§ 14. Приходское духовенство в государственном законодательстве

§ 14. Приходское духовенство в государственном законодательстве

а) До XVIII в. все духовенство, как черное, так и белое, имело особое правовое положение: оно подлежало исключительно духовному управлению и юрисдикции и привлекалось к государственному суду только при некоторых уголовных преступлениях. Вмешательство государственной власти в решения духовных судов было большой редкостью. Лишь выход из духовного сословия вследствие лишения сана прекращал эти привилегии духовенства. Законодательство Петра I, стремившегося привлечь к государственной службе все сословия, не могло не затронуть названных привилегий. Мероприятия по сокращению численного состава духовенства, усилению сословной замкнутости и наследственного порядка замещения церковноприходских должностей привели к радикальному ограничению привилегий. И только XIX в. снова принес некоторое облегчение в этом отношении, хотя полностью привилегированное положение духовенства восстановлено не было [1132].

В законодательстве Петра I больше внимания уделялось сословным обязанностям, налогам и повинностям, нежели сословным правам. В Московской Руси в соответствии с общей правовой практикой налогом облагались только земельные владения монастырей и архиерейских домов. В отдельных случаях особыми жалованными грамотами те или иные монастырские либо патриаршие вотчины навсегда или на известный срок освобождались от податных сборов. Правда, уже с XVI в. выдача таких тарханных грамот все больше становится исключением; кроме того, эти грамоты сравнительно редко давались на церковные земли, предназначавшиеся для содержания белого приходского духовенства. Хотя в поземельных книгах и встречаются так называемые «белые», т. е. свободные от налогов, земли, приписанные к приходским церквам, но их было мало, и они имелись только в немногих приходах. Черные же, т. е. обложенные налогом, земли оставались таковыми, даже если общины добровольно выделяли их на содержание духовенства. Связанное с черной землей государственное тягло включало и дополнительные налоги: на выкуп пленных, на военные расходы, на сооружение крепостей и т. д., которые также приходилось выплачивать со своих земель приходскому духовенству [1133]. Ввиду общего роста налогового бремени в начале XVIII в. с приходского духовенства взимались еще «мелочные всякие сборы» — мельничный, пчелиный, банный, пожарный, с рыбных ловель и т. п. Духовенство обязано было участвовать в караульной службе у городских шлагбаумов, до указа 1724 г. не освобождалось и от ненавистных военных постоев. Но на практике этот указ часто не выполнялся, и еще при Екатерине II духовным властям поступали горькие жалобы на продолжавшиеся армейские постои [1134]. Уже упоминавшиеся случаи распространения подушной подати на членов семей клириков в связи с разборами означали дополнительное финансовое бремя для главы семьи, поскольку сыновья по большей части продолжали жить в родительском доме. Наряду с общими рекрутскими наборами сыновья духовенства привлекались также к исполнению специальных повинностей — например, в 1711 и 1718 гг. в качестве плотников при строительстве Адмиралтейства, а в 20–е гг. рабочими на олонецкие фабрики. В некоторых епархиях духовенству приходилось платить еще и налоги на постройку каналов [1135].

Указ 1720 г. о введении подушной подати распространялся также на белое духовенство и их сыновей, за исключением самих священнослужителей, которые попадали в особый список. Все протесты Святейшего Синода поначалу оставались безрезультатны, пока наконец через два года, 4 апреля 1722 г., не вышел императорский указ с разъяснением правовых недоразумений [1136]. Свободными от уплаты налогов объявлялись все действующие священнослужители и члены их семей, церковнослужители, не являвшиеся сыновьями таких священнослужителей, обязаны были платить подушную подать. В 1723 г. в связи с установленными Святейшим Синодом штатами приходского духовенства от подушного налога были освобождены также заштатные священнослужители, но не их сыновья [1137]. Несмотря на принципиальное значение указа от 4 апреля 1722 г., правовое положение духовенства оставалось нестабильным, поскольку продолжавшиеся военные наборы, в особенности при Анне Иоанновне, «ломали» состав духовного сословия. Послепетровское законодательство в отношении прав и обязанностей духовенства в большой степени отражало личные взгляды государей и определялось сиюминутными политическими потребностями. В целом же продолжала господствовать идущая от Петра тенденция к максимальному ограничению числа духовенства [1138]. Лишь Свод законов 1832 г. внес ясность в правовое положение духовенства в государстве.

В течение всего правления Петра I налоги с земли взимались среди приходского клира с большой строгостью. После учреждения Святейшего Синода эти функции перешли к нему. Сперва во многих епархиях это привело к двойному сбору налогов: вслед за чиновником епархиального управления часто являлся правительственный. Только в 1723 г. Святейший Синод добился от императора распоряжения предоставить сбор земельного налога по всем губерниям исключительно церковной администрации. С 1724 г. налоговые дела были окончательно переданы в ведение Камер–конторы Святейшего Синода [1139].

При Петре I духовенству были сделаны некоторые уступки в вопросе о владении частной собственностью. Хотя на основании соборных постановлений XVII в. духовенству по–прежнему запрещалось иметь торговые лавки и вообще заниматься какой бы то ни было торговлей и винокурением, но запрет на использование собственных земель был снят. Правда, все связанные с землей налоги приходилось платить сполна [1140]. Совершенно новым явлением стала возможность для духовенства владеть крепостными. Еще Соборное Уложение 1649 г. (гл. 20, ст. 104) возбраняло духовенству приобретать вотчины и иметь крепостных. Обложение подушным налогом церковнослужителей и сыновей священнослужителей часто приводило к их регистрации при помещиках или духовенстве на церковных землях. Это духовенство несло ответственность за уплату подушной подати зарегистрированными лицами. В результате между ними без всякого юридического основания складывались отношения, напоминавшие крепостные. Лишь при императрице Анне Иоанновне власти обратили внимание на это явление и внесли ясность: зарегистрированные церковнослужители и сыновья священнослужителей не принадлежат духовным лицам, а закрепляются за той землей, которой они пользуются. Однако среди украинского духовенства было много выходцев из шляхты, обладавших наследственными землями и крепостными. До 1728 г. духовенство имело там право приобретать земельные владения, с землевладением было связано сохранявшееся до 1751 г. право на винокурение. Украинское духовенство придавало этим привилегиям большое значение и в 1767 г. включило просьбу об их восстановлении в наказы представителям Святейшего Синода в Комиссии по составлению нового законоуложения [1141].

Со времени Петра I начало все сильнее проявляться стремление государства ограничить церковную юрисдикцию. Уже в Московском государстве получение грамоты о судебном иммунитете (так называемой несудимой грамоты) для монастырских и церковных вотчин означало изъятие монахов, приходского духовенства, холопов и крестьян из юрисдикции не только местных светских, но и церковных судов и их подчинение высшей инстанции светского суда в Москве. Чисто духовные дела составляли, конечно, исключение. Согласно Уложению 1649 г., некоторые виды судебных дел принадлежали, в принципе, к ведению исключительно светского суда. Затем в 1650 г. компетенция Монастырского приказа была распространена на все церковное управление. Тем не менее сам царь Алексей Михайлович вопреки этим законам выдавал и тогдашнему митрополиту Новгородскому, а позднее — патриарху Никону, и другим епископам, а также монастырям в некоторых исключительных случаях несудимые грамоты, изымавшие их из светской юрисдикции. И все же иерархи чувствовали себя ущемленными, ибо они сами, так же как низшее духовенство и церковнослужители, должны были в определенных случаях искать правосудия в светских инстанциях. Уложение 1649 г., «беззаконная книга», как называл его патриарх Никон, казалось в принципе неприемлемым, и потому Поместные Соборы 1667 и 1675 гг. весьма решительно требовали отмены его и восстановления церковной юрисдикции в ее прежнем объеме. И действительно, с 1667 г. компетенция Монастырского приказа была ограничена, а в 1677 г. он снова стал финансовым учреждением, которое должно было обеспечивать интересы казны по отношению к церковным вотчинам. Церковная юрисдикция была восстановлена и, согласно решениям Соборов 1667 (правила 37–38) и 1675 гг., распространена также на особо тяжкие уголовные преступления [1142].

Мероприятия Петра I были поначалу не чем иным, как возвратом к Уложению 1649 г. Учрежденная 18 февраля 1700 г. Палата об уложении должна была ревизовать текст 1649 г. и подготовить его новую редакцию — новое уложение. Но работа палаты не дала практических результатов. Статьи о святительском суде, написанные патриархом Адрианом в качестве контрпредложений на подготовлявшееся палатой разграничение церковного и светского судов, явились последней попыткой отстоять всеобъемлющую духовную юрисдикцию. Начиная с 1700 г. стали друг за другом появляться указы царя, все более ограничивавшие полномочия церковного суда. В 1701 г., после смерти патриарха Адриана, был восстановлен Монастырский приказ. Его компетенция была той же, что и в 1649 г., и он должен был заниматься всеми тяжбами между церковными людьми и мирянами. Исключение составляла только территория, непосредственно управлявшаяся местоблюстителем патриаршего престола. Такой знаток истории Монастырского приказа, как М. Горчаков, называет его «центральным для всей России по особому ведомству учреждением, специально посвященным преобразовательным целям Петра по отношению к Церкви» [1143]. С учреждением коллегий, и прежде всего — Юстиц–коллегии, существование Монастырского приказа стало излишним, и 17 апреля 1720 г. он был упразднен [1144]. Духовенство оказалось под юрисдикцией местных органов Юстиц–коллегии. Затем по представлению Святейшего Синода царь восстановил церковную юрисдикцию по отношению к духовенству, оставив в ведении светского суда лишь политические преступления. Тем не менее фактическое положение духовенства при Петре I и в особенности при его преемниках было очень тяжелым, так как указы постоянно нарушались местными властями. Как отмечает П. Знаменский, Святейшему Синоду стоило большого труда добиться восстановления церковной юрисдикции на практике. В Синод то и дело поступали жалобы на вмешательство государственных органов в деятельность духовных судов [1145]. При Петре I духовные лица очень часто получали вызовы в светские суды. Государство ощущало недостаток в органах, которые осуществляли бы реформы непосредственно на местах, и тогда правительство стало поручать духовенству много новых, несвойственных ему функций. По этой причине духовенство постоянно оказывалось в конфликте с законом. В новые обязанности духовенства входило осуществление политического контроля над населением. «Священник, — пишет П. Знаменский, — становился полицейским органом». Подтверждение этой точки зрения находим в «Прибавлениях о церковном причте и монахах», которые служили дополнением к «Духовному регламенту». Согласно этому документу, духовенству вменялось в обязанность наблюдение за раскольниками: контрольные списки являвшихся к исповеди служили для выявления раскольников (гл. 1, ст. 5, 20; гл. О пресвитерах, ст. 16, 17, 20, 29); подлежали доношению проявления суеверий и факты общения прихожан с раскольниками (ст. 12, 18, 19, 20). Духовенство должно было присягать императору. Кроме того, «Прибавления» регулировали взаимоотношения приходского духовенства с членами общины, а также его служебные обязанности и образ жизни (ст. 2, 28, 14, 15, 20–24). На духовенство возлагались следующие функции: надзор за странствующими монахами и безместными священниками, участие в регистрации населения при ревизиях, надзор за повивальными бабками и ведение списков матерей, умерших при родах [1146]. Тот факт, что духовенство поневоле делалось как бы частью государственно–полицейского аппарата, проникавшего во все сферы жизни общества, вредило его авторитету, подрывая доверие прихожан к своим пастырям. Вмешательство государства заходило так далеко, что священников под угрозой наказания заставляли нарушать тайну исповеди, если выяснялось, что исповедующийся или известные ему лица вынашивают «измену или бунт на государя, или на государство, или злое умышление на честь или здравие государево и на фамилию Его Величества». Священники должны были доносить также и «слова, до высокой Его Императорского Величества чести касающиеся и государству вредительные» [1147]. Феофан Прокопович в «Духовном регламенте» пытался доказать, что в этом вовсе нет никакого нарушения тайны исповеди [1148]. За этими требованиями государственной власти стоял Преображенский приказ, а впоследствии — Тайная канцелярия, которые располагали большим арсеналом средств, включая и пытки, для того, чтобы каждый допрос приводил к признанию в государственном преступлении. Священники, не доносившие властям о каких–либо выражениях недовольства государственными указами, прозвучавших на исповеди, считались соучастниками преступления [1149].

Хотя окончание в 1721 г. войны со шведами принесло духовенству, как и всему народу, освобождение от некоторых налогов и повинностей, но в царствование Анны Иоанновны с началом турецкой войны 1736–1739 гг. налоговый гнет принял небывало тяжелые формы. Подозрительность императрицы и ее фаворитов привела к усилению полицейского надзора, шпионства и доносительства, повсюду чудились государственная измена и враждебность «к персоне Ее Величества». Тайная канцелярия была одинаково страшна как для священников, так и для высшей иерархии. Приходской клир был беззащитен от злоупотреблений местных властей [1150]. Если о правах духовенства постоянно забывали, то всевозможные законодательные ограничения этих прав неукоснительно соблюдались. Подозрительность императрицы Анны Иоанновны по отношению к духовенству, которое все без исключения представлялось ей политически неблагонадежным и подлежащим тщательному надзору со стороны светской власти, уже через пять лет привела к тому, что казематы Тайной канцелярии оказались переполнены и императрица была вынуждена издать особое распоряжение с требованием впредь доносить ей лишь о сугубо важных делах. Только с восшествием на престол Елизаветы преследования духовенства прекратились [1151].

Но и в правление «кроткия Елисавет» правовое положение духовенства оставалось неопределенным, хотя фактически оно улучшилось. Так называемая Елизаветинская комиссия по составлению нового законоуложения в своем проекте закона о сословиях (так, впрочем, и не утвержденном императрицей) обошла вниманием духовное сословие, лишь мельком упомянув о нем во 2–й главе 3–й части под заглавием «О православных и иноверцах»; но и здесь речь шла только об иноверческом духовенстве [1152]. Святейший Синод, который по упразднении Тайной канцелярии мог действовать свободнее и осмеливался даже вступать в препирательства со светскими властями, добился в 1742 г. согласия императрицы на освобождение духовенства от гражданских и полицейских обязанностей. Указ 1746 г. среди прочего освобождал духовенство также от бремени военных постоев. Один из последующих указов запрещал духовенству вести торговлю, выступать поручителями в судах, ссужать деньги и др. [1153] При второй ревизии 1744 г. было подтверждено освобождение клира от налогов и повинностей. Священники и диаконы, являвшиеся до того времени налогообязанными, освобождались от уплаты налогов вместе со своими детьми, родившимися после рукоположения в сан. Но налогообязанные лица, посвященные в сан после ревизии 1744 г., должны были оставаться в своем прежнем качестве до следующей ревизии. Церковнослужителей, плативших подушную подать, это освобождение не касалось. Исключение составляли лишь те церковнослужители, которые, будучи зарегистрированы у помещиков, затем получили от них вольную. Политика Анны Иоанновны настолько подорвала уважение к духовенству, что помещики зачастую относились к нему пренебрежительно и угнетали его. Императрица Елизавета пошла навстречу представлениям Святейшего Синода и своим указом от 1744 г. повелела государственным властям следить за тем, «дабы духовным персонам никаких обид и притеснения отнюдь чинено не было». Но, очевидно, этот указ соблюдался плохо: в продолжение всего царствования Елизаветы жалобы от духовенства, как великорусского, так и малорусского, поступали беспрестанно [1154].

б) Позиция правительства по отношению к духовенству заметно смягчилась лишь при Екатерине II. Политические процессы по обвинению в пропусках торжественных богослужений в дни, связанные с юбилеями царствующего дома и т. п., стали большой редкостью. Правда, Святейшему Синоду не удалось добиться от императрицы сокращения числа таких дней, но упущения в этом отношении карались по повелению императрицы лишь незначительными церковными епитимиями. Светские суды получили указание строго соблюдать запрет на вмешательство в дела духовной юрисдикции. Если духовные лица при тяжбах с мирянами оказывались перед светским судом, то при разбирательстве должны были непременно присутствовать депутаты от консисторий. С 1791 г. в епархиях по распоряжению Сената стали назначаться постоянные депутаты, которые оказывали существенную помощь духовенству в светских судах вплоть до судебной реформы 1864 г. [1155]

Гнет и произвол по отношению к духовенству со стороны помещиков–дворян, многие из которых уже не несли никакой государственной службы и просто жили в своих имениях, не прекращались и при Екатерине II. Пренебрежение дворянства к духовенству проявлялось не только в глухой провинции, но даже в речах делегатов от дворянства в Комиссии по составлению нового законоуложения в 1767–1769 гг. Будничная практика провинциальной жизни свидетельствовала, что гуманное обращение с духовенством со стороны светских учреждений, к которому так стремилась императрица, здесь превращалось в полную противоположность: чиновники любого ранга, от высших до самых низших, позволяли себе не просто административный произвол, но и прямые личные оскорбления. В каком–то смысле такое поведение было всего лишь провинциальным вариантом просвещенного свободомыслия, которое исповедовалось по отношению к религии в высшем придворном обществе [1156]. Все б?льшая социальная деградация духовенства и постоянные беззакония со стороны чиновничества и помещиков не могли не повлиять на политические настроения в церковных кругах. Поэтому неудивительно, что среди приходского духовенства находились люди, сочувствовавшие крестьянским беспорядкам XVIII в. и с готовностью помогавшие неграмотным крестьянам составлять их обвинения против помещиков во время пугачевского восстания или при других обстоятельствах. При Анне Иоанновне подобного рода действия привели бы в застенки Тайной канцелярии, но Екатерина II смотрела на такие вещи трезвее, ибо, вероятно, понимала, что для написания жалобы крестьянам волей–неволей приходилось обращаться к единственному грамотею в деревне — к священнику. В 1767 г. Екатерина издала указ, обязывавший приходское духовенство удерживать крестьян от возмущений и составления жалоб на помещиков. Этот указ, как и все прочие (например, указ об обязательной прививке против оспы, о ценах на соль и т. п.), подлежал оглашению в храмах [1157]. Во время пугачевского восстания многие из духовенства не только ему симпатизировали, но и активно помогали. Одни подчинились Пугачеву, испугавшись его угроз, другие соблазнились его обещаниями. По именному повелению такие клирики рассматривались как политические преступники и должны были предстать перед светским судом. Императрица призвала духовенство воздействовать на народ проповедями и оглашением правительственных указов и тем способствовать умиротворению Поволжья. «Из двух сословий, — писал П. Знаменский, — особенно пострадавших среди бунта, дворянства и духовенства, трудно сказать, которое пострадало более; духовенство выставило из своей среды 237 мучеников за правое дело и верность законной власти — цифра громадная, и притом едва ли еще полная. Но еще выше была цифра духовных лиц, изменивших своему долгу и увлекшихся общим народным движением своего края». Граф Панин жаловался императрице: «Если бы духовный чин хотя мало инаков был, злодеяния не возросли бы до такой степени» [1158].

Император Павел I выказывал по отношению к духовенству более почтения, нежели его мать, хотя события начала его царствования вполне могли вызвать у него недоверие. В 1797 г. вспыхнули крестьянские бунты, и снова духовенство приняло участие в составлении крестьянских челобитных. В одном из указов 1797 г. император выразил свое недовольство тем, что многие священнослужители вопреки своему духовному долгу поддержали крестьян. Святейший Синод потребовал от епископов усиленного надзора за воспитанниками семинарий, «дабы, вступив после в чин священный, и учением, и примером собственным утверждали духовных чад своих в покойствии, послушании и добрых поступках». Были подтверждены указы Екатерины II, запрещавшие духовенству писать челобитные от имени крестьян [1159].

В указе императора от 6 декабря 1796 г. содержалось требование поднять достоинство духовенства. После того как император еще ранее отменил телесные наказания по отношению к дворянству и купечеству, он по ходатайству Святейшего Синода распространил это постановление и на духовенство. Вместо этого должны были применяться лишение сана и пожизненная ссылка в каторжные работы. Однако уже в 1800 г. телесные наказания для дворян, купечества и изверженных из сана священнослужителей были введены вновь. В 1797 г. Павел освободил духовное сословие от полицейских сборов [1160].

Александр I немедленно по своем вступлении на престол снова отменил телесные наказания применительно к священнослужителям (указ от 22 мая 1801 г.); в 1808 г. эта отмена была распространена на их жен, а в 1811 г. — на монахов, не имеющих священнического сана. Дальнейшие указы освобождали духовенство от земельного налога и дозволяли ему приобретение незаселенных земель (1804). В 1819 г. духовенству — выходцам из дворян было разрешено покупать также и заселенные земли. 1821 г. принес духовенству окончательное освобождение от военных постоев и полицейских сборов — за исключением сборов на постройку мостов и освещение улиц. В целом следует признать, что с начала XIX в. положение духовенства улучшилось и уважение к нему возросло, хотя нарушения его прав со стороны государственных органов, особенно в провинции, все еще отнюдь не были редкостью [1161]. При Александре I был поставлен вопрос о подсудности проступков, совершенных в храмах. Одним из указов 1816 г. все нарушения благочиния в церквах, даже произошедшие по вине духовных лиц, передавались в компетенцию светских судов. Впрочем, в 1817 г. вышло постановление, дополнявшее этот указ, согласно которому духовным консисториям поручалось проводить предварительные следствия, чтобы затем предоставить дело решению светского суда; в 1821 г. консистории получили право не только на предварительное следствие, но и на судебное решение. По вышедшему несколько ранее, в 1818 г., указу духовенство подлежало светскому суду только за государственные преступления. Если указами 1810 и 1812 гг. делегатам консисторий разрешалось принимать участие лишь в следственной процедуре, то с 1823 г. им было дано также право голоса при вынесении приговора [1162].

в) Кодификация законов при Николае I дала наконец ясный перечень прав и обязанностей духовенства. Свод законов 1832 г. (вошедший в силу с января 1835 г.) содержит в 9–м томе (Законы о состояниях) во втором его разделе изложение правового положения белого духовенства, епископов и монашества внутри государства. В 10–м томе (Законы гражданские и межевые) собраны положения о церковной земле, в особенности о приходской, и об ее использовании. В 13, 14 и 16–й тома вошли законы о компетенции светских судов по отношению к духовенству. Издания Свода законов 1876, 1891 и 1906 гг. внесли в эти нормы лишь незначительные изменения, да и касавшиеся духовенства дополнительные указы 1857–1917 гг. в принципе мало в чем уклонялись от Свода законов 1832 г. [1163] Устав духовных консисторий 1841 г. окончательно разграничил сферы компетенций духовных и светских судов при различных видах правонарушений [1164].

Свод законов 1832 г. обеспечивал белому духовенству следующие основные права: 1) освобождение от подушного налога; 2) освобождение от воинской службы; 3) освобождение от телесных наказаний; 4) право приобретения земель в городах и деревнях; 5) в случае принадлежности к дворянскому сословию право приобретения заселенных земель (до 1861 г.); 6) освобождение от военных постоев. В области частного права действовали следующие нормы: 1) запрет брать на себя судебные обязательства и поручительства при размещении подрядов и по аналогичным торговым делам; 2) запрет выступать ходатаями других лиц по гражданским делам; 3) запрет винокурения на собственных землях; 4) запрет на торговую деятельность в соответствии с отдельными указами и законами. Вдовам разрешались как торговля, так и промыслы. Псаломщики освобождались от военной службы лишь уставом 1874 г. по предъявлении свидетельства об окончании духовной школы, семинарии или академии. Однако они призывались на военную службу, если оставляли свою должность раньше чем через 6 лет [1165].

Реформы Александра II внесли некоторые изменения в отношения духовенства с государственной властью, однако отнюдь не такие радикальные, как в других областях общественной жизни. Судебные уставы 1864 г. отменили институт делегатов от консисторий при светских судах [1166]. На основании своего права распоряжаться церковноприходскими землями духовенство получило, согласно Уставу о земствах от 1864 г., активное и пассивное избирательное право в отношении этих органов самоуправления в уездах и губерниях. Всеобщая отмена телесных наказаний в 1861 г. избавила наконец и церковнослужителей от этого унижения. Закон от 26 мая 1869 г. и утвержденное императором мнение Государственного совета от 15 марта 1871 г. ликвидировали замкнутость духовного сословия. Уставы семинарий и духовных академий от 1867 и 1869 гг., Устав гимназий и Устав военных училищ 1866 г. открывали сыновьям духовенства двери светских учебных заведений и освобождали их от обязательного обучения в духовных заведениях [1167].

Манифест 6 августа 1905 г. об учреждении Государственной думы и законы о выборах предусматривали и для духовенства активное и пассивное избирательное право. Оно получало это право в качестве: 1) городских жителей, владеющих недвижимостью или собственным жилищем; 2) владельцев земельных участков определенного размера; 3) государственных служащих; 4) представителей Церкви с правом распоряжаться землей [1168].