§ 11. Организация епархиального управления

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

§ 11. Организация епархиального управления

а) Для всего синодального периода характерным является то обстоятельство, что число епархий не успевало за ростом населения и территории государства.

Еще в конце XVII в. Поместный Собор 1682 г. в соответствии с волей царя Федора Алексеевича постановил увеличить количество епархий. В том же году были открыты новые епархии в Холмогорах, Великом Устюге, Тамбове и Воронеже. К моменту кончины последнего патриарха Адриана в стране насчитывалась помимо Патриаршей области 21[*] епархия, из которых 13 управлялись митрополитами, 7 — архиепископами и одна находилась под началом епископа. Большего Поместный Собор 1682 г. сделать не мог по недостатку денежных средств [845]. Под управлением Святейшего Синода положение дел в этом отношении ухудшилось. 1–я половина XVIII в. ознаменовалась кризисом администрации как в центре, так и в епархиях. Постоянные перемены в управлении церковными имениями оказывали разрушительное воздействие на финансовое положение Святейшего Синода. Одновременно укоренилась вредная практика не замещать вакантных кафедр немедленно, а поручать управление ими главам соседних епархий. Тамбовская епархия в течение 50 лет управлялась из Рязани. Так же обстояло дело в Суздале, на Крутицах и др. Управление Крутицкой, Коломенской епархиями и Синодальной областью (бывшей Патриаршей областью, а позднее — Московской епархией) чрезвычайно осложнялось тем, что их территории не были компактными, а располагались чересполосно с территориями других епархий. Границы епархий редко соответствовали государственному административному делению, и этот повсеместный разнобой препятствовал полному согласованию действий государственных и церковных инстанций. Складываясь в различных исторических условиях, епархии весьма отличались друг от друга как по величине, так и по количеству приходов. В 30–40–х гг. XVIII столетия Тобольская епархия охватывала 300 000 кв. миль со 160 приходами, простираясь от Урала до Лены и от Северного Ледовитого океана до границы с Китаем. В Синодальной же области в 1744 г. имелось 5000 церквей и 200 монастырей. Меньшие по размеру епархии Ростовская, Суздальская, Тверская, Крутицкая и Коломенская насчитывали 760, 502, 456, 858 и 733 церкви соответственно [846]. Европейская часть России представляла собой область с компактным православным населением, тогда как в азиатской части страны, стремительно увеличивавшейся в XVIII и XIX вв., православные общины были рассеяны среди языческого населения. Это положение не претерпело существенных изменений и в начале XX в.: Киевская епархия насчитывала в 1903 г. 4 млн, Вятская — 3,5, Подольская — 3,25, Волынская — 3 млн душ, в то время как в Архангельской их было лишь 360 000, а в Олонецкой — 370 000 [847]. Согласно указам Екатерины II (1788), Павла I (1799) и Александра I, предусматривалось привести границы епархий в соответствие с государственным административным делением: территории епархий должны были совпадать с территориями губерний. Этот принцип оставался в силе вплоть до 1917 г., хотя в Польше, Закавказье, Сибири и Туркестане он соблюдался не везде [848]. Для облегчения духовного окормления народа в наиболее населенных епархиях Святейший Синод создал 70 викариатств, к сожалению, при этом не было разработано никакого положения о викарных архиереях, которое четко определило бы круг их задач.

Ни одно из государственных учреждений в России не отличалось такой косностью и неповоротливым консерватизмом, как финансовое и имущественное управление Святейшего Синода. Дела здесь шли сами собой, своим стихийным и исторически сложившимся порядком, так что не возникало даже мысли о том, например, как перераспределить огромные суммы, стекавшиеся в казну Московских, Волынских, Киевских и др. архиереев, для помощи более бедным епархиям или для открытия новых кафедр. Мнение, будто Церковь была стеснена в деньгах, справедливо лишь с оговорками. Богатства концентрировались в немногих местах, не были должным образом учтены и не поступали в распоряжение Святейшего Синода.

После секуляризации церковных имений в 1764 г. и перевода существовавших епархий на штаты процесс учреждения новых епархий несколько ускорился. Рост числа епархий за два столетия иллюстрирует следующая таблица:

1700 г. — 22 епархии

1764 — 29 (из них 3 малороссийских[*] )

1799 — 36

1825 — 40 (из них 4 в составе Грузинского экзархата)

1855 — 55

1900 — 65 (из них 1 на территории США)

1917 — 68

После ссылки епископа Игнатия в 1700 г. Петр I повелел передать Тамбовскую епархию в ведение Рязанского епископа, а в следующем году подчинил ее управлению Синодальной области. В 1700 г. по распоряжению царя была основана епархия в только что завоеванном Азове, которая просуществовала всего год. Кроме того, в 1707 г. Петр повелел создать Иркутское викариатство при Тобольской епархии, а еще ранее, в 1700 г., викарий появился и в Переяславле, в качестве коадъютора Киевского митрополита [849]; это последнее викариатство в 1731 г. было преобразовано в самостоятельную епархию. В том же году Холмогорская епархия была переименована в Архангельскую. Несколько новых кафедр открылось при императрице Елизавете, прежде всего — Петербургская (1742). В 1742 же году по предложению членов Святейшего Синода Амвросия Юшкевича и Арсения Мацеевича была восстановлена Московская епархия [850]. При Екатерине II по штатам 1764 г. все епархии были разделены на три степени [851], причем к первой степени относились 3, ко второй — 8 и к третьей — 15 епархий. В составе Московской епархии штаты предусматривали создание Севского викариатства, которое, просуществовав до 1787/1788 г., стало затем самостоятельной епархией с центром в Орле. К 1764 г. в империи насчитывалось 29 епархий, включая сюда и три малороссийских (Киевскую, Черниговскую и Переяславль–Бориспольскую) [852]. При Екатерине II было основано еще 9 епархий. Разделы Польши привели к присоединению в 1772 г. Могилевской епархии, а в 1795 г. — Брацлавской, Подольской и Минской (последняя до 1799 г. представляла собой викариатство Киевской епархии) [853]. Дальнейшие преобразования системы епархий имели место при Павле I, так что в конце столетия в империи было уже 36 епархий. В царствование Александра I собственно в России была открыта только одна епархия — Кишиневская в Бессарабии (1813). Грузинский экзархат, имевший при вхождении в состав Российской империи 11 епархий и 4 викариатства, получил новую организацию (1811) [854].

Император Николай I проявлял живой интерес к учреждению новых епархий и часто выступал в этом вопросе с личной инициативой. При нем было образовано 13 епархий и 12 викариатств [855]. Эта тенденция сохранялась и во 2–й половине века. В 1867 г. деление епархий по степеням было отменено. Епархии Петербургская, Московская и Киевская по–прежнему управлялись митрополитами, тогда как архиепископский сан потерял связь с определенными кафедрами, превратившись в знак отличия. В 1867 г. были установлены новые штаты [856]. После долгих обсуждений, в ходе которых сыграло роль и высказанное в свое время положительное мнение по этому вопросу митрополита Филарета Дроздова, в 1870 г. открылась наконец Алеутская и Аляскинская епархия в Соединенных Штатах Америки с епископской резиденцией в Сан–Франциско [857]. В 1871 г. возникла Туркестанская епархия с кафедрой в городе Верный Семиреченской области, по мере увеличения государственной территории эта епархия достигла огромных размеров. После присоединения униатов в Холмской области Варшавская епархия в 1875 г. была переименована в Холмскую и Варшавскую. В 1892 г. была восстановлена и отделена от Петербургской старая Новгородская епархия, митрополит Петербургский стал именоваться митрополитом Петербургским и Финляндским, а с 1898 г. — митрополитом Петербургским и Ладожским. На вторую половину XIX и начало XX в. приходится учреждение ряда новых епархий в Сибири и многочисленных викариатств (см. табл. 5) [858].

б) Особый консерватизм церковных институтов сказался и на епархиальном управлении синодального периода. Происходившие изменения касались главным образом упорядочения и юридического закрепления практики взаимоотношений епархиальных архиереев со Святейшим Синодом, с подчиненным духовенством, с епархиальными учреждениями и с верующими (до той поры во многом покоившейся на обычном праве). При этом наблюдалась тенденция к расширению государственных полномочий. Отчасти эта кодификация происходила в процессе издания Свода законов, предпринятого при Николае I. В правление Александра II и в этой области дали о себе знать реформаторские идеи, реализовавшиеся, например, в ограничении прав епархиальных управлений по отношению к низшему духовенству; в обществе стали обсуждаться планы коренных преобразований [859].

Полномочия епархиального архиерея не зависели от того, в каком он был сане — митрополита, архиепископа или епископа. Он отвечал за состояние веры и нравственности, надзирал за проповеднической и богослужебной деятельностью духовенства, руководил многочисленными учреждениями и возглавлял духовный суд [860]. В отношении вышестоящего Святейшего Синода епископ имел право выступать с законодательными и административными предложениями. Он представлял интересы Церкви перед местными органами государственной власти, с которыми у него нередко возникали трения из–за нечеткости в разграничении компетенций [861].

В конце синодального периода епархиальное управление включало в себя: епархиального архиерея, иногда с одним или несколькими викариями, духовную консисторию как орган управления и суда, училищный совет по делам церковноприходских школ, благочинных, духовные учебные заведения, просветительские и благотворительные учреждения, периодические епархиальные съезды духовенства, монастыри, собор и архиерейский дом. В связи с бюрократизацией государственного аппарата в синодальный период все более сложным становилось и делопроизводство епархиальных управлений. Вследствие усиливавшейся централизации бесчисленное количество дел подлежало донесению в Святейший Синод, а на рассмотрение епископов представлялась масса мелочей, которые вполне могли бы быть решены на местах. Ежедневно из Святейшего Синода, от обер–прокурора или его канцелярии, поступал поток циркуляров, постановлений и запросов, которые приходилось прочитывать и которые требовали ответа. В результате епископ оказывался по большей части прикован к своему письменному столу, что затрудняло его поездки по епархии [862].

Законодательной основой для деятельности епархиальных управлений служили: правила апостолов, решения Вселенских и Поместных Соборов, учение святых отцов, Кормчая книга, а также современные законы — «Духовный регламент», указы Святейшего Синода и государственные законы. На основании этих законов и в пределах своей компетенции епископ имел право издавать постановления и распоряжения, которые, однако, контролировались Святейшим Синодом и могли им отменяться. Подобные постановления отражали личные взгляды епископа и потому нередко отменялись его преемниками. «Всякий раз, — пишет архиепископ Херсонский Никанор Бровкович, — когда переменяется такой высокий начальник, как архиерей, переменяется дух, переменяется направление управления» [863].

Власть епископов, почти абсолютная в XVII в., в синодальный период претерпела известные ограничения в рамках государственной церковности. Святейший Синод все активнее вмешивался в дела епархиального управления; обер–прокуроры стремились сделать консистории филиалами своего аппарата в ущерб власти епископа, а государство рассматривало духовенство как своих подданных, тем самым ограничивая сферу действия церковных законов. Главной тенденцией в государственной церковной политике XVIII–XX вв. было ограничение единовластия епископов. Следует удивляться тому упорному консерватизму, благодаря которому епископат в общем сумел отстоять свое положение под чрезвычайно мощным напором государственной власти, более того, временами ему удавалось даже укрепить свою позицию [864].

«Духовный регламент» официально сохранял силу вплоть до конца синодального периода. Во второй его части имеется специальный раздел, посвященный «делам епископов», который содержит 15 правил об управлении и объездах епархий, об отношении к подчиненному духовенству (которое не следовало чрезмерно обременять налогами), о епархиальном суде и о надзоре за епископскими слугами. В этом разделе подчеркивается, что епископы подлежат юрисдикции Святейшего Синода (правило 13). Предписывается составлять ежегодно два отчета о состоянии епархии, о неотложных делах следует сообщать особо. В сомнительных случаях следует подробно изложить дело, предоставив его решение на усмотрение Святейшего Синода. В 1721–1727 гг. Святейший Синод располагал даже штатом инквизиторов для ревизий и контроля за епархиями. Наряду с «Духовным регламентом» главными руководящими документами для епархиальных управлений являлись указы Святейшего Синода, которые часто издавались по особому повелению императора. Устав духовных консисторий 1841 г. содержит точные указания об управлении консисториями и регулирует правовые отношения. Кроме того, в Уставе говорится, что главное лицо в консистории, ее секретарь, хотя и назначается Святейшим Синодом, но подчиняется непосредственно обер–прокурору, которому секретарь подотчетен. Таким образом, обер–прокуроры имели сильную и независимую от епископа опору в епархиальных управлениях [865]. Особенно много указов Святейшего Синода приходится на царствование Николая I, они касались не только частных случаев, но также принципиальных вопросов церковного управления [866].

в) С XVIII в. в епархиях появляются викарии епископов [867]. Впрочем, первый викарий известен уже в 1685–1690 гг. в Новгородской епархии с титулом Корельского и Ладожского. С 1700 г. викарий, в качестве коадъютора Киевского митрополита, действует в Переяславле, а с 1707 г. — в Иркутске, который принадлежал к Тобольской епархии. Впоследствии викарии назначались от случая к случаю в различных епархиях. В 1865 г. Святейший Синод получил высочайшее разрешение открывать викариатства везде, где на это есть средства. К 1917 г. имелось уже 70 викариев. Ректорами духовных академий, в XIX в. по традиции, а с выходом Устава 1911 г. — в силу закона, назначались викарные архиереи, которые были титулярными епископами, т. е. не имели епархий [868].

Викарии находились в личном распоряжении епископа, которому и подчинялись. Последний давал им поручения по собственному усмотрению, так как никаких предписаний относительно компетенции викариев не было, в редких случаях обязанности викария оговаривались Святейшим Синодом при назначении [869]. Только в немногих епархиях викарии имели твердо установленные обязанности. Так, Велико–Устюжский викарий Вологодской епархии окормлял определенную часть епархии и имел самостоятельное духовное правление. Епископ Сарапульский в качестве викария Вятского епископа также управлял частью епархии, имея собственное духовное правление. В епархии Холмской и Варшавской (до учреждения в 1905 г. Люблинской епархии) в Холме имел резиденцию викарий Варшавского епископа с собственным духовным правлением. Таким образом, в трех епархиях вопреки каноническим правилам было по два самостоятельных епископа [870].

г) Епархия Святейшего Синода, так называемая Синодальная область, а также Киевская епархия в XVIII в. и Грузинский экзархат в XIX–XX вв. отличались некоторыми особенностями в управлении.

Синодальная область возникла из Патриаршей области. В 1701 г. патриарший дом и духовное управление населением области были переданы местоблюстителю патриаршего престола митрополиту Стефану Яворскому, а прочие отрасли управления, прежде всего хозяйственные дела, оказались в ведении восстановленного Монастырского приказа. После учреждения Святейшего Синода советник Синода архимандрит Леонид был рукоположен в архиепископа Крутицкого с возложением на него управления епархией, получившей теперь название Синодальной области. 16 октября 1738 г. императрица Анна с целью взыскания значительных недоимок передала Синодальную область в управление Коллегии экономии, оставив в ведении синодальной канцелярии только духовные дела. После восстановления в 1742 г. Московской епархии синодальную канцелярию сменила Московская Синодальная контора, которой было поручено управление прочим имуществом Святейшего Синода. Это имущество составляли здание Синода с церковью и Синодальной ризницей, собор в Кремле и некоторые монастыри. Сама же область перешла в ведение Московского епископа. В 1884 г. епархии был передан и Успенский собор. В обязанности Синодальной конторы входил, кроме того, надзор в Москве за приезжим духовенством, а также за освящением и рассылкой святого мира. Возглавлял Синодальную контору митрополит Московский или его старший по рангу викарий [871].

Особые привилегии Киевской епархии связаны с обстоятельствами воссоединения Украины с Россией (1654). После долгих переговоров Киевский митрополит Гедеон Святополк–Четвертинский (1685–1690) согласился перейти под юрисдикцию Московского патриарха, который гарантировал ему следующие привилегии: 1) Киевский митрополит признавался старшим по рангу епископом после патриарха; 2) его приговор не мог быть опротестован в патриаршем суде; 3) он не обязан был являться в Москву для праздничных богослужений; 4) он имел право носить митру с крестом, две панагии и белый клобук, а также право предношения ему креста; 5) ему усваивался титул «Малыя России митрополит Киевский и Галицкий». Однако уже в конце столетия, а в особенности с учреждением Святейшего Синода, эти привилегии (пункт 2) стали нарушаться. В 1686 г. Константинопольский патриарх отпустил Киевского митрополита из–под своей юрисдикции и окончательно признал его принадлежность к Московскому патриархату [872]. Меньшая часть территории Киевской епархии находилась на правом, б?льшая — на левом берегу Днепра, охватывая приблизительно позднейшие Черниговскую и Полтавскую губернии. Кроме того, на территории Польши имелось некоторое количество церквей и монастырей, принадлежавших к Киевской митрополии и в документах XVII и XVIII вв. именовавшихся «заграничными монастырями и общинами». Назначенный в 1700 г. с резиденцией в Переяславле викарий–коадъютор Киевского епископа управлял большей частью епархии на днепровском Левобережье и вскоре обнаружил стремление к самостоятельности, т. е. к непосредственному подчинению Святейшему Синоду [873]. С 1743 г. Киевские епископы снова получили сан митрополитов[*]. В 1751 г. митрополит Тимофей Щербацкий (1748–1757) счел необходимым подать ходатайство в Святейший Синод о восстановлении всех своих привилегий. Однако Святейший Синод объявил себя высшей инстанцией во всех делах церковного управления и суда и, следовательно, лишил Киевского митрополита гарантированного ему договором права вынесения безапелляционных (т. е. не подлежащих обжалованию) приговоров. «Таким образом, к половине XVIII в. Киевский митрополит по своим правам окончательно сошел на степень обыкновенного епархиального архиерея» [874]. Для «заграничных» монастырей и церквей, т. е. рассеянных на широком пространстве некогда существовавших епархий (Пинской и др.), в 1785 г. было учреждено Слуцкое епископство, подчиненное непосредственно Святейшему Синоду. Тем самым эти части Киевской епархии оказывались de facto отделены от нее [875]. Со времени митрополитов Арсения Могилянского (1757–1770) и Гавриила Кременецкого (1770–1783) Киевское епархиальное управление шаг за шагом перестраивалось по великорусскому образцу. Этот процесс был завершен при митрополите Самуиле Миславском (1783–1796) [876]. Под давлением правительства и Святейшего Синода постепенно исчезали и те особые привилегии («вольности»), за которые так упорно держалось и высшее и низшее киевское духовенство. В 1767–1768 гг. Святейший Синод получил от Киевского митрополита, Переяславского епископа, духовенства Киево–Печерской лавры и Черниговского епископа подробные «пункты», предназначавшиеся для Комиссии по составлению нового законоуложения. Эти «пункты», главным образом о шляхетских вольностях украинского духовенства и церковном землевладении, находившемся под угрозой секуляризации, последствий не имели, но они свидетельствуют об оппозиции, на которую наталкивались здесь меры Святейшего Синода (см. § 8) [877].

В 1783 г. в результате присоединения Грузии к Российской империи Святейшему Синоду была подчинена и Грузинская Церковь, причем ее глава, католикос, должен был стать постоянным членом Святейшего Синода. Однако процесс инкорпорации Грузинской Церкви затянулся до 1811 г., а разделение ее на епархии было завершено лишь к 1814 г. Экзарх получил титул «экзарха Грузинского и архиепископа Карталинского», появились три грузинских епархии с центрами в Мцхете, Телави и Сигнахе; управление находилось в руках Грузинско–Имеретинской Синодальной конторы, секретарь которой был подчинен обер–прокурору Святейшего Синода. Епископы экзархата имели в своем распоряжении канцелярии, которые состояли в связи с Синодальной конторой экзархата и, следовательно, контролировались ею. При архиепископе Феофилакте Русанове (1817–1821) в экзархате началась эпоха русификации, вызвавшей ожесточенное сопротивление духовенства и населения. Преемником Феофилакта был Иона Василевский (1821–1832), один из наиболее деятельных русских епископов XIX столетия. Он противостоял злоупотреблениям русификации и активно заботился о нуждах обездоленного низшего духовенства, но последующие экзархи снова оказались фанатичными националистами. Особенно выделялся жестокий архиепископ Павел Лебедев (1882–1887), который после неудачного покушения на него бежал в Казань и с разрешения обер–прокурора обменялся кафедрами с Казанским архиепископом Палладием Раевым. Волнения, охватившие экзархат в 1905–1907 гг., создали трудности, с которыми не смог справиться архиепископ Никон Софийский — 28 мая 1908 г. он был убит. В 1917 г. ожесточившееся духовенство экзархата отказалось принять участие во Всероссийском Поместном Cоборе и признать патриарха Тихона. Следствием этого стало отделение экзархата от Русской Церкви [878].

д) Подчиненные епископам органы, осуществлявшие функции управления и суда, носили различные названия: Духовный приказ, домовая архиерейская контора, канцелярия (при архиерейском доме) или просто архиерейский дом. До 1764 г. их главной задачей было управление землями, которые доставляли материальное обеспечение епархиального управления. Во главе этих учреждений стояли монахи, именуемые судьями или правителями, которые назначались епископом. На практике коллегиальный принцип ведения дел не везде соблюдался. С течением времени за центральным органом епархиального управления закрепилось название духовная дикастерия или консистория. Сперва дикастерия появляется в Синодальной области (1722), затем возникают консистории в епархиях Новгородской (1725), Астраханской, Нижегородской, Псковской и Тамбовской (1730), в Суздальской и Тобольской (1731), в Иркутской (1732). В 1744 г. был издан указ об учреждении консисторий во всех епархиях. Они являлись центральными органами, в ведение которых до 1809 г. наряду с другими задачами входило также и духовное образование [879]. Им были подчинены так называемые духовные правления, действовавшие в некоторых епархиях как окружные органы. Эти последние не были учтены в штатах и содержались за счет приходского духовенства, они просуществовали до 1840 г. Согласно указу 1768 г., в консисториях и правлениях должно было быть представлено не только монашество, но и приходское духовенство. Ввиду невыполнения этого предписания указ был повторен в 1797 г. Еще ранее Екатерина II распорядилась использовать в качестве секретарей и канцелярских служащих светских лиц [880]. Предложение обер–прокурора Яковлева о подчинении консисторий непосредственно обер–прокурору натолкнулось в начале XIX в. на сопротивление Петербургского митрополита Амвросия Подобедова, который увидел в этом умаление канонических прав епископов [881].

1841 г. стал переломным в истории епархиального управления. Ее новый период открывается Уставом духовных консисторий, который был представлен на утверждение государю обер–прокурором графом Н. А. Протасовым. Благодаря Уставу епархиальные управления всей империи получили единую правовую основу [882]. Консистория под непосредственным руководством епархиального архиерея осуществляла административные и судебные функции. Высшей инстанцией для консистории был Святейший Синод. Консистория состояла из присутствия (члены которого назначались епископом из белого и черного духовенства, утверждались и в случае необходимости увольнялись Святейшим Синодом [883]) и канцелярии. Каждый член присутствия отвечал за особый круг дел, т. е. имел, выражаясь канцелярским языком того времени, свой «стол», однако решения принимались на совместных заседаниях. Канцелярия находилась под руководством секретаря, который назначался Святейшим Синодом по предложению обер–прокурора. Формально секретарь подчинялся епископу, но в то же время обязан был исполнять и указания обер–прокурора, который таким образом контролировал ключевой орган консистории. Административные задачи консистории Устав определял следующим образом: 1) назначения на церковные должности; 2) отчеты и характеристики кандидатов; 3) пострижения в монастырях епархии; 4) надзор за ведением церковных книг (метрических и др.); 5) управление архиерейским домом, его имуществом, а также управление монастырями и храмами. Юрисдикция консисторий распространялась на духовенство и на мирян. За исключением тех преступлений, которые, согласно Своду законов, подлежали гражданскому суду, в компетенцию консистории входили проступки духовенства по службе, а также против благонравия и церковного благочиния. Ведению консистории подлежали дела, связанные с церковными имуществами, и жалобы как духовенства, так и мирян на духовных лиц. Решения принимались коллегиально на совместных заседаниях и представлялись вместе с протоколами епископу. Последний мог вернуть дело назад в консисторию. Если расхождения в мнениях сохранялись, то окончательное решение оставалось за епископом [884]. Со 2–й половины XIX в. епископы оказываются все более перегружены делами консисторий. «Глаз моих и с очками часто недостает для сего бумажного века», — жаловался митрополит Филарет Дроздов, как и многие его собратия, в своих мемуарах [885].

В 1869 г. был утвержден новый бюджет (штаты) духовных консисторий, а в 1883 г. появился новый Устав консисторий, который, впрочем, мало чем отличался от предыдущего [886]. В Грузии консистории назывались епархиальными канцеляриями, а в Алеутской епархии — духовным правлением. Кроме того, духовные правления имелись у викариев в Великом Устюге, Люблине, Холме, Сарапуле и Выборге (до открытия Финляндской епархии) [887].

е) До учреждения консисторий на службе епархиальных архиереев находились так называемые правители и судьи архиерейских домов, которые вели судебные дела иногда не только в епархиальном центре, но и в других городах епархии. В первые годы синодального периода Святейший Синод содержал так называемых стряпчих — специалистов канцелярского дела и по финансовому состоянию епархий. Для проверки кандидатов на церковные должности в XVIII в. существовали экзаменаторы из числа ученых монахов, которые зачастую были также секретарями епископов и в этой своей роли становились незаменимыми. Секретарь был доверенным лицом и связующим звеном с прочими органами управления [888]. До секуляризации в епархиях имелись также экономы с целым штатом служащих для управления вотчинами. Наконец, к архиерейскому дому принадлежали также певчие соборного хора, который состоял из взрослых и учеников и сопровождал епископа во время объездов им епархии. «Духовный регламент» содержит точные предписания относительно епископского надзора за поведением этой свиты, содержание которой бывало обременительно для посещаемых церковных общин [889].

В качестве сборщиков податей в XVII в. и позднее выступали поповские старосты, упраздненные только в 1764 г. Наряду с ними задачу административного надзора за духовенством (до 1764 г.) исполняли заказчики, наличие которых по указу Святейшего Синода от 1737 г. было обязательным. Их помощниками являлись десятильники, собиравшие подати с духовенства в так называемых десятинах — более мелких церковно–административных подразделениях епархий. Начиная с царствования императрицы Елизаветы, заказчики стали именоваться благочинными — термином, вошедшим в употребление епархиальных канцелярий лишь теперь, хотя он встречался уже в Наказе поповским старостам патриарха Адриана от 1698 г. и в «Духовном регламенте» [890].

Назначавшиеся епископом благочинные получали от него инструкцию. В 1745 г. появилась инструкция в Воронежской епархии, затем, в 1751 г., инструкция Московского архиепископа Платона Малиновского (1748–1755), а в 1760 и 1764 гг. — инструкции для Тверской епархии. В 1775 г. архиепископ (позже митрополит) Московский Платон Левшин издал свою Инструкцию благочинным приходских церквей, которую Святейший Синод объявил обязательной для всех епархий. В 1857 г. она была исправлена и дополнена, а в 1892 г. вышла новым изданием. Согласно Уставу консисторий 1841 г., назначение благочинных было делом «усмотрения епархиального архиерея» (ст. 67 в издании 1841 г. и ст. 63 в издании 1883 г.). Епархии были разделены на благочиннические округа с 10–30 общинами в каждом. В 60–х гг. XIX в. утвердился было обычай избрания благочинных духовенством, но указ Святейшего Синода от 1881 г. отменил его. Планы реформ, обсуждавшиеся в публицистике 1905–1906 гг., предусматривали возобновление выборности благочинных, но практических результатов они не имели [891]. Благочинные осуществляли надзор за нравственностью духовенства, за управлением церковным имуществом и за церковными книгами и были обязаны дважды в год объезжать церкви своего округа. Они имели право самостоятельно улаживать мелкие дела и налагать церковные наказания за незначительные проступки. О результатах своих объездов они должны были делать подробные отчеты епископу. Относительно вознаграждения за эту службу никаких предписаний не было, обычно оно производилось за счет отчислений из доходов клира. В 60–е гг. стали возникать благочиннические советы. Первым, кто созвал в 1865 г. собрание благочинных своей епархии для обсуждения вопросов религиозного воспитания и нравственности, был Минский архиепископ Михаил Голубович (1848–1868). Его примеру последовали епископы других епархий. После издания в 1867 г. Уставов духовных училищ и семинарий в повестку дня таких собраний стали включаться также учебные дела, выборы делегатов на окружные и епархиальные училищные съезды, изыскание средств для учебных заведений. К началу 80–х гг. эти собрания были где–то прекращены, а где–то ограничивались обсуждением административных вопросов [892].

Достойно упоминания, что еще в начале XVIII в. опыт подобного рода собраний был предпринят Тобольским митрополитом Филофеем Лещинским. Из–за невозможности лично посещать все церкви своей огромной епархии он созвал в 1702 г. церковное собрание, на котором была принята инструкция приходскому духовенству, состоявшая из 51 статьи. Она касалась пастырской деятельности, благочинных, тайны исповеди, поведения клириков и др. Это начинание не нашло продолжателей ни в самом Тобольске, ни где–либо еще [893]. По указу от 1797 г., для надзора за монастырями епархии епископы должны были назначать благочинных из числа монастырских настоятелей. В 1828 г. они получили от Святейшего Синода особую инструкцию [894].

1865 г. был ознаменован созданием епархиальных ревизионных комитетов по проверке отчетности о (не охваченных государственным контролем) средствах консисторий, духовных учебных заведений, церковноприходских школ, братств и попечительств. Комитеты состояли из трех членов, назначавшихся епископом из приходского духовенства и преподавателей учебных заведений [895]. В 1823 г. на основе проекта, разработанного митрополитом Филаретом Дроздовым и утвержденного императором, были организованы епархиальные попечительства о неимущих духовного звания [896]. На созывавшихся в конце 60–х гг. епархиальных и окружных собраниях духовенства обсуждались наряду со школьными также сословные вопросы, такие, как взаимная помощь, пенсионные кассы, изыскание средств для попечительств и т. п. [897] Развитие церковноприходских школ повлекло за собой создание епархиальных училищных советов [898]. Следует упомянуть и об официальных «Епархиальных ведомостях», которые начали издаваться в епархиях с 60–х гг. С середины XIX в. организуются братства, а также церковно–археологические и церковно–исторические общества, которые приступают к изданию церковно–статистических описаний некоторых епархий [899].

ж) Средоточием епархиального управления и местопребыванием епископа, его свиты и слуг был архиерейский дом, откуда до 1764 г. осуществлялось управление вотчинами и всем движимым и недвижимым имуществом епархии. Персонал этого управления, обычно весьма многочисленный, назначался и оплачивался по усмотрению епископа и в зависимости от его средств [900]. Так, к началу XVIII в. персонал Ростовского архиерейского дома насчитывал 498 человек, Тверского — 240, Крутицкого — 151. По мере постепенного перехода церковных имений под государственный контроль число архиерейских слуг в 1–й половине XVIII в. сокращалось. И все же в 1742 г. в Ростове при архиерейском доме с доходом в 8000 руб. в год состояло 300 человек, включая сюда и причт шести церквей (73 человека). Обычно эти числа колебались от 30 до 135 человек [901]. Доходы складывались из подворной подати с крестьян епископских вотчин и налогов с духовенства [902]. После создания Монастырского приказа, а позднее — Коллегии экономии подворная подать, за вычетом отчислений на содержание архиерейского дома, стала уходить в эти учреждения. О размерах отчислений с начала XVIII в. до 1764 г. шли оживленные споры. В 1707 г. для 15 епархий они были установлены в пределах от 1000 до 1500 руб. Вопрос об установлении штатных окладов для архиерейских домов стоял на повестке дня Святейшего Синода уже в 1724 г., но лишь в 1764 г., после его временного предварительного урегулирования при Петре III, он был решен окончательно. После секуляризации 1764 г. 26 архиерейских домов Великороссии получили штатные оклады. Среди них Новгороду было определено свыше 11 000 руб., Москве — 7500 руб., Петербургу — 15 000 руб.; все три епархии относились к первой степени. Архиерейские дома второй степени получили по 5500 руб., третьей — по 3232 руб. Вскоре к этим штатам были сделаны прибавки [903]. Теперь можно было сократить число персонала, так как отпала необходимость содержать аппарат управления вотчинами. Тем не менее некоторые хозяйственные функции за архиерейскими домами сохранились, поскольку в их владении остались луга, мельницы и т. д. В последующие годы государственное законодательство предоставило архиерейским домам право владения ненаселенными землями (пашнями), домами и пр. Законодательное урегулирование проблемы церковного землевладения было предпринято в 9–м томе Свода законов и в некоторых позднейших законах. В Уставе духовных консисторий от 1883 г. содержались указания епископам управлять домами через экономов. Это дало законное основание для покупки доходных домов и приобретения в Петербурге и Москве собственных архиерейских подворий, где епископ останавливался, будучи вызван в Святейший Синод или при других обстоятельствах [904].

В 1867 г. разделение епархий на степени было отменено, а оклады повышены. При этом ориентировались на местные условия, которые сильно отличались друг от друга. Штатный оклад архиерейских домов устанавливался в пределах от 3110 до 4300 руб. (за исключением столиц, где он составлял 5000 руб.), штатный оклад соборов — от 400 до 700 руб. [905] Так, Тверской архиепископ Савва Тихомиров в 1879 г. получил кроме личного содержания штатный оклад в 3200 руб., из которых 1200 руб. ушли на содержание персонала, а остаток — на прочие нужды. К персоналу архиерейского дома принадлежали: эконом, казначей, два иеромонаха, иеродиакон, псаломщик, келейник и церковный хор из 27 певчих. Собственные доходы архиерейского дома от земельных владений дали дополнительно 10 481 руб. 35 коп. [906] При этом Тверская епархия не относилась к числу богатых. Доходы Петербургской, Московской или Волынской епархий были гораздо больше. По воспоминаниям митрополита Евлогия Георгиевского, одна Почаевская лавра принесла епископу в 1913/1914 г. 25 000 руб. дохода. В 1903 г. штатные оклады девяти архиерейских домов были повышены до 22 500 руб. Бюджет Святейшего Синода 1909 г. на содержание 75 епископов предусматривал сумму в 200 768 руб. В 1911 г. расходы на архиерейские дома (включая сюда соборы и оклады епископов) составили 939 302 руб., а в 1916 г. — 937 472 руб. Члены Святейшего Синода с 1909 г. получали дополнительно по 7148 руб. в год [907].

з) Нижнюю ступень в епархиальной структуре образовывали приходские общины, или церковные приходы. Промежуточными звеньями между ними и епископом были поповские старосты, заказчики, благочинные и духовные правления. Количество приходов было весьма важным для архиерейского дома в налоговом отношении. В некоторых епархиях приходы компактно располагались на небольшом пространстве, в других — оказывались разбросаны далеко друг от друга из–за размеров епархий или наличия чересполосного иноверческого населения. Число приходов в епархиях сильно колебалось. Для многих епископов объезды епархий были чрезвычайно затруднительны, а иногда по недостаточности средств сообщения почти невозможны. Лишь в XIX в., с улучшением средств сообщения, интерес епископов к приходам стал возрастать. Однако теперь возникли и новые препятствия — частые перемещения епископов с одной кафедры на другую.

От XVII в. было унаследовано деление церквей на кафедральные соборы, городские соборы (в уездных городах), приходские церкви и домовые церкви. Кафедральные соборы в финансовом отношении принадлежали к архиерейским домам, но и городские соборы в большинстве случаев также не имели собственных общин. Городские соборы и некоторые другие городские храмы получали ругу, т. е. государственную субсидию или финансовую поддержку от епархиального епископа, отчислявшего часть своих доходов на содержание клира. Кроме того, ряд городских соборов и церквей владели землями. В XVIII и особенно в XIX в. открывалось много храмов, которые не имели своих приходов, — при учреждениях, учебных заведениях, в войсках. Все они, кроме войсковых, подчинялись епархиальному архиерею, но содержались за свой счет. Наконец, были безалтарные часовни и молитвенные дома, выступавшие в роли временных церквей [908]. Следующая таблица показывает рост числа храмов:

В 1722 г. всего 15 751 церковь

1737 около 18 000

1762 19 813

1799 26 196

1825 27 585 (включая часовни)

1855 48 318

1907 71 526

1912 76 394 [909]

1914 66 908 (учтены не все епархии)

Вопрос о строительстве новых церквей в синодальный период решался в зависимости от наличия средств на содержание духовенства. В начале XVIII в. приходы весьма отличались друг от друга по количеству дворов и по численности причта. Бывали приходы в 15 дворов с двумя священниками, но встречались и насчитывавшие 200 дворов и содержавшие 5 священников [910]. В 1711 г. Петр I повелел назначать священников лишь туда, где это крайне необходимо. Указ 1718 г. запретил открывать новые домовые церкви и предписал закрыть уже имевшиеся, за исключением принадлежавших императорскому семейству и некоторым вельможам. В 1722 г. Святейший Синод в особом указе подчеркивал, что строительство новых церквей может производиться только с его разрешения. В 1726 г. Екатерина I предоставила это право епископам. Штаты 1722 г. устанавливали норму в 300 дворов на одну церковь [911]. Новые штаты 1778 г. зафиксировали норму в 150 дворов на церковь. Тогда же выдача разрешений на возведение новых церквей снова стала исключительным правом Святейшего Синода. В 1800 г. Синоду пришлось напомнить епископам об этом указе [912]. Император Николай I издал подробные предписания по церковному строительству [913]. В 1858 г. епархиальные епископы опять получили право давать разрешения на строительство церквей. В 1869 г. мелкие приходы стали объединяться в более крупные, вследствие чего было закрыто 2000 церквей, к 1880 г. их число достигло 4800. Лишь в 1884–1885 гг. Святейший Синод, сообразуясь с желанием прихожан, разрешил снова открыть некоторые из этих церквей. Со времени Александра II на ремонт храмов стали отпускаться государственные средства [914].

По решению Большого Московского Собора 1666–1667 гг. с целью контроля над старообрядцами при приходских церквах начали вести списки исповедующихся, но обязательными они сделались только при Петре I, который указом 1718 г. потребовал ежегодно представлять списки не ходящих к исповеди с целью взимания с них денежных штрафов. Во второй части «Духовного регламента», где идет речь о мирянах, предписывается ежегодное причащение Святых Тайн. Совместная конференция Святейшего Синода и Сената 18 июня 1722 г. постановила вместо упомянутого списка вести три отдельных, которые должны были представляться через епископа Святейшему Синоду: 1) исповедовавшихся, 2) не являвшихся к исповеди, 3) отпавших в раскол [915]. После одной из совместных конференций при Анне Иоанновне для таких списков был введен весьма сложный формуляр из 49 пунктов. Кроме того, все священники уездных городов обязаны были составить списки своих прихожан, «от престарелых и средовечных до сущего младенца», с указанием возраста и местожительства [916]. Согласно Уставу духовных консисторий от 1841 г., списки исповедовавшихся, составленные по упрощенной схеме, препровождались священниками через благочинных в консисторию. Последняя обрабатывала эти списки и метрические данные в так называемые перечневые ведомости для годового отчета епископа Святейшему Синоду [917]. Эти ведомости, согласно Своду законов, считались официальными свидетельствами о рождении, браке и т. д. С 1837 г. появились метрические книги, содержавшие данные о рождениях, браках и смертях и препровождавшиеся в консисторию. На основании этого материала консистории выдавали по запросам выписки или свидетельства [918].

С 1769 г. стали составляться так называемые клировые ведомости, включавшие послужные списки и сведения о церковном имуществе. В каждом храме имелись инвентарные книги церковной утвари [919].

и) С началом царствования Петра I происходит более четкое разделение между государственной и церковной юрисдикциями в ущерб последней (см. § 6). По нормам Стоглава и Судебника Ивана IV, духовные лица подлежали суду своего священноначалия даже по гражданским делам. Светским судом карались лишь уголовные преступления. Однако на практике эти нормы не всегда соблюдались. Уложение 1649 г. в целом подтвердило Стоглав, хотя гражданские дела с участием духовных лиц теперь передавались в ведение новоучрежденного Монастырского приказа. Большой Московский Собор 1666–1667 гг. отменил этот порядок и восстановил по отношению к духовенству полноту церковной юрисдикции, а решением Собора 1675 г. Монастырский приказ был ликвидирован [920]. При Петре I сфера церковной юрисдикции продолжала сужаться, а разграничение ее с государственной судебной властью стало определеннее. Несмотря на это, при преемниках Петра государство постоянно преступало границы своей компетенции. Лишь Свод законов Николая I создал четкие правовые отношения, которые были зафиксированы и в Уставе консисторий. В связи с реформой светского суда в 1864 г. встал вопрос и о соответствующих преобразованиях церковного судопроизводства, но конкретных решений достигнуто не было (см. § 6). Безрезультатным оказалось и обсуждение реформы духовного суда на Предсоборном Присутствии 1906 г. [921]

Указ Петра I от 16 декабря 1700 г. о передаче всех гражданских дел с участием духовных лиц и мирян в компетенцию светских судов означал начало ограничения церковной юрисдикции. 21 января 1701 г. последовало восстановление Монастырского приказа, который становился отныне высшей судебной инстанцией для духовенства, слуг архиерейских домов и крестьян церковных вотчин. Предварительное следствие велось соответствующими органами Монастырского приказа в уездах и губерниях. Увольнение от должности или извержение из сана как наказания оставались прерогативой церковного суда[*] . Для расследования государственных преступлений Петр I создал Преображенский приказ, по требованию которого Духовный приказ должен был извергать из сана. Духовенство нередко оказывалось перед судом этого особого трибунала по совершенно пустяковым поводам, тогда как Духовный приказ местоблюстителя ведал только преступлениями против веры. Тяжбы между духовными лицами, церковными слугами и церковными крестьянами, с одной стороны, и мирянами — с другой, относились к компетенции соответствующих приказов.