Библия и литература XVII века

Библия и литература XVII века

Итак, мы с вами продолжаем наше путешествие по векам и по жанрам, в которых отражалась библейская традиция на протяжении истории.

XVII век! Это был потрясающий, грозный, чреватый многими великими и трагическими событиями, век. Это был век протопопа Аввакума, патриарха Никона, Ришелье. В России его называли «бунташным» веком — век Кромвеля, английской революции, Смутного времени в России; век, когда жил еще Шекспир (в XVII в. был написан «Гамлет»); век, когда эпоха Ренессанса уже пережила свой кризис и чувствовалось приближающееся веяние иных, трагических времен; век, когда начало бушевать барокко, с его тревожной динамикой и подвижностью. И естественно, что именно этот век сумрачного Тинторетто был очень чуток, особенно чуток к Священному Писанию, к тем его грандиозным страницам, которые подобны фрескам, которые навсегда врезались в сознание и память человечества.

Три имени я хочу вам сегодня напомнить. Среди них первое — Гуго де Гроот, голландец, который был известен как Гуго Гроциус (латинизированная форма его имени), или просто Гроций, человек, имя которого и сейчас является значимым в силу того, что он заложил основы международного права. Его книга о международном праве есть на русском языке (она издана в 1956 г.), она называется «О праве войны и мира».

Но мало кто знает, что Гуго Гроций был одним из крупнейших исследователей Библии, человеком, который в известном смысле начал новую эпоху в библеистике.

Судьба его удивительна. Этот человек, родившийся в Нидерландах в семье образованного муниципального, впоследствии университетского, деятеля, был поистине вундеркиндом. Он окончил университет уже в четырнадцать лет! Владел множеством тогдашних наук, языков и получил докторскую степень в шестнадцать лет. И в это время Гуго Гроций написал свое первое художественное произведение на библейскую тему: «Адам изгнанный». Это юношеская драма, трагедия, написанная по образцу любимых Гроцием трагедий римского философа и писателя Сенеки — философских трагедий, в которых было мало действия и много размышлений, длинных монологов. Гроций не включил в свои собрания сочинений эту юношескую поэму, однако она оказала огромное влияние на всю литературу XVII в. и на важнейших ее представителей — Йоста Вондела и Мильтона.

Гроций был в чем-то похож на Дон Кихота. Даже на портретах этот худощавый человек с остроконечной эспаньолкой напоминает нам Дон Кихота. И жизнь его была похожа на приключения странствующего рыцаря. Он становится адвокатом, когда ему нет еще и двадцати лет, и совсем юным получает огромную популярность в Нидерландах. Гроций изучает различные науки, занимается философией, богословием, филологией, юриспруденцией.

В это время в Нидерландах бушует религиозно-политическая война. Такие войны охватили тогда всю Европу, включая Россию. (Не надо думать, что раскол, старообрядчество и определенным образом связанное с ними восстание Разина и другие мятежные события XVII в. — какие то изолированные факты истории, принадлежащие только нашей стране. Нет. Тогда поколебались все основы всей христианской Европы. И религиозные войны, которые бушевали на Западе, имели свои параллели и в России.)

В Голландии быстро распространялась строгая кальвинистская доктрина. Дело в том, что когда пошатнулась старинная, исконная, выверенная, но уже ставшая несколько склеротичной, церковная католическая система, когда на ее место пришли вольные течения протестантизма, после первого глотка религиозно-церковной свободы стало быстро наступать отрезвление. Стало ясно, что человек в массе своей нуждается в церковной структуре. Разрушив старую, отказавшись от неё, необходимо было строить новую. И вот с этим замыслом и с этой практикой выступил Жан Кальвин, женевский религиозный диктатор. Те из вас, кто о нем мало знает, найдите недавно вышедшую книгу Стефана Цвейга «Совесть против насилия». Там дается, правда, несколько утрированный, омраченный, образ и без того сумрачного Кальвина.

Да, он, конечно, был диктатором. Но недостаточно сказать, что он был просто диктатором. Иначе не было бы у него стольких последователей: и до сих пор существует довольно обширная Реформатская Церковь. Все это было определено Кальвином. Взамен старой, отвергнутой церковной системы, которая была свойственна Католической Церкви, он предложил новую, достаточно жизнеспособную. Но для свободных и просвещенных людей, таких, как Гроций, эта система, оказалась тесной. И поэтому он примкнул к последователям другого голландца, Якоба Арминия.

Этот замечательный человек выступил с богословской полемикой против Кальвина, утверждая, что тот несправедливо, неверно, неадекватно истолковал апостола Павла, приняв буквально его учение о предопределении, взяв его формально, рационализировав его. И получилось, что все люди жестко запрограммированы либо на вечное совершенствование, либо на вечную гибель.

Эта мрачная, я бы сказал, доктрина была подвергнута Арминием критике. Но полемика по поводу сущности человека и его свободы переплеталась все время с политической борьбой. Втянутый в эту борьбу, Гроций оказался в тюрьме, его приговорили к пожизненному заключению. Но через три года жестокий режим в тюрьме ослабел. Гроцию стали давать книги. Его жена, необычайно энергичная дама, постоянно носила ему книги целыми корзинами (видите, какие в то варварское время были способы содержать людей в тюрьме!). И корзины часто были столь большие, что у жены Гроция возник смелый план, который она и осуществила. Однажды ее слуги вынесли из тюрьмы большую корзину якобы с прочитанными томами, но в этой корзине сидел ее муж. Таким образом, пробыв три года в тюрьме, он покинул свое узилище.

Гроций уехал во Францию, потом в Швецию — такой человек всюду был нужен, потому что он владел множеством различных полезных знаний. Он стал послом Швеции во Франции (правда, с Ришелье ему не удалось установить хороших отношений).

Тогда он написал свои замечательные научные комментарии к Ветхому Завету. Это был один из первых опытов комментария к Священному Писанию на основании истории, на основании сравнительного метода. Этот метод был применен в той же Голландии, в том же столетии, но уже в более развернутом виде известным философом-пантеистом Барухом Спинозой.

Хотя Голландия и изгнала своего сына Гроция, но мир его признал. Его трактат о международном праве вышел тогда же множеством изданий. Гроций продолжал писать и на богословские темы. Любопытно отметить, что его книга «Рассуждения против атеистов» — в защиту христианской веры — уже вскоре была переведена на русский язык и издана у нас в XVIII в.

Я не буду останавливаться на всех перипетиях судьбы Гроция. Умер он вскоре после тяжелого морского путешествия, где едва не погиб — корабль потерпел крушение. Гроций вернулся домой уже больным и вскоре умер, будучи еще сравнительно молодым.

У него был друг, единомышленник, Йост Вондел, который был младше его всего на четыре года (Гроций родился в 1583, а Вондел — в 1587 г.). Но Вондел прожил почти девяносто лет и был свидетелем бесчисленных потрясений, которые тогда терзали Европу.

Драматическая поэма Гроция впервые не только позаимствовала материал из Библии, но и связала его с народными апокрифическими мотивами. Тогда, в эпоху расцвета бурных драм и трагедий, всех волновала проблема первопричины: как началось зло, которое терзает человеческий род, где его начало? Поэтому тайна сатаны, тайна Люцифера, тайна падения прачеловека Адама была в центре внимания. В Средние века не раз на народных празднествах устраивались спектакли — сказания об Адаме и его падении. Это было и на Руси времен Алексея Михайловича, и на Западе. Этот опыт сказаний с вольной интерпретацией Библии использовал Гуго Гроций.

Должен вам сказать, что Библия не содержит рациональной теодицеи. То есть, иными словами, в Библии нет строго, логического последовательного объяснения природы и причины зла. Библия учит о том, что зло реально существует и человек должен противостоять ему, бороться с ним. Но она не рационализирует, не раскладывает по полочкам, не дает какой-то теории, оставляя человека перед тайной, навстречу которой он должен всегда, идти, набравшись смелости, веры и твердости духа. Но есть в Библии слова, как бы брошенные вскользь, что сперва дьявол согрешил. Эти слова заслуживают внимания, потому что многие люди, читая Библию, полагают, что зло пришло с человеком, что до него все было благополучно. Но оказывается, по словам апостола Иоанна, зло уже вошло в мир до человека, и когда человек повернулся в сторону зла, то есть вопреки Богу он уже имел кем-то проторенную дорогу.

И еще одно. В Библии есть образ, фигурирующий как бы на заднем плане, — это образ гигантского морского чудовища, символ хаоса, символ мятежной стихии, которая все разрушает. Это сатана (сатан по-древнегречски, что значит «противник»). Бог есть торжество света. Как говорит поэт Алексей Константинович Толстой:

Бог один есть свет без тени.

Нераздельно с Ним слита

Совокупность всех явлений,

Всех сияний полнота.

Но усильям духа злого

Вседержитель волю дал,

И свершается все снова

Спор враждующих начал

В битве смерти и рожденья

Основало Божество

Нескончаемость творенья,

Мирозданья продолженье,

Вечной жизни торжество.

Свобода предполагает возможность зла, и битва начинается до появления человека. Гроций пытается эту битву изобразить в лицах, он ее конкретизирует, можно сказать, мифологизирует. А я бы даже сказал: чрезмерно очеловечивает. Он рисует царство каких-то существ (которых он называет ангелами, духами), но это совсем не таинственные духовные существа в понимании современного человека, а это обитатели каких-то иных миров. Больше всего они похожи на инопланетян, на неких братьев по разуму. И надо так их и трактовать.

Однажды, когда я смотрел известный фильм «Star Wars» («Звездные войны») и читал этот смешной, детский роман о том, как в космосе сталкиваются светлые и темные силы, мне это очень напомнило поэмы Мильтона, Вондела и Гроция. Схватки в космосе, показанные в этом фильме, очень похожи на то, что пытались изображать эти великие писатели.

Итак, некое царство, назовем их так, обитателей иных миров, которым определено некоторое пространство во Вселенной. И вдруг они узнают, что Творец сделал царем Вселенной некоего обитателя Земли — малой планеты! Более того, Он этого обитателя хочет в конце концов размножить и предоставить ему всю Вселенную — как господину. И это вызывает ненависть, зависть, мятеж главы этих существ — Люцифера — «носителя света» (Люцифер — «светоносный»). Он восстает против Бога, происходит сражение, он терпит поражение и, пытаясь нанести победителю урон, отравляет сознание, соблазняет человека. Человек оказывается, хотя бы ненадолго, на стороне Люцифера, который объясняет ему, что если он соединится с ним и восстанет против власти Бога, они вместе будут царствовать в творении. Разумеется, это был обман, и люди не стали как боги. Гроций изображает момент нарушения запрета как помрачение ума у первых людей, Адама и Евы, — они становятся безумными! И потом, придя в себя, они понимают, что перешли какую-то мистическую линию, какую-то черту — и наступила катастрофа. Трагедия такова, что выхода нет; но, следуя Писанию, Гроций указывает на будущее спасение человечества. Человек не отвергнут.

Иначе подошел к этой теме Йост Вондел. Это человек другой судьбы. Он был очень разносторонним, как и Гроций: ученый, поэт, прозаик, драматург, — и страдал оттого, что христианский мир раздирается войнами.

Родился он в семье ремесленника, сектанта-меннонита. Его не устраивала жесткость реформатов, он искал полноты Церкви, более свободной, более многогранной церковной жизни. И уже в зрелом возрасте, когда ему было за пятьдесят, он воссоединился с Католической Церковью.

Библия была неразлучным спутником жизни и творчества Йоста Вондела. Через нее он воспринимал события своего времени. В драме «Пасха» он описывает освобождение израильтян из египетского рабства, и мы слышим в ней гимн свободе Нидерландов, которые боролись с Испанией за свою независимость. Он обращается к различным сюжетам библейской истории, к истории Иосифа Прекрасного, Давида, который взлетел на высоту славы и потом из-за неблагодарности и измены своих детей находился в изгнании и страдал.

Вондел учился уже не у Сенеки, а у греческих трагиков. В его произведениях дышит дух Эсхила и Софокла. Могучие характеры, грандиозные столкновения воль и сил! Сейчас, впервые с 40-х годов XIX в., когда были изданы по-русски небольшие фрагменты Вондела, мы имеем в переводе всю библейскую трилогию Вондела, которую он назвал «трагедией трагедии», то есть началом всей человеческой драмы. В этот небольшой томик входят «Люцифер», «Адам в изгнании» и «Ной», то есть восстание демонов (ангелов), восстание Адама и восстание исполинов. Трилогия вышла в прекрасном переводе Витковского, который сжился с русской поэзией XVIII века, блестяще овладел языком, духом и стилем той эпохи и сумел передать текст Вондела в этом ключе. В приложении впервые опубликован перевод трагедии Гроция «Адам изгнанный», о которой я вам говорил (в переводе Шичалина).

Что нового появляется у Вондела? Он видел пафос борьбы, знал могущество демагогов, знал, как они завлекают массы на ложные пути, запутывают их в сети. Таким предстает у него Люцифер. Это истинный демагог, который обольщает толпы «люциферистов» — ангелов, которые вслед за ним бездумно идут навстречу своей гибели, потому что хотят изменить мировые законы и восстают против Бога. А потом происходит битва, космическая битва. Все это начертано в эпически грозных, уже барочных тонах. Вы, может быть, помните картину художника Тинторетто «Архангел Михаил поражает Дьявола»: сумрачные тона, длинное копье, и вниз катятся темные силы. Вондел, конечно, знал эту картину. Во всяком случае, она очень созвучна ему.

И вот на сцене появляется человек… Идеальный человек! Адам и Ева — это гимн человечности, гимн любви. Единство мужа и жены даны в совершенной гармонии. И все это на фоне сказочного леса, сада эдемского, они — в единстве с природой. Появляется соблазнитель. Он пытается вовлечь в грех Адама как разумное начало, но Адам не поддается. Тогда он обращается к Еве и обещает ей знание; знание – и равенство с Богом! Ева соблазняется, поддается, несет плод Адаму, который ужасается (Вондел все это передает очень драматично). И вдруг он понимает, что она от него оторвалась, она погибнет, и он не хочет ее оставить одну. И вот они вместе совершают это нарушение, вкушают плод, и начинается внутреннее разрушение их душ. Впервые между ними возникает конфликт: они начинают обвинять друг друга! Потом небесный голос взывает к ним — это конец. Но это конец не полный. Перед тем как уйти из Эдема, Адам и Ева слышат пророчество о том, что Бог не покинет их и весь человеческий род.

Следующая драма – «Ной». Мир населен исполинами, гордыми титанами, которые бросают вызов небу. На Землю обрушивается потоп. Вондел был ученым, историком; в предисловии к драме «Ной» он подробно пишет о свидетельствах народов, древних мифов и легенд о том, что потоп действительно был. (Если вы сейчас захотите познакомиться с этим, то можете обратиться к книге нашего известного писателя и популяризатора Кондратова, который пишет на тему геологии и истории. У него есть несколько отличных книг, посвященных вопросу о потопе. Одна из них — «Великий потоп — миф или реальность?».) Но, поверьте мне, для Священного Писания этот материал имеет лишь второстепенное значение. Для Вондела он был важен: его вдохновляло, что он пишет о событиях реальных, действительных. Но нам важно совсем иное.

Сколько было в истории человечества катастроф, наводнений, извержений и других бедствий! Но Библия говорит о другом: о том, что природа имеет своим главой и царем человека. Она вышла из бездны; бездна моря — начальная стихия, согласно поэтике библейского сказания о сотворении мира. И если человек оказывается недостойным своего звания, если человек разрушает все, то разрушается и вся природа — она возвращается в исходное состояние первичного водного хаоса. Природа живая! Она реагирует на зло, воздвигаемое человеком. И это вечный и важнейший для нас урок сегодня: человек ответственен перед Богом за себя и за окружающий мир.

Но Вондел хочет показать, что восстание зла становится все меньше и меньше и последствия его смягчаются. Если восстание сатаны — это абсолютная чернота и он выбрасывается за пределы божественных замыслов, то восстание Адама получает прощение и надежду в будущем. А Ной вообще не погибает, а сохраняется и дает начало будущему человечеству.

Вот такие размышления о судьбах человечества были в Нидерландах. И в скором времени мы находим великий образец тех же размышлений над теми же сюжетами в Англии времен английской революции, низвержения Стюартов, диктатуры Кромвеля.

Джон Мильтон. Человек, родившийся уже в XVII в., 1608 году. Трагичная судьба. Интеллектуал, с юности зарывшийся в книги, до тридцати лет ничем, кроме интеллектуальной работы не занимавшийся, он оказывается втянутым в великую борьбу пуритан.

Мильтон составляет латинские тексты для международных контактов восставшей Англии. Но он убеждается, что те, кто поднял и знамя свободы, свергли и казнили короля, оказались столь же деспотичными и столь же жестокими, как и представители старой династии. Оказывается, диктаторство, насилие, зло — не только в структуре общества, но и в самой природе человека! Потом, когда началась реставрация и королевская власть вернулась, Мильтон едва избежал казни. К тому же он ослеп. Одинокий, всеми брошенный, еще достаточно молодой (ему еще не было пятидесяти), он начинает диктовать свою великую поэму «Потерянный рай». (На русский язык поэма переводилась неоднократно. Сейчас мы имеем блестящий перевод Аркадия Штейнберга, он вошел в «Библиотеку всемирной литературы».)

Сюжет все тот же. Но на этот раз мы его видим уже не в драме, а в огромном, грандиозном эпосе типа гомеровского. Образы поразительные и в то же время внушающие изумление и недоверие. Опять инопланетяне! Опять какие-то совершенно плотские существа, восставшие против Бога, которые убрались в некое царство, там они строят огромный дворец Пандемониум (то есть «собрание всех демонов»), там они замышляют свои мятежи против Неба, пока глава их, сатана, не решается нанести Богу удар через человека. И вот космическая картина: сатана, подобный черному грифу, распростер исполинские крылья и через звездные сферы несется к шару Земли. И голос Божий его провожает. Бог видит, что эта черная тень приближается к Земле. Но победы сатана не одержит. Он проходит через всевозможные космические препятствия, бури, туманы, скалы… И вдруг мы чувствуем, что этот сатана вызывает у нас симпатию! Что это мощный герой, отважный космический путешественник, который способен был преодолеть (пусть ради мести, ненависти) и преодолел гигантские пространства, вторгается на нашу планёту. Идёт по ней и достигает райских садов — великолепных джунглей, где он блуждает в унынии, в отчаянии, находит людей — и совершается опять все та же драма.

Почему сатана у Мильтона выглядит симпатичным? Потому что в процессе поэтического творчества он перестает быть сатаной. Он становится просто героем борьбы за какую-то цель. И здесь Мильтон вложил в него часть своей души — души несгибаемого борца! Пушкин восхищался в Мильтоне именно его стойкостью, его верностью принципам до конца жизни! На деле, конечно, это уже не дьявол, не сатана — это поэтический образ, отражающий душу человека, автора.

Замечательный момент в конце поэмы: когда Адам и Ева должны покинуть рай, ангел говорит им, что они найдут другой рай, они не будут жалеть об этом, покинутом. Есть рай: это любовь, это милосердие. Это будет рай внутренний. Рай внутри тебя. И он будет лучше, чем вот этот земной и внешний.

Во второй поэме, написанной вскоре, которая называется «Возвращенный рай», сатана уже полностью лишен героизации. Очевидно, сам поэт почувствовал эти невольно возникшие героические черты в своем черном герое и изобразил его иначе.

Он встречается с Иисусом Христом. Он уже богатый владелец всех соблазнов земли. Он предлагает будущему Избавителю мира пойти по пути славы, силы, удовлетворения всех желаний. Но Иисус побеждает все искушения, и сатана отступает. Отступает, потому что у него нет главного — нет величия духа. Все соблазны мира кроме величия духа!

В конце жизни Мильтон пишет драму «Самсон — борец». Всей силой своей страсти приникает он к главной библейской истине: подлинная вера есть свобода! Христос говорил: «Вы познаете истину, и истина сделает вас свободными». С самого начала, когда Моисей провозгласил народу: «Выходите из дома рабства», начинается в Библии поход из рабства: из рабства греха, из рабства зла, из рабства самых серых, цепляющихся за человека начал. Свобода! Самсон выступает в поэме как народный герой. Его образ даже глубже, чем в библейском эпосе, потому что тоньше показаны его переживания, его всевозможные искушения. Он ослеплен врагами, он приведен в цирк на посмеяние, и он стоит там, думая о том, что отступил от Бога и вот теперь он у них в руках; ему выкололи глаза, он бессилен. Но вдруг Самсон вспоминает, что у него отросли волосы, которые дают ему необычайную силу. И он двумя руками сдвигает столпы-колонны, на которых держится все здание, и обрушивает их на себя и на врагов. Он предпочитает умереть, чем оставаться в рабстве. Этот пафос свободы взят из Библии и помножен на пафос борьбы духа, происходившей в тот смутный, великий и тревожный XVII век!

Все это напоминает нам грандиозные картины, мощные фрески, все это остается в памяти. Я думаю, не случайно мы можем возвращаться к этим темам, потому что вечные проблемы — они всегда были великими проблемами. И драма Адама — это наша общая драма! Человек выбирает свой путь. Он выбирает сегодня! Адам живет в нас и мы живем в Адаме — в первом человеке, в прачеловеке, в едином и единственном человеке. И то, что происходит в истории сейчас — между народами, внутри государств, внутри обществ, городов и семей, — это все та же драма человека и драма Адама.

Бог дал нам свободу, чтобы мы выбрали настоящий путь! Он не принуждает нас выбирать путь истины, но Он его открывает нам и указывает. И все зависит, как и тогда, от решения человека. В тот момент, когда Бог призывает нас, когда истина призывает нас, когда добро призывает нас, мы должны принять это решение, должны принять здесь и теперь, пока еще не поздно. Потому что само Священное Писание говорит нам о горьких и тяжких последствиях, которые влечет за собой отвращение от истины, поворот в сторону лжи. И если раньше люди могли сомневаться в этих грозных предупреждениях, то сегодня мы с вами стали мудрей. Сегодня мы уже знаем: ничто не обходится безнаказанным в истории мира. И что ошибки отцов падают впоследствии как тяжкое бремя на детей и внуков. Мы часто задаемся вопросом: «Откуда это? Почему?» — и понимаем, что это ядовитое семя пару поколений назад было посеяно, и вот сегодня оно дало всходы.

Адам — библейский образ ответственности за все человечество, за всех людей. Великий закон солидарности людей накладывает на нас эту ответственность. Если мы будем забывать об этом, жестоки будут последствия. Так было, так и будет! Если мы будем об этом помнить, то развитие мира, развитие духа, путь истории будет выправляться. Я уверен, что это возможно! Я уверен, что еще не поздно! «Встань, спящий!» — говорит нам Священное Писание в Посланиях апостолов. «Встань, спящий, и воскресни из мертвых! И воскресит тебя Христос!»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.