Апостол Павел на суде пред первосвященником и Синедрионом (XXIII, 1-5)

Апостол Павел на суде пред первосвященником и Синедрионом (XXIII, 1-5)

Хотя возмущение было делом толпы, однако Синедрион не показал в отношении его ни особенной снисходительности, ни правосудия. Лишь только Павел открыл уста, объявляя, что он, «жил пред Богом всею доброю совестию», как первосвященник Анания приказал бить его по устам, что служило, как кажется, обычным наказанием богохулителям. Для апостола легче было перенесть осуждение на смерть, чем такое грубое и бесчестное насилие, «Бог будет бить тебя (самого), стена подбеленная! — сказал он, — ты сидишь, чтобы судить по закону, и, вопреки закону, велишь бить меня» (XXIII, 3). При сих словах некоторые закричали на него: «Первосвященника Божия поносишь?» Павел отвечал на это: «Я не знал, братия, что он первосвященник; ибо написано: начальствующего в народе твоем не злословь» (5).

Читая этот рассказ и принимая его за достоверный, некоторые обвиняют Павла сначала в грубом насилии, с каким он обращается к первосвященнику, потом в хитрости и даже во лжи, когда он объявил, что не знал первосвященника. Другие же, желая оправдать его, прибегают к доказательствам, иногда очень странным. — Разберем сначала, насколько основательны обвинения первых.

Во-первых — на чем основано обвинение в насилии? Единственно на том, что Иисус Христос, Которого также ударили в лицо, не говорил так, как Павел. Но если мы захотим осуждать всякого, кто не владеет таким же терпением, как Спаситель, — то кого мы оправдаем? Кроме того, и самое сравнение не вполне точно: Иисус Христос, во время Своих страданий, получил удары по лицу, но не по приказанию Своих судей. Если бы они даны были по приказанию Каиафы, то Спаситель, может быть, что-нибудь и сказал ему на это неприличное забвение своего первосвящсннического достоинства и обязанностей судьи. Выражение, «стена подбеленная» не тождественно ли с выражением Спасителя: «крашенные гробы»? Возражают, что Павел сам признал себя виновным, говоря: «Я не знал, что он первосвященник». Если Павел извиняется, — значит, признает себя виновным. Но в чем? В том, что говорил так первосвященнику? Нет. Он отвечает только, что не знал, что говорит с начальствующим в народе своем. Значит, он не берет своих слов и, в сущности, усиливает вину, потому что дает понять, что он замолчал бы из уважения к достоинству первосвященника, но не изменяет своего мнения о его поведении.

Но, говорят еще, искреннее ли это извинение? Мог ли Павел не узнать первосвященника по его костюму, по месту, которое он занимал как председатель Синедриона? — Ответ на это находится в самом возражении. Если Анания председательствовал в собрании — в одежде первосвященника и сидел на своем обычном месте — против обвиняемого, — то извинение было бы ложью, но и явной нелепостью, в чем однако его не обличили. Следовательно, необходимо предположить какое-нибудь, не известное нам, обстоятельство, объясняющее ошибку и оправдывающее извинение.

В рассказе, вероятно, опущено это обстоятельство, как и другие подробности. Автор, по обыкновению, указывает только выдающиеся черты и мало заботится о пропусках. Так, мы видим в рассказе только начало заседания, отмеченное упомянутым случаем, и затем — конец его, без всякого указания промежуточных действий. (Воскр. Чт. 1873 г., т, 2, стр. 186).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.