал, что он собирается встать и уйти.

– Эй, это хорошие новости. Я говорю о том, что тебе не нужно полагаться на всякие подозрительные учения тех, кого уже тысячу лет нет в живых. Ты можешь полагаться на себя. Если принц Сиддхартха сделал это, значит, и ты сможешь, верно? Будда был просто парнем, который стал серьёзным и выяснил всё сам, поэтому, возможно, это его настоящее учение – выяснить всё самому. Может, дело не в том, что он был каким-то божеством или суперменом, а в том, что он не был таковым. Что он был простым парнем, как я и ты.

Эндрю слегка раскачивался взад вперёд в возбуждении.

– А что касается страдания, – продолжал я, – забудь об этом. Это не имеет значения. Страдание означает, что ты видишь плохой сон. Счастье означает, что ты видишь хороший сон. Просветление означает, что ты вообще вышел из сна. Такие понятия, как страдание, счастье, сострадание это просто мешки с камнями. Ты должен их оставить, в конце концов, чтобы продолжать двигаться.

Эндрю сидел молча, и было видно, что внутри него идёт лихорадочный процесс. Никому не понравится, когда опрокидывают его самые сокровенные верования, но именно в этом и состоит игра. Мы посидели в тишине несколько минут, Эндрю вернулся к прежней теме.

– Значит, мы не можем осознать свою природу Будды, если будем вести себя как Будда?

– Дао говорит, что мудрец ходит по миру, не оставляя следов. Это другой способ сказать, "быть в мире, но не принадлежать ему". Но Дао не говорит о том, что непробуждённый человек, если он хочет стать мудрецом, должен ходить таким образом, чтобы на земле не оставалось никаких следов. Представь себе секту Даосов, принявших эти слова за указание никогда не касаться почвы или пыли? Никогда не погнуть травинки? Это было бы смехотворно, но не менее смехотворно, чем те многие вещи, которые люди делают, чтобы поверить, что они то, чем они надеются стать. Смысл не в том, чтобы действовать как кто-то, кто уже там, где ты хотел бы быть, смысл в том, чтобы попасть туда самому. Чтобы стать мудрецом, не нужно действовать как мудрец. Сначала стань мудрецом, и тогда ты получишь все его характеристики легко и свободно.

Заблуждение насчёт подражания просветлённым как способ стать просветлённым можно наблюдать повсюду. Если ты хочешь стать просветлённым, действуй как просветлённый – такова идея. Если бы вампиры действительно жили на земле (а я не говорю, что это не так), были бы учителя и школы, куда ты мог бы записаться, если сам захотел бы стать вампиром, так как, полагаю, некоторые захотели бы. Если бы учитель был бы вампиром, он просто кусал бы каждого, происходил бы обмен жидкостями, или что-то в этом роде, и вот, извольте – все вампиры. Но если учитель был бы обычным человеком, а не реальным вампиром, тогда он предписывал бы своим студентам следовать определённым правилам: не выходить на солнечный свет, не есть чеснок и не пить святую воду, не протыкать себе грудь осиновыми кольями и так далее. И желающие стать вампирами стояли бы в очереди и платили бы деньги, чтобы послушать это. Потом они возвращались бы к своей жизни и старались бы придерживаться инструкций своего учителя в надежде на то, что, действуя таким образом, они в конце концов станут вампирами.

Но, как известно, так вампиром не станешь. Здесь то же самое, как в случаях с непривязанностью и "быть в мире, но не принадлежать ему". Если ты просто хочешь быть радостным, и тебе приносит радость вести себя как вампир, тогда супер, это именно то, что тебе нужно делать. Но если ты хочешь стать вампиром, тогда чёрные одеяния и колпачки на клыках тебе не помогут.

***

Ещё один вопрос, поднятый Эндрю, который стоит здесь рассмотреть, касается указания "Если встретишь Будду на пути, убей его". Из того, как это звучит, можно предположить, что оно также является предметом продолжительных споров между Эндрю и его друзьями буддистами.

– Хммм, – протянул я, наслаждаясь приятными воспоминаниями, – я тоже не знал, что это значит, когда первый раз услышал.

– Но теперь вы знаете? – спросил Эндрю. Думаю, он был убеждён, что это утверждение вроде коана, не предназначенное для прямого понимания.

– Конечно, – ответил я. – Это значит то же, что "На втором светофоре поверни налево".

Эндрю уставился на меня.

– Это дорожный указатель, – продолжал я. – Это не бесценная жемчужина мудрости, как пристёгивать ремни безопасности или чистить зубы между принятиями пищи. Это простой совет, оставленный одним путешественником, побывавшем в определённом месте, для другого, который собирается туда пойти.

Эндрю всё ещё не понимал, вероятно, потому, что я развлекал себя, бормоча как гуру. Я попытался выразиться более ясно.

– На пути к просветлению есть одно волшебное слово. Мантра, боевой клич. Это слово дальше. Очень важное. Но в данный момент тебе не нужно беспокоиться о важности этого слова, просто прими это к сведению. Однажды, быть может в этой жизни, ты начнёшь процесс истинного пробуждения, и это слово послужит тебе, как могущественный талисман. Сейчас нет реальной причины задумываться над смыслом выражения "Убей Будду", можешь выкинуть это из головы. Я имею в виду, что для тебя нет сейчас реальной пользы от понимания этого, кроме той, чтобы больше не задумываться над этим. Придёт время, и ты поймёшь это сам в тотальности, и потом уже больше никогда не вспомнишь об этом, как об одном из указателей на долгом пути.

Несмотря на мои предупреждения, Эндрю в нетерпении съехал на краешек стула, ожидая всё-таки выяснить, почему же он должен убить Будду.

– В процессе пробуждения есть моменты, когда те, кто проходил этот путь до тебя, могут прийти тебе на помощь, обеспечив ключом к следующему шагу. На самом деле, это всё, что любой учитель или учение может обеспечить – расставить дорожные знаки в определённых местах. Они могут быть более общего типа, как слово "дальше", либо более специфического, как "Убей Будду". Когда я проходил через всё это, у меня не было учителя или гуру, но мне помогали многие предыдущие путешественники, которые побеспокоились о том, чтобы оставить знаки, предупреждения и подсказки на пути. Поэты, философы, мудрецы – серьёзные люди. Люди, потратившие время на то, чтобы изложить, что они знают, для идущих за ними.

Я сделал паузу в неуверенности, что хочу обсуждать это. Но, похоже, хочу.

– Это в некотором смысле печальный аспект путешествия, с которым ты сталкиваешься, когда ты должен оставить позади своих наставников, выйти за пределы влияния в наивысшей степени почитаемых тобой людей. Это случалось со мной несколько раз, и могу сказать, что это странный и обескураживающий опыт, тем более потому, что он довольно специфичен и безошибочен, когда происходит. Это гиганты в поле, так сказать, и простой, хотя кажущийся необычным, факт состоит в том, что я стал очень близок с этими людьми, и в самом реальном смысле, когда я подошёл туда, где они остановились, я остановился с ними, отдал дань глубочайшего уважения и двинулся дальше с тяжёлым сердцем. Не имею понятия, как это прозвучит для того, кто не переживал этого, но во всём этом есть доля искажения, и хорошо кому-то об этом рассказать.

Эндрю, казалось, был поглощён моим рассказом. Я с предосторожностью не стал упоминать имена своих наставников. Учителя всегда появятся, когда они необходимы, нет нужды гоняться за ними.

– "Убей Будду" это один из таких знаков, оставленных предыдущими путешественниками. У него очень специфическое применение. Он приобретает значение, когда ты подходишь к одной особенной точке на пути, ближе к концу путешествия, как я припоминаю. Но он ничего не значит до тех пор, пока ты не достиг этой точки. И вот, пришло время, и тебе не совсем ясно, что же теперь делать. Фактически, неверное действие кажется правильным и чрезвычайно соблазнительным. И тогда, словно из ниоткуда, эта абсурдная фраза об убийстве Будды вдруг приходит тебе в голову и твоё сердце переполняется невыразимой благодарностью, и ты знаешь, что делать, и опасность соскользнуть обратно в к?му предотвращена. – Я засмеялся из-за силы воспоминания. – Такая вот жизнь на пути, парень.

Несколько мгновений я наслаждался воспоминаниями, прежде чем подвести итог.

– Это значит "дальше". В определённый момент путешествия, когда ты мог бы легко сесть и подумать, что ты "готов", это значит, "Вставай! Ты ещё не дошёл. Не обманывайся. Не будь сентиментальным. Не будь самодовольным. Иди дальше. Ты думаешь, что ты дошёл, но ты ошибаешься. Ты всё ещё видишь два там, где только одно. Тот образ, которому ты преклоняешься, кем или чем бы это ни было, это лишь ещё одна проекция твоего собственного ума. Убей чёртову штуку и продолжай идти". Вот что это значит.

Я взглянул на Эндрю. Он глядел на меня с нескрываемым благоговейным страхом.

Можно его понять. Именно такие чувства это должно вызывать.