Глава вторая Воспитание Иисуса

Глава вторая

Воспитание Иисуса

За исключением немногих, указанных в предыдущей главе, но многозначительных намеков, юность Иисуса и приготовление Его к общественному служению покрыты таинственным молчанием. Но нам известны внешние отношения и обстоятельства, среди которых Он вырос и которые не представляют вам ни малейшего объяснения удивительного результата, если мы не признаем сверхчеловеческого и божественного элемента в жизни Иисуса.

Он вырос среди народа, о котором редко и то с презрением упоминают древние классики, – среди народа, в то время покоренного под иго чужеземного притеснителя, в отдаленной, завоеванной провинции римской империи, неизвестнейшей области Палестины, в маленьком городке, обратившемся в пословицу 16); в бедности, обреченный на черные труды; в мастерской неизвестного плотника, вдали от университетов, академий, библиотек и литературных или образованных обществ, лишенный всяких, насколько мы знаем, вспомогательных средств к образованию, кроме родительских забот и попечений, каждодневных чудес природы, ветхозаветных писаний, еженедельных субботствований в назаретской синагоге (см.: Лк. 4, 16), ежегодных празднований Пасхи в иерусалимском храме (см.: Лк. 2, 42) и тайных обращений души Его к Богу, Своему Небесному Отцу. И в самом деле, это великие воспитатели духа и сердца. Книга природы и книга откровения суть лучшие и более важные наставники, чем все человеческие произведения в области науки и искусства. Но эти же наставники одинаковым образом были доступны каждому иудею, и Иисусу не давали ни малейшего преимущества перед самым бедным Его соседом и соплеменником.

Поэтому естественны вопросы Нафанаила: «что доброго может прийти из Назарета?» Отсюда же естественное удивление иудеев, которым были известны все Его родственники и все Его человеческие, естественные отношения. Как знает Он Писание, – спрашивали они, услышав Его учение, – не учившись? (Ин. 7, 15) И при другом случае, когда Он учил в синагоге, спрашивали: «откуда являются у Него такая мудрость и дела? Не сын ли Он плотника? Не Марией ли зовут Его Матерь? И не Его ли братья Иаков, Иосиф, Симон и Иуда? Его сестры – не все ли у нас? Откуда же ему приходит все это?» 17) Эти вопросы представляются неизбежными и не совсем удоборешимы, если мы будем рассматривать Христа как обыкновенного, только простого человека, потому что каждое действие предполагает соответствующую причину.

Представляющаяся при этом трудность нисколько не может быть устранена указанием на тот факт, что многие, иногда самые великие люди, особенно в Церкви, усилиями и терпеливой настойчивостью упорно борясь с бедностью и преодолевая всякого рода препятствия, пробивали себе дорогу к известности, начиная с низших ступеней жизни. Мы весьма охотно даем значение этому факту; но в каждом из таких явлений могут быть указаны или школы, или книги, или покровители и друзья, или особенные обстоятельства и влияния как вспомогательные средства при развитии духовного или нравственного величия. У нас, конечно, всегда наготове найдутся какое-нибудь человеческое, естественное основание или связь причин, объясняющих конечный результат.

Лютер, например, без сомнения, был сын бедных родителей и перенес очень суровую юность; однако, он посещал школы в Мансфельде, Магдебурге, Эйзевахе и Эрфуртский университет; прошел аскетическое монастырское воспитание, жил в университете, окруженный профессорами, студентами, библиотеками, и сделался против своей, так сказать, воли, в силу чрезвычайных обстоятельств и непреодолимого требования времени, реформатором.

Обыкновенно и, нужно признаться, совершенно справедливо как на разительнейший и удивительнейший пример самоучки указывают на Шекспира, который, не будучи знаком с рутиной школьного образования, сделался величайшим драматургом всех времен и стран. Но нелепое мнение, что сын варвикского крестьянина, или мясника, или перчаточника – что положительно нам неизвестно – был совсем неученый человек и одним прыжком из необразованного (чему трудно поверить) и неопытного юноши достиг высочайшей степени литературного творчества, давно уже опровергнуто компетентными судьями. Несомненно то, что Шекспир несколько лет провел в свободной латинской школе в Штатфорте, где он, по всей вероятности, выучился «несколько по-латыни и еще меньше по-гречески», чего, как ни мало было в глазах такого глубокого, классически ученого человека, как Бен Жонсон, однако было достаточно для того, чтобы познакомить его с общими понятиями о греко-римской древности. А в чем могли обнаружиться недостатки школьного образования, то Шекспир должен был вознаграждать постоянными частными занятиями и самым внимательным наблюдением над людьми и явлениями; вот почему в его драмах, за исключением незначительных недостатков хронологических, исторических и географических, встречающихся случайно, умышленно или просто по прихоти даже в лучших его произведениях, как, например, в «Перикле» и в «Сне в летнюю ночь», открываются полнота самого короткого и глубокого знакомства с человеческой природой во всех ее типах и положениях – на холодном севере и знойном юге, в 15-м столетии и во времена Цезаря, под влиянием христианства, иудейства и язычества, – и большое разнообразие исторических и других сведений, – всего этого можно было достигнуть не иначе как посредством железного прилежания, при помощи словесного или письменного изучения 18). Кроме того, Шекспир жил в Лондоне в качестве актера, директора театров и писателя в классический век Елизаветы, вращался в обществе гениальных и ученых друзей, пользовался свободным доступом в высшие слои самых образованных людей; наконец, он жил в эпоху последней, заключительной сцены высшего развития человеческого духа, – развития, которое со времени введения христианства всегда двигало человеческую мысль в области всемирной и церковной истории.

В данном случае ко Христу не может быть приложено ни одно из таких естественных объяснений. Он не может быть поставлен в ряд ни с людьми, получившими школьное образование, ни с самодеятельными самоучками, если под последними, как и следует, будем подразумевать таких лиц, которые без правильного руководства живого учителя, но с такими средствами к воспитанию, как книги, наблюдения над людьми и другими предметам и пр., посредством энергического упражнения и развития своих природных способностей достигают великой силы духа и учености, каковы, например, Шекспир, Иаков Бем, Вениамин Франклин. Все попытки приписать Христу знакомство с египетской мудростью, или с глубочайшей теорией, или со всеми другими источниками учености лишены даже и тени доказательности и ровно ничего не объясняют. Он никогда не цитировал ни одной книги, кроме Ветхого Завета. Он никогда не ссылался на всемирную историю, поэзию, риторику, математику, астрономию, иностранные языки, естественную историю или на какую-нибудь одну из всех отраслей знания – отраслей, из которых составляется человеческая ученость и литература. Он строго ограничивался религией, и из этого одного центра Он распространял свет знания на весь человеческий мир и природу. В этом отношении Он был совершенно оригинален и просто независим, – Он не был похож ни на одного из великих мужей, не исключая даже пророков и апостолов. Христос учил мир как единственное Лицо, которое ничему от него не выучилось и которому Оно ничем не было обязано. Он говорил по Божественному созерцанию как Лицо, которое не только знало истину, но и Сам был Истина, – говорил с таким авторитетом, который требовал безусловного себе подчинения, против которого нельзя было даже восставать и к которому никогда нельзя было относиться презрительно или равнодушно. «Его характер и жизнь, – сказал Юнг, – имели и, вопреки всем обстоятельствам, сохранили в себе такие элементы, в борьбе с которыми не может устоять ни одна земная сила. Они должны поэтому иметь свое истинное основание в необыкновенной божественной силе».

Как скоро за личностью Христа мы признаем божественность, то нетрудно будет видеть, что Он через Свое уничижение, незнатное рождение и бедность, плотническое занятие и глубокое подчинение законам общества возвысил истинное достоинство и славу до такой высоты, о которой раньше и не помышляли, и навсегда отверг и уничтожил тот ложный масштаб, которым измеряли достоинство людей и предметов по их внешнему виду, и по которому нравственное величие отождествляли с высоким званием, а нравственную подлость с низким положением в жизни.