Глава 9. ГРЕЦИЯ ТОРЖЕСТВУЮЩАЯ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 9. ГРЕЦИЯ ТОРЖЕСТВУЮЩАЯ

Осколки империи

Александру за его короткую жизнь не хватило времени консолидировать завоеванные территории. Он не оставил после себя достойных преемников, зато оставил слишком много достойных полководцев, поэтому его империя погрязла в смутах. С десяток полководцев вели споры, пытаясь унаследовать императорскую мантию. Каждый был уверен, что, кроме него, на нее никто не может претендовать, и каждый захватывал ту или иную часть империи.

Полководцем наиболее покладистым и согласившимся на единственную провинцию оказался Птолемей. После смерти Александра он взял в свои руки управление богатым Египтом и не пытался никого себе подчинять, кроме, может быть, соседних регионов, чтобы обезопасить центральную часть Египта.

Прямо противоположную позицию занимал Антигон, он настойчивее всех боролся за всю империю целиком. Несмотря на то что он был одноглазым и, когда не стало Александра, ему было уже около шестидесяти лет, он оказался самым волевым и энергичным из всей компании.

Антигон воевал вместе с преданным ему и столь же энергичным сыном Деметрием по всей Азии, и к 316 г. до н. э. он достиг таких успехов, что стал хозяином фактически всей азиатской части империи Александра. По сути, единственными македонскими полководцами, оставшимися за пределами досягаемости, были Птолемей, правивший в Африке, и еще два, Кассандр и Лисимах, управлявшие европейскими областями севернее Греции. Они заключили союз против угрожавшего им Антигона.

Антигон решил сначала разобраться с Птолемеем и двинул свои силы вдоль восточного берега Средиземного моря. Так на древнюю Ханаанскую землю снова пришла война. Птолемей отреагировал решительно. Он направил свои экспедиционные силы на Кипр, а также в Грецию и Малую Азию с целью обеспечить контроль над морем и поставить под угрозу коммуникации Антигона. Сделав все, что можно было, в этом направлении, он поспешил назад в Египет и приготовился к сражению с войсками Антигона.

Армию Антигона вел его двадцатипятилетний сын Деметрий, храбрый и рвущийся в бой. Под его командованием было 11 тысяч пеших воинов, 2300 конных всадников и 43 слона. Использовать слонов в боевых действиях придумали в Индии, и Александр неожиданно столкнулся с ними в последнем своем сражении на берегах Инда, за пределами Персии. Как и во всех других битвах, несмотря на такой сюрприз и неблагоприятную обстановку, Александр победил. Тем не менее, хотя он и одолел слонов, его полководцев они впечатлили. Слоны устрашающе действовали на тех, кто сталкивался с ними впервые. Их использовали в военных действиях более ста лет, потому что теоретически они казались просто непреодолимой силой. Но на практике от них было на удивление мало пользы. Главная трудность в том, что слоны слишком умны, чтобы понапрасну рисковать своей жизнью, отличаясь в этом плане от лошадей и человека. Когда угроза нападения противника слишком велика, слоны быстро ретируются и оказываются более опасными для своих, чем для чужих.

Деметрий привел свою армию, слонов и все остальное в Газу, где двадцать лет назад Александр вышел победителем во второй из его великих осад. Туда же в 312 г. до н. э. Птолемей подтянул свою численно превосходящую армию и испытанных в боях командиров, опыт которых компенсировал юношеский энтузиазм Деметрия.

Вероятно, Деметрий предполагал, что слоны пересилят преимущества Птолемея. Если так, то его ждало разочарование. Птолемей поставил на поле боя через неравные интервалы железные загородки и стал ждать наступления Деметрия. Слонов бросили вперед, но поскольку они не умеют прыгать, то, подойдя к препятствиям, они поняли, что незачем ломиться через них или их обходить. Они встали намертво, и сдвинуть их с места оказалось невозможно. Это ослабило боевой дух армии Деметрия, и, когда воины Птолемея начали контратаку, она обратилась в бегство. Самая благоприятная возможность для Антигона объединить империю под своей властью была упущена.

Для того чтобы предотвратить вторую попытку Антигона, Птолемей разрушал крепости опорных пунктов в Иудее и Сирии — мягкая форма политики «выжженной земли». Для большей надежности Птолемей послал на восток одного близкого ему полководца, Селевка, подстрекая того захватить для себя долину Тигра — Евфрата. Птолемей понимал, что это заставит Антигона обратить свой взор не только на юг, но и на восток. Такая стратегия великолепно сработала. Селевк взял Вавилон, и Антигону действительно пришлось распылять свои силы.

В 311 г. до н. э. Антигон вынужден был согласиться на шаткое перемирие. Он чувствовал себя в какой-то степени разочарованным. Время шло, а он так и не смог порадоваться объединенной империи. К 307 г. до н. э. ему исполнилось семьдесят пять лет, и ждать он больше не мог. Отчаявшись стать правителем, а не просто полководцем, Антигон в конце концов объявил себя «царем» тех азиатских областей, которые уже находились под его властью.

Птолемей в ответ тут же назвал себя царем Египта, Селевк — царем Вавилонии, Кассандр — Македонии, а Лисимах — Фракии. Были образованы и другие более мелкие государства, и, таким образом, распад империи Александра получил своего рода официальное признание.

Египту суждено было оставаться под властью потомков Птолемея почти три столетия, и это была эра Египта Птолемеев. Потомки Селевка правили областями Азии с менее точно очерченными границами, и те земли, которые находились под их властью, назывались империей Селевкидов.

Эти цари продолжали воевать между собой так же бесконечно и ожесточенно, как и в бытность свою просто полководцами. Решающее сражение произошло в 301 г. до н. э. при Ипсе в центральной части Малой Азии. Птолемей не участвовал в нем, но остальные монархи-союзники, Кассандр, Лисимах и Селевк, одержали победу над Антигоном, которому было уже восемьдесят лет, но он сражался как одержимый. Он должен был умереть в этой битве. Ничто иное его не остановило бы. Деметрий не в силах спасти отца бежал. В итоге он восстановил в какой-то степени свою власть и на время сделал себя царем Македонии, но уже никогда не представлял угрозу для Азии.

После смерти Антигона остальные полководцы осели на своих территориях, и, хотя войны не прекращались, их интенсивность уменьшилась. Теперь все берега Восточного Средиземноморья — от Сицилии на восток через Южную Италию, Грецию, Малую Азию, Сирию, Египет и Ливию — оказались под властью правящего класса, который был греческим по языку и культуре. Хотя прежде великие греческие города — Афины, Спарта, Фивы и остальные — отступили на задний план, Греция в смысле своей культуры одержала победу.

Евреи при Птолемеях

После битвы при Ипсе победившие союзники поделили империю за пределами Египта. Кассандр, владевший Македонией, добавил к ней Грецию. Лисимах, владевший Фракией, присоединил западную часть Малой Азии. Селевк взял себе остальную Азию, включая всю обширную территорию восточнее Тигра.

По площади империя Селевкидов выглядела на карте весьма впечатляюще, представляя собой почти всю империю Александра, за исключением некоторых окаймляющих областей. Однако восточные провинции никогда особенно и не удерживали, а сердцевиной империи стали Сирия и долина Тигра — Евфрата.

Селевк основал столицы в обеих этих частях своей империи. Сразу же после взятия Вавилона в 312 г. до н. э. он построил на берегах Тигра, севернее Вавилона, стоявшего на Евфрате, новый город Селевкию. Рост этого нового города с греческой культурой означал неизбежный упадок Вавилона, который постепенно превратился в деревню, а в итоге вообще в ничто.

В 300 г. до н. э. Селевк основал вторую столицу на реке Оронт в Северной Сирии. Там вблизи северо-восточного угла Средиземноморья он построил Антиохию, назвав ее в честь отца. Со временем Антиохия стала самым большим городом во владениях Селевкидов, а Сирийская провинция постепенно превратилась в главный опорный пункт Селевкидов. Поэтому иногда удобнее говорить об империи Селевкидов как о Сирии.

Селевк датировал свои законы начиная с 312 г. до н. э., то есть с того года, в котором он захватил Вавилон. Евреи Вавилонии, естественно, приняли его хронологию, и этот период называется эрой Селевкидов. Что имело большое значение, поскольку евреи начали использовать эту хронологию всегда и везде, даже когда они не были подданными Селевкидов. Так как евреи постепенно рассеивались по всему Средиземноморью, сохраняя определенную сплоченность, они распространили использование этой хронологии за естественные границы пространства и времени, обеспечив ей большую долговечность, чем можно было предположить.

Всем известно, что историки иногда испытывают затруднения в датировке тех или иных событий, когда они даются в рамках какой-то малоизвестной хронологической системы. Если же можно найти дату того же события в какой-нибудь лучше изученной и более распространенной системе летоисчисления, то в неизвестной хронологии все события (включая и те, которые нe датированы иным образом) становятся на свои места. Эра Селевкидов, широко распространенная евреями, приобрела в этом отношении особое значение как эталонная система отсчета исторического времени.

Птолемей, не присутствовавший при решающей битве у Ипсы, остался за бортом. Ему не уступили ни единой части владений Антигона. Он остался с тем, что имел, — с Египтом, Кипром и опасным участком на юго-востоке Малой Азии. Его это не устраивало. Пока он не контролировал азиатские пути к Египту, он всегда опасался угрозы с этого направления. Поэтому в сумятице, последовавшей за битвой при Ипсе, он захватил все, что смог, на прилегающей территории Малой Азии.

С Селевком он из-за этого активно не воевал. Память о тех днях, когда они были товарищами в армии Антигона, а позднее союзниками в борьбе против него, видимо, поддерживала мир между ними. И все же плелись время от времени незначительные интриги в борьбе за превосходство в Сирии, в результате чего некоторые области Сирии оказывались лояльными то Селевку, то Птолемею. В конце концов то, что было когда-то землей Ханаанской, включая небольшую Иудею с центром в Иерусалиме, стало принадлежать Птолемею. Власть Птолемея продолжалась в течение столетия, и для евреев Иерусалима, по крайней мере, это означало, что после периода беспорядков в соседних районах вернулась мирная жизнь, которая была при персах.

Птолемей и его ближайшие наследники хорошо понимали, что они правят царством, где преобладают египтяне, и есть лишь небольшой правящий класс греков в городах, главным образом в Александрии. Поэтому они старались уважать чувства своих египетских подданных, во многом подчиняться их религии и обычаям и вести себя так, как когда-то вели себя фараоны.

Это, конечно, не радовало простых греков, откровенно презиравших все египетское (египтяне отвечали им тем же). Птолемеи, пытавшиеся сбалансировать преобладание египтян над греками, сочли, что для поддержания равновесия полезно будет иметь какую-то третью силу, совершенно отличную от обеих. Для такой роли замечательно подходили евреи, поскольку они казались чуждыми как грекам, так и египтянам.

Евреев поощряли эмигрировать в Египет и селиться в Александрии, городе, основанном Александром Великим во время его краткого пребывания в Египте и являющемся ныне столицей династии Птолемеев. В результате Александрия превратилась в огромную многоязычную метрополию Древнего мира, население которой состояло из трех почти одинаковых по численности групп: греков, евреев и египтян. Каждая жила по своим законам и обычаям и с недоверием относилась к двум другим.

В 285 г. до н. э. Птолемей I отрекся от престола в пользу младшего сына, правившего под именем Птолемей II. В 283 г. до н. э. самый мудрый и самый благополучный из всех полководцев Александра мирно скончался в возрасте восьмидесяти трех лет. Когда он умер, Селевк I, последних полководцев Александра, еще здравствовал. В отличие от Птолемея 1 он не оставил трон в старости, а продолжал царствовать и воевать. Когда в 280 г. до н. э. пришел конец и ему — через сорок три года после смерти Александра, мимо статуи которого, признавался Селевк, он не мог пройти без содрогания, — выяснилось, что его убийцей стал старший сын Птолемея I.

Птолемей II воевал с потомками Селевка I два раза. Сражались они за спорные территории в Сирии и Иудее, там, где проходила сухопутная граница. Первая сирийская война продолжалась с 276-го по 272 г. до н. э., вторая — с 260-го по 255 г. до н. э. Эти войны не привели к определенным результатам, но в целом преимущество было на стороне Птолемеев, и Иудея осталась в их власти.

Иудеи пережили две эти войны без особых волнений. Они не участвовали в них и не стали жертвами, поскольку то был один из таких периодов истории, когда сражения сводились к маневрированию армий, каждая из которых считала, что профессиональные воины — слишком большая ценность и глупо ими рисковать. Поэтому было много соперничества за лучшую позицию и мало кровопролития.

Фактически единственное, что можно сказать об иудейской истории в период правления Птолемеев, так это то, что примерно в 300 г. до н. э. первосвященником стал Симон I, а после него, около 250 г. до н. э., Ония II. Помимо Иудеи, существовали еще две важные колонии евреев. Одна из них, в долине Тигра — Евфрата, возникла три века назад со времен изгнания при Навуходоносоре. Главные исторические события их мало затронули. Вторая колония, гораздо более молодая, находилась в Александрии.

Но именно александрийская колония привнесла новую проблему в еврейский мир. Известно, что в период изгнания иврит исчез как язык общения простых евреев. В Междуречье евреи стали говорить на арамейском языке, распространенном среди торговцев Западной Азии. Когда они возвратились в Иудею, то продолжали говорить на арамейском языке. Однако этот язык был тесно связан с ивритом. Для людей, знающих арамейский, совсем нетрудно было выучить и иврит, поэтому они могли по-прежнему читать святые писания.

Благодаря этому не было особой нужды переводить Библию на арамейский язык. Многие иудейские евреи считали даже нечестивым делом появление священных книг на каком-либо другом языке, кроме иврита, ибо верили (с обычной для древних людей самоуверенностью), что иврит был языком Бога и первого человека. Тот факт, что иврит уже не являлся средством общения в обычной жизни Иудеи, почли за благо, потому что это превратило иврит в святой язык, предназначенный для святых вещей.

Ну а как же евреи в Александрии и более мелкие, но быстро растущие колонии в других городах греческого периода? Греческая культура была чрезвычайно привлекательна, и евреи, родившиеся и выросшие в греческих городах, зачастую не знали никакого другого языка, кроме греческого. Библейские книги они не могли ни прочесть, ни понять. Поэтому, несмотря на иудейские предубеждения, александрийские евреи начали настаивать на переводе Библии на греческий язык.

Птолемеи поддерживали это стремление. При Птолемее I, особенно при Птолемее II, Александрия стала интеллектуальной столицей мира. В ней был музей, являвшийся прототипом того, что сейчас мы назвали бы исследовательским институтом, и огромная библиотека, самая большая из всех существовавших до изобретения печати. Очевидно, что Птолемеи стремились собрать в Александрии все накопленные знания, и они не ограничивались только греческими. Они поощряли и, возможно, даже помогали переводу еврейского Священного Писания на греческий язык.

Поэтому где-то около 270 г. до н. э. библейские книги начали появляться впервые в истории на отличном от первоначального языке. Позднейшее предание приукрасило появление первого перевода Библии. Птолемей II предположительно послал за учеными мужами из Иудеи. Потребовалось якобы семьдесят ученых (или семьдесят два), поэтому перевод в итоге стал называться Септуагинтой, от латинского слова «семьдесят». Более того, в предании говорится, что каждый из семидесяти (или семидесяти двух) переводчиков переводил Библию отдельно и независимо, и, когда переводы сравнили, все они оказались идентичными. (Явная попытка показать, что греческая версия была так же ниспослана свыше, как и оригинальная на древнееврейском языке, потому что без божественного вмешательства не могут оказаться идентичными семьдесят независимых вариантов перевода.)

Перевод на самом деле был не очень хорошим. В нем много ошибок, и современные переводы должны обходить Септуагинту стороной и обращаться к древнееврейским версиям. Это не опровергает того факта, что Септуагинта являлась Библией древних времен. Она была единственной Библией для неевреев и многих грекоязычных евреев тоже. И это в значительной степени повлияло на мировую историю.

Кто бы ни были переводчики Септуагинты, они были глубоко погружены в греческую культуру, и это проявляется в греческом варианте древнееврейских фраз. Самым ярким примером служит отрывок из седьмой главы Книги Исайи, то место, где пророк уверяет царя Ахаза, что нападавшие силы Израиля и Сирии будут уничтожены. В частности, он говорит (согласно новому английскому изданию Библии в переводе 1970 г.): «Юная женщина беременная ребенком, и родит сына, и назовет его Иммануилом». Что точно имел в виду Исайя, весьма спорно, но он использовал древнееврейское слово «алмах», которое переводится как «юная женщина».

Во времена вавилонского изгнания евреев сильно будоражили мессианские надежды, и шел поиск во всех исторических и пророческих писаниях любых пассажей, которые можно было бы интерпретировать как божественные указания на пришествие Мессии. Данный отрывок из Исайи — один из тех, за который удалось ухватиться. Таинственные слова о рождении Иммануила сделали пророческим указанием на приход Мессии, идеального царя, который победит нееврейские царства и создаст мировое царство праведников со столицей в Иерусалиме.

В греческих традициях считать идеальных царей богоподобными, являющимися сыновьями того или иного бога, дарованными богом женщине, которая иногда не имела никаких связей со смертным мужчиной и которую можно, таким образом, считать девственницей. Людям, пропитанным представлениями, почерпнутыми из греческой литературы (даже исповедующим еврейскую религию), видимо, показалось уместным перевести на греческий язык древнееврейское слово «алмах» как «парфенос» («девственница»), чтобы фраза обрела мессианский смысл.

Эта греческая строфа позволяла считать Мессию сыном Бога. Именно библейская версия Септуагинты повлияла на ранних христиан, и в версии Библии короля Джеймса, например, в этом отрывке говорится: «Се, дева примет во чреве, и родит сына, и нарекут его Иммануил»[16].

С учетом всего изложенного выше легче утверждать, что с точки зрения влияния на будущую историю важнейшим событием всего трехсотлетнего существования династии Птолемеев в Египте явилось издание в Александрии Септуагинты.

Птолемей II, добрый покровитель Септуагинты, скончался в 246 г. до н. э., на смену ему пришел его сын Птолемей III. Правивший в то время монарх империи Селевкидов женился на сестре нового египетского царя, что было условием последнего мирного договора между двумя этими державами. Однако, как только Птолемей II умер, его дочь была изгнана и позднее убита вместе с сыном царицей-соперницей.

Это стало причиной третьей сирийской войны, в которой разъяренный Птолемей III, жаждавший отомстить за смерть своей сестры, одержал полную победу и дошел до самого Междуречья. То был пик могущества Птолемеева царства.

Это было и пиком счастливой и мирной жизни евреев под властью просвещенной династии Птолемеев. Птолемей III, как его отец и дед, очень хорошо понимал, что правит людьми с абсолютно различными религиозными воззрениями. Как и его предки, он старался быть царем для всех. Поэтому в 241 г. до н. э. на обратном пути из Вавилона он сделал остановку в Иерусалиме и возложил дары на алтарь Иерусалимского храма, тщательно следуя ритуалу, предписанному священниками.

Агафокл

В то время как Грецию и весь Восток потрясали ураганные нашествия Александра Великого и его преемников, греческие города на западе, например Сиракузы, оставались не затронутыми этой стихией. И когда пали финикийские города, и когда был опустошен Тир, тирская колония Карфаген продолжала отлично существовать и стала сильнее и богаче, чем когда бы то ни было.

Великая победа Тимолеона на реке Кримис заставила, конечно, Карфаген уйти в оборону на Сицилии, но он мог позволить себе дождаться удобного момента. Историческое прошлое давало ему твердую уверенность, что между греками опять возникнут распри и та или другая сторона обратится к нему за помощью. И какая бы сторона ни обратилась, он поможет, поскольку, поддерживая войну греков против греков, он тем самым прокладывает себе путь к окончательной победе.

Получилось так, как и ожидал Карфаген. После смерти Тимолеона Сиракузы и ряд других городов оказались под властью олигархов, и против них, что неизбежно у греков, поднялись народные вожди, использовавшие недовольство толпы, чтобы самим прийти к власти.

В Сиракузах жил некий Агафокл, сын гончара. Он женился на состоятельной вдове, снабжавшей его деньгами, и был от природы смелым и обаятельным. Он затеял агитацию и интриги, направленные на свержение олигархов. Его дважды высылали, но он собирал армию за пределами Сиракуз, не стесняясь пользоваться средствами, которыми его снабжали карфагеняне, и в 317 г. до н. э. наконец захватил этот город.

Оказавшись у власти, он организовывал массовые убийства в стане противников до тех пор, пока его правление уже никто не оспаривал. Затем он начал расширять зону своего влияния, как столетие назад это сделал Дионисий. Наконец настал момент, которого ждал Карфаген. Остатки клики, сброшенной Агафоклом, будучи не в силах противостоять ему, попросили помощи у Карфагена.

Карфаген с радостью согласился. В 311 г. до н. э. он направил на Сицилию большое войско под командованием военачальника по имени Гамилькар. В центральной части южного побережья греческая армия была сметена. Карфагеняне поспешили на восток и, как часто случалось прежде, осадили Сиракузы.

Предыдущие осады, которые вел Карфаген, были неудачными, но на этот раз победа казалась бесспорной. Боевой дух греков сник. Агафокл перестарался, уничтожая жестоко своих противников, и теперь нигде не мог рассчитывать на друзей. Если захватить Сиракузы, то весьма вероятно, что трехсотлетняя борьба между греками и карфагенянами наконец закончится и Карфаген на какое-то время обеспечит себе власть над всей Сицилией.

Чистейшее безрассудство привело Агафокла к плану, на первый взгляд казавшемуся самоубийственным. Но поскольку бездействие тоже были самоубийством и Агафокл при любых обстоятельствах всегда предпочитал действие, он с нечеловеческой энергией двинулся вперед. Агафокл намеревался собрать любые силы, какие сможет, и прорваться силой либо уйти тайком из осажденного города, оставив за его стенами минимальный отряд верных ему людей, поклявшихся продержаться как можно дольше. Затем со своими воинами и своими кораблями он совершит набег на африканский берег и, угрожая Карфагену, заставит его отозвать войска с Сицилии. Казалось, шансов у этой авантюры никаких, но Агафокл родился авантюристом. Карфагенский флот блокировал порт так, что и крыса не проскользнула бы, но Агафокл рассчитывал на самонадеянность карфагенян. Он держал свои корабли наготове и ждал.

Агафокл знал, что к Сиракузам приближаются несколько торговых судов и попытаются прорвать блокаду. Когда они подошли, карфагенские корабли беззаботно направились к ним, намереваясь перехватить груз, но при этом оставили большую брешь в кордоне вокруг города. Корабли Агафокла вышли на самой высокой скорости. К тому времени, когда карфагеняне бросились за ними, догонять их было уже поздно. Более того, тем торговым судам удалось зайти в порт и доставить продовольствие. Карфагеняне, погнавшись за двумя зайцами, упустили обоих.

Агафокл, сбежав от вражеских кораблей, сумел спокойно пересечь Средиземное море и в 310 г. до н. э. пристал к африканскому берегу. Так как войско у него было весьма немногочисленное для того, чтобы часть послать в глубь суши, а часть оставить для охраны флота, он пошел на еще один безрассудный шаг: сжег свои корабли и заявил людям, что единственный шанс вернуться домой — одержать победу. Затем он двинул войска на Карфаген и разбил лагерь на его окраинах.

Карфагеняне не верили своим глазам. До сих пор их мирному и безмятежному городу никто не угрожал, и их загородные виллы и фруктовые сады дремали в вечном спокойствии — до сих пор. Им ничего не оставалось, как предположить, что карфагенская армия на Сицилии уничтожена, ибо чем еще можно было объяснить присутствие греческих войск в Африке.

Карфагеняне спешно направили гонцов на Сицилию выяснить, что произошло, и вернуть всех, кому удалось выжить. Тем временем они с трудом наскребли подобие войска из всякого сброда и послали его против Агафокла. Оно было с легкостью уничтожено хорошо обученной греческой пехотой, но город тем временем приготовился к тому, чтобы сдержать осаду, по крайней мере, до возвращения карфагенской армии. Как только та подошла, греческая армия в Африке была окончательно разгромлена. Однако Агафокл задолго до этого построил себе корабли и вернулся в Сиракузы, с которых уже сняли осаду, и его встретили там как героя. К 306 г. до н. э. карфагеняне решили подписать договор, ограничивающий их владения на Сицилии тем, что они имели во времена Дионисия и Тимолеона. Дерзкая авантюра Агафокла себя оправдала. В оставшиеся двадцать лет жизни Агафокл укрепил свою власть на Сицилии и в соседних регионах Италии. Сиракузы процветали, и для всего мира это было возвратом времен Дионисия, за исключением того, что Агафокл, будучи точно таким же тираном, обладал большим обаянием.

В 289 г. до н. э. Агафокл умирает, и снова наступает период неразберихи и анархии. Некие итальянские наемники, которых Агафокл держал в качестве охраны, захватили город Мессану в соседнем с Италией районе Сицилии. Они называли себя мамертинцами (сыны Марса) и своими набегами сделали невыносимой жизнь окружающих областей. И карфагеняне опять спокойно ждали своего часа.

Пирр

Между тем на западе возник новый фактор нестабильности. В Центральной Италии на реке Тибр стоял город, именуемый Римом. Легенда гласит, что он был основан четыре с половиной столетия назад в 753 г. до н. э., но до эпохи Александра Великого греческий мир ничего о нем не знал.

Однако во времена Александра римляне затеяли войны против другого народа Центральной Италии — самнитов — и одержали победу. К 290 г. до н. э., как раз в тот момент, когда подходила к концу удивительная карьера Агафокла, вся Центральная Италия принадлежала Риму.

Кроме того, в Риме разработали чрезвычайно гибкую систему управления и благодаря ей эффективно сотрудничали со всеми союзниками и колониями, обеспечивая им экономическое процветание, что снижало вероятность мятежей. Редко кому удавалось склонить к восстанию какой- либо город, находившийся под влиянием Рима. Все это плюс хорошо обученная армия, умевшая быстро приспосабливаться к меняющейся обстановке, сделали римлян самой неуязвимой силой этого времени.

Первыми в греческом мире оценили роль нового феномена на исторической сцене греческие города, рассеянные по побережью Южной Италии. Главным из них был Тарас, более известный нам по римскому названию как Таранто.

Этот город быстро понял, что перед ним не обычное «варварское» государство и перед Римом ему не устоять. Видимо, Таранто почувствовал, что надо просить помощи со стороны. То было время, когда македонские полководцы, усовершенствовавшие военную науку и применявшие в боевых действиях фаланги и слонов, правили Востоком. Ближе всех находился Пирр, властитель Эпира, области на северо-западе Греции, как раз через пролив от итальянского «сапога». К нему и обратился за помощью город Таранто в 281 г. до н. э.

Пирр, лихой авантюрист, с радостью согласился и пришел в Италию с 25 тысячами воинов и слонами. Дважды, в 280-м и в 279 гг. до н. э., Пирр сходился с римлянами. Дважды его слоны оказывались на пути римских воинов, и дважды фалангам удалось одной лишь силой пробиться вперед. Дважды римлян заставляли бежать с поля битвы, но, только понеся большие потери, Пирр осознал, что, если войну не закончить быстро, он останется без армии. (Отсюда пошло выражение «пиррова победа».) Но римляне не согласились бы на мир, пока хоть один воин Пирра остается на территории Италии. Пирр, устав от войны с Римом, охотно ответил на призыв о помощи, пришедший с Сицилии.

Сиракузы и другие греческие города находились в замешательстве из-за мамертинцев, а Карфаген, как всегда извлекавший выгоду из неприятностей греков, продвинулся на восток и снова осадил Сиракузы Пирр высадился на восточном берегу Сицилии, подошел к Сиракузам и с легкостью снял осаду карфагенян.

Настал черед первой и единственной в истории войны между Карфагеном и Македонией. В каком-то смысле это был второй раунд борьбы Ханаана против Македонии, если первым считать осаду Тира войсками Александра. На суше Пирр не встретил никакого сопротивления, так как карфагеняне это не римляне. Пирр прошел на запад до самого Лилибаума, и к 277 г. до н. э. в руках Карфагена остался этот единственный самый западный форт.

Но Лилибаум оказался таким же неприступным, как и Тир, до тех пор пока Пирр по примеру Александра не заполучил контроль над морем. Пирру пришло в голову, что, имея корабли, он сможет повторить трюк Агафокла и высадиться на африканский берег, причем с более сильной армией. Где взять корабли? Они были у сицилийских городов, но те устали от бесконечных требований Пирра, им было вполне достаточно того, что прогнали карфагенян. Они отказали Пирру в дальнейшей помощи, и он покинул Сицилию, произнеся со значением (согласно некоторым документам): «Какое поле битвы я оставляю римлянам и карфагенянам!» Пирр вернулся в Южную Италию, где в нем очень нуждались. В его отсутствие римляне опять хлынули на юг, и Таранто вовсю взывал о помощи.

В 275 г. до н. э. Пирр сразился с римлянами в последний раз. Но теперь римляне придумали способы борьбы со слонами и фалангами. Измученные Пирровы фаланги с трудом сдерживали беспощадных римских легионеров, и македонский полководец наконец устал. Он возвратился в Грецию. Его уход окончательно решил судьбу греческих городов в Италии. К 270 г. до н. э. вся Южная Италия контролировалась Римом.

Оставалась, однако, Сицилия. Для нее проблемой по-прежнему были мамертинцы. Один молодой человек по имени Гиерон, безупречно сражавшийся при Пирре против карфагенян, был поставлен во главе сиракузских войск. В 270 г. до н. э. он разгромил мамертинцев при Сентурипе примерно в 60 милях к юго-западу от Мессаны, а затем при Милах, в 20 милях западнее этого города.

Мамертинцы бежали к Мессане, и Гиерон мог бы захватить и ее, но дело в том, что к ослабленным Сиракузам, как всегда, двинулись карфагеняне. Гиерону пришлось вернуться в Сиракузы, чтобы остановить их. Благодарные жители Сиракуз сделали его своим царем, и он правил как Гиерон II (так как первый Гиерон правил этим городом вскоре после битвы при Гимере, двумя веками ранее).

К 265 г. до н. э. он укрепил свою власть и, рассчитывая, что Карфаген на время угомонился, создал большую и хорошо вооруженную армию и подготовил ее к походу на Мессану. Мамертинцы понимали, что нуждаются в помощи, но не знали, как поступить. Некоторым хотелось позвать тех, кто ни разу не потерпел поражения, помогая Сиракузам, то есть карфагенян. Другие, однако, помня об итальянских корнях мамертинцев, предпочитали обратиться к новой великой державе в Италии — Риму.

В результате победили и те и другие. Мамертинцы направили просьбы о помощи и в Рим, и в Карфаген, и оба города на нее откликнулись. Войска Карфагена вошли в Мессану, чтобы усилить ее обороноспособность против армии Сиракуз, именно в то время, когда римская армия (впервые за всю историю Рима покинувшая территорию Италии) высадилась южнее Мессаны. Гиерон увидел, что римляне ближе, и предложил им сражение. Римляне согласились и нанесли сиракузской армии сокрушительный удар. Вторая попытка Гиерону была не нужна. Он сразу понял, что с римлянами воевать бесполезно, и, будучи не в силах их победить, стал их союзником.

В 263 г. до н. э. он подписал мирный договор с Римом. В оставшийся период своего правления (а оно в целом продолжалось пятьдесят пять лет) он предоставил римлянам и карфагенянам вести все войны. Сам оставался верным союзником Рима, и с ним Сиракузы прожили свой последний период относительной независимости.