Глава тринадцатая. ВИНОГРАДНИК ОТЦА 2-4 апреля 30 г.

Глава тринадцатая. ВИНОГРАДНИК ОТЦА

2-4 апреля 30 г.

Шум у восточных ворот привлек любопытство многих горожан. Увидев Человека, Который ехал во главе процессии, распевающей гимны, они с удивлением спрашивали: “Кто это?” Паломники с гордостью объясняли им: “Это Иисус, Пророк из Назарета Галилейского...”

Иерархия пришла в полную растерянность. Такого бурного проявления народной любви никак не ожидали. “Мир пошел за Ним”, - в тревоге говорили друг другу старейшины[1]. Казалось, все их усилия пропали даром. Пока нельзя было предпринимать никаких открытых действий против Назарянина. Это значило бы самим толкнуть народ к мятежу. В Иерусалим на Пасху съехались сотни тысяч иудеев; в переполненном взбудораженными людьми городе любой неверный шаг мог привести к взрыву.

Между тем Иисус проехал по праздничным улицам и, сойдя с осла, вошел с учениками в ограду Храма. От Него ждали каких-нибудь необычайных слов и поступков, но Он молча осмотрел святилище, как царь, желающий проверить свои владения, а с приближением ночи отправился обратно в Вифанию.

Спутники Иисуса испытали, вероятно, некоторое разочарование. Ничего не случилось, не было никаких знамений. Однако они надеялись, что, приняв царские почести, Иисус должен скоро проявить Свою мессианскую власть и открыть им Свои дальнейшие намерения.

Утром, в понедельник Христос снова пришел в Храм. Но вместо того, чтобы призывать приверженцев к борьбе с язычниками, Он сделал то же, что три года назад: велел торговцам покинуть пределы Дома Божия. Продающие и покупающие начали было возмущаться, однако Иисус, не слушая их, опрокинул столы менял с деньгами и скамьи с птицами, предназначенными на продажу. Он потребовал, чтобы перестали нарушать Закон, воспрещающий носить товары через двор Храма[2]. По-видимому, большинство тех, кто находился на площади, одобрило столь решительный натиск.

Это было первым деянием Мессии, открыто явившегося народу. Оно было обращено против унижения веры и профанации культа. Ведь многие думали, что, принеся жертву и отдав ее священникам, можно считать себя чистым от грехов. Поэтому рынок близ алтаря не смущал их.

Вторым делом стало исцеление больных, которые со всех сторон облепили Иисуса. Спаситель страждущих, Он пришел возвестить о новой жизни, о милосердии Отца...

Священники не знали, как поступить, и только спросили Иисуса: кто дал Ему право распоряжаться в Храме?

- Спрошу вас и Я об одном: если скажете Мне, то и Я вам скажу, какою властью это делаю. Крещение Иоанново откуда было: с Неба или от людей?

- Не знаем, - последовал уклончивый ответ. Ведь они называли Иоанна бесноватым, но сейчас, в присутствии народа, саддукеи не рискнули открыто поносить казненного пустынника.

- И Я вам не скажу, какою властью это делаю.

Иисус не случайно упомянул о Крестителе, в лице которого духовенство и книжники отвергли вестника Божия.

- Пришел к вам Иоанн путем праведности, - продолжал он, - и вы не поверили ему, а мытари и блудницы поверили ему, вы же, увидев, не раскаялись после, чтобы поверить ему[3].

Все пророки встречали противодействие и ненависть лжепастырей. Гордость и властолюбие ополчались на избранников Духа. Тем более трудно было ждать, что старейшины поверят Человеку, Которого простой народ называл Мессией.

По обыкновению Иисус пояснил Свою мысль притчей, сюжет которой был навеян Исайей, любившим сравнивать Израиль с виноградником, а Бога - с хозяином[4].

Однажды, рассказывал Иисус, владелец большого виноградника отлучился, надеясь на усердие своих работников. Когда же пришло время уборки урожая, он послал слуг “взять плоды свои”. Но работники иных, избив, прогнали, а иных умертвили. Так происходило несколько раз. Наконец господин отправил к ним собственного наследника, говоря: “устыдятся сына моего”. Однако виноградари не одумались. Они теперь решили завладеть всем имением, и едва юноша пришел к ним, вытащили его из виноградника и убили.

- Итак, - спросил Иисус служителей Храма, - когда придет господин виноградника, что он сделает с виноградарями теми?

- Предаст их, как злодеев, заслуженной ими злой смерти, а виноградник отдаст другим виноградарям, которые будут отдавать ему плоды в свои сроки, - отвечали они.

- Никогда не читали вы в Писании:

Камень, который отвергли строители,

он сделался главою угла:

От Господа это,

и дивно в очах наших?

Старейшины поняли, что в притче говорится о них, что у них будет отнят виноградник народа Божия. “И намеревались, - говорит Марк, - Его схватить, но побоялись народа”. Иисус же после этого объявил уже без иносказаний: “Царство Божие будет отнято у вас и дано приносящему плоды народу”[5]. Господь не только лишает власти духовных вождей Израиля, но и делает чадами Царства всех исполняющих волю Его, независимо от происхождения.

И как бы в ответ на пророчество пришла неожиданная новость - Филипп и Андрей сообщили: какие-то греки-прозелиты, приехавшие в Иерусалим на богомолье, узнали о Христе и попросили Филиппа свести их с Ним.

“Пришел час быть прославленным Сыну Человеческому”, - сказал Иисус. Но, чтобы ученики не подумали, что Он говорит о земной славе, снова напомнил им, какая участь ждет Его. “Истинно, истинно говорю вам: если зерно пшеничное, упав на землю, не умрет, оно останется одно. Если же умрет - принесет много плода”[6]. Ради Своего искупительного подвига Мессия отказывается от всего, что дорого людям в этом мире, от самой жизни...

А прозелиты? Откликнулся ли Христос на их просьбу? Евангелия об этом не говорят, но, очевидно, беседа состоялась, и они, быть может, стали первыми Его последователями из числа иноплеменников. Это косвенно подтверждается словами Иосифа Флавия, которые можно считать подлинными. Он пишет, что Иисус “учил людей, охотно принимавших истину, привлекая к Себе многих, в том числе и эллинов”[7].

Но радость Христа и Его учеников, вызванная появлением этих “новых овец”, омрачала мысль о самодовольных вождях, которые завладели виноградником Отца. Они не желали внять призыву Господню, и вновь мрачная тень нависла над народом Божиим. Между двумя Заветами прошла трещина.

Христос не скрывал Своей скорби от апостолов: “Душа Моя смущена сейчас. И что Мне сказать: Отче, спаси Меня от часа сего? Но ради этого Я пришел - на час сей...”

Когда Он произнес эти слова, в небе раздался звук, подобный раскату грома. Некоторые решили, что приближается весенняя гроза, но остальных охватил мистический ужас. Им слышался голос незримого вестника Божия.

“Отче, прославь имя твое!” - молился Иисус. Обратившись к людям, Он говорил о Судном дне, о дьяволе, который будет свергнут Сыном Человеческим со своего престола. Однако Мессия обретет победу над ним, только став Жертвой. “Когда вознесен буду от земли, всех привлеку к Себе”[8].

Во дворце Кайафы тем временем словно забыли об Иисусе. С часу на час ждали прибытия Пилата с большим отрядом. Вообще в пасхальные дни у клириков бывало много забот. Но на самом деле Синедрион не оставил мысли расправиться с опасным Пророком. Было только решено: во избежание смут отложить дело, покуда не минет праздник[9]. Сам Иисус, удалив базар из Храма, больше никак не проявлял Себя. Это успокаивало саддукеев, позволяло им не спешить.

Однако группа лиц, настроенных наиболее непримиримо, продолжала плести паутину вокруг Иисуса. Удобнее всего было спровоцировать Его на какой-нибудь политический шаг или высказывание, чтобы привлечь к Нему внимание прокуратора; тогда Пилат сам займется Галилеянином, а церковные власти останутся в глазах народа неповинны.

Осуществить это намерение взялись “иродиане”, сторонники партии, опиравшейся на римлян. К ним присоединились и слушатели фарисейских школ, несмотря на то, что всегда враждовали с “иродианами”. Придя к Иисусу, эти люди сделали вид, что относятся к Нему уважительно и хотят знать Его мнение о налоге, выплачиваемом императору. Само по себе такое обращение к Учителю казалось вполне естественным. На Востоке мудрость наставников измерялась тем, как они разрешают спорные проблемы, предложенные на их рассмотрение. Но в данном случае явно готовилась западня. Если Иисус скажет, что платить дань следует, - значит, Он враг Израиля, если же нет, - Его можно будет изобразить перед Пилатом как одного из подстрекателей против Рима[10].

- Учитель, - вкрадчиво заговорили подосланные, - мы знаем, что Ты истинен и не считаешься ни с кем, ибо не смотришь на лица людей, но воистину учишь пути Божию. Можно ли платить подать кесарю или нет? Платить нам или не платить?

- Что Меня испытываете? - сказал Иисус. - Покажите Мне динарий.

Ему подали монету, одну из тех, которые шли на подати. На ней был профиль императора и слова: “Тиберий, кесарь, сын Августа бога”.

- Чье это изображение и надпись?

- Кесаря.

- Отдавайте же кесарю кесарево, а Божие Богу.

Ответ изумил их. Они поняли, что устроить ловушку не удалось. Иисус поставил в тупик их самих, указав на языческую монету. Поскольку иудеи употребляют императорские динарии, то для этих денег нет лучшего применения, чем отдавать их неверным. А что же принадлежит Богу? Это явствовало не только из учения Иисуса, но из всех книг Ветхого Завета. Богу человек должен отдавать всего себя.

Впоследствии слова Христовы о Божием и кесареве понимали в расширительном смысле, относя их и к вопросу о церкви и государстве. Но такое толкование едва ли обосновано[11]. Единственное, что могло вытекать из ответа Христа “иродианам”, - это отказ от зелотского пути к свободе. Положение было иным, нежели во времена Маккавея. Рим не вмешивался в духовную жизнь народа. Восстание же могло только принести Израилю новые беды. Это стало очевидным сорок лет спустя, когда вовлеченные “ревнителями” в безнадежную войну иудеи лишились и Храма, и государства.

С каждым днем апостолы все яснее сознавали, что, несмотря на триумфальную встречу, Мессия находится в Иерусалиме как во враждебном лагере. Они чувствовали себя спокойно только под вечер, когда, миновав Кедрон, поднимались на Елеонскую гору.

Ночь проводили в разных местах: чаще в Гефсимании, иногда в доме Лазаря или его друзей. Но по утрам Иисус снова приходил в шумный город, где Его ждали слушатели и подстерегали противники.

Законники из саддукеев считали ниже своего достоинства говорить с Галилеянином. Лишь один раз, встретившись с Ним в Храме, эти надменные люди решили смутить Его каверзным вопросом. Они знали, что Иисус, как и фарисеи, признает грядущее Воскресение мертвых, вера в которое была для них пустой фантазией. По мнению саддукеев, вера в Воскресение противоречила Писанию; те же книги Библии, где о нем было сказано, они отвергали.

Что будет, спросили саддукеи, с женщиной, если она пережила семь мужей, умиравших один за другим? Чьей женой она должна считаться в грядущем веке?

Уверенные, что поставили мужицкого Равви в тупик, они уже приготовились было смеяться, но Иисус сказал: “Не потому ли вы заблуждаетесь, что не знаете ни Писаний, ни силы Божией? Ведь, когда из мертвых воскреснут, не женятся и замуж не выходят, но пребывают, как ангелы, на небе. О мертвых же, что они воскреснут, разве не читали вы в книге Моисея, в повествовании о купине, как сказал ему Бог: Я Бог Авраама, и Бог Исаака, и Бог Иакова? Он не есть Бог мертвых, но - живых. Вы весьма заблуждаетесь”[12].

Бывшие тут фарисеи не могли не порадоваться, что их старых соперников заставили замолчать. Иисус показался им теперь Учителем, вполне достойным уважения. Фарисеи собрались вокруг Него и вступили с Ним в беседу. Когда же Иисус сказал им, что основа Закона - любовь к Богу и к ближнему, некоторые из них почти готовы были признать в Нем единомышленника[13].

Однако те, кто не спешил менять своего мнения о галилейском Пророке, захотели подвергнуть Его еще одному испытанию[14]. Они привели к Иисусу женщину, уличенную в измене мужу, и спросили: следует ли побить ее камнями, как повелевал древний Закон?

В то время обычай этот едва ли соблюдался; его могли защищать лишь саддукеи, сторонники суровых уголовных наказаний[15]. Но фарисеи хотели воспользоваться инцидентом. Они надеялись, что Иисус, проповедник милосердия, теперь недвусмысленно выступит против Закона.

Учитель долго не отвечал им и, опустив в задумчивости голову, чертил что-то на песке. Но поскольку они продолжали настаивать, сказал: “Кто из вас без греха - первый брось в нее камень”, а потом снова стал писать на земле какие-то знаки. Воцарилось молчание. Когда же немного погодя Иисус вторично поднял глаза, то увидел, что женщина стоит перед ним одна. Обличаемые совестью обвинители незаметно скрылись.

- Женщина, - спросил Иисус, - где они? Никто тебя не осудил?

- Никто, Господин.

- И Я тебя не осуждаю. Иди, отныне больше не греши.

Никто из фарисеев не смел после этого испытывать Иисуса, Казалось, они были даже согласны примириться с Ним. Неприемлемым для них осталось лишь одно: как может Человек из народа считать Себя Мессией или хотя бы допускать, чтобы так называла Его толпа? Зная об этих недоумениях, Иисус подозвал к Себе фарисеев и спросил:

- Что вы думаете о Мессии? Чей Он Сын?

- Давидов, - отвечали они.

- Как же Давид в Духе называет Его Владыкой, говоря:

Сказал Господь Владыке моему:

воссядь по правую руку Мою,

доколе Я не положу врагов твоих

под ноги Твои?

Итак, если Давид называет Его Владыкой, как же Он - сын его?[16].

Тем самым вопрос о человеческом происхождении Мессии отодвигался на второй план. Мессианская тайна заключена не столько в принадлежности к царскому дому, сколько в том, что Избавитель пребывает одесную Отца и является сыном Божиим, Господом мира.

Фарисеи ничего не смогли возразить. Слова псалма действительно были загадочны. Но сказанное Иисусом им было принять еще труднее.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.