Он уходил молиться

Он уходил молиться

Иисус никогда не забывал о своем опыте на Иордане. Даже во время своего интенсивного служения странствующего пророка он всегда хранил связь с Богом в тишине и одиночестве. В христианских источниках сохранилось воспоминание об одной его привычке, которая производила глубокое впечатление: Иисус периодически уходил молиться в уединенном месте[758]. Ему недостаточно молиться в специально отведенное для всех благочестивых иудеев время, он ищет встречи со своим Отцом в тишине и уединении. Этот опыт, повторяемый и всегда новый, вовсе не дополнительная обязанность к его каждодневной работе. Это встреча, которую жаждет его Сыновнее сердце, и источник, из которого ему нужно пить, чтобы насытить свое существо.

Иисус рос в народе, умеющем молиться. В Израиле не было религиозного кризиса, переживаемого в других областях Империи. Здесь не раздавалось злых насмешек над теми, кто направлял свои мольбы к Богу; никто не делал пародий на молитву[759]. Язычники молятся своим богам, но они не знают, в кого верят; на всякий случай, они воздвигают алтари всем, даже «неведомым богам»; они стараются извлечь пользу из различных божеств, произнося магические имена; они пытаются «утомить» богов своими молитвами, чтобы те исполнили их желания; если молящиеся не получают того, чего хотят, они прибегают к угрозам или перестают признавать этих богов[760].

В Израиле царит совершенно другая атмосфера. Все благочестивые иудеи начинают и заканчивают день с исповедания Бога и благословения Его имени. Об этом говорит иудейский историк Иосиф Флавий: «Дважды в день, именно при начале его и когда наступит час отхода ко сну, следует возблагодарить Господа Бога за те блага, которые Он даровал нам по освобождении из Египта»[761]. Эти утренние и вечерние молитвы были устоявшейся традицией во времена Иисуса как в Палестине, так и в иудейской диаспоре[762]. Каждый мужчина начиная с тринадцати лет чувствовал себя обязанным так молиться. Вероятно, и Иисус не прожил ни дня своей жизни без того, чтобы не помолиться утром на восходе солнца и вечером, прежде чем идти спать[763].

Как утренняя, так и вечерняя молитвы начинались с чтения Шма, являющейся не столько молитвой, сколько исповеданием веры. Интересно, что молящийся не обращается к Богу, а слушает Его: «Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь един есть; и люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всею душею твоею и всеми силами твоими. И да будут слова сии, которые Я заповедую тебе сегодня, в сердце твоем…»[764] Как воспринимает Иисус каждым утром и вечером этот настойчивый призыв любить Бога всем сердцем и всеми силами? Похоже, он глубоко запечатлен в его сердце, и в течение дня он вспоминает о Нем и при случае красноречиво Его цитирует[765].

За Шма следовала другая молитва, состоящая из восемнадцати благословений (Шмоне Эсре)[766]. Каждый день Иисус дважды повторял ее. Некоторые из благословений безусловно глубоко отзывались в его сердце. Что чувствует этот пророк, который в течение дня будет есть за одним столом с грешниками и отверженными, произнося это волнующее благословение: «Прости нас, Отец наш, ибо мы грешили; прости нас, Царь наш, ибо мы провинились; ибо милостив Ты и много прощаешь. Благословен Ты, Господь, милосердный и многопрощающий»? С каким доверием и радостью он произносит другое благословение, с самого утра призывающее его исцелять раны и лечить больных: «Лечи нас, Господь, и мы будем излечены; спасай нас, и мы будем спасены; ибо Ты слава наша. Принеси полное исцеление ранам нашим. Ибо Ты, Бог-Царь, — Исцелитель верный и милосердный. Благословен Ты, Господь, исцеляющий больных народа Своего Израиля»? Что просыпалось в его сердце, когда он дважды в день повторял слова: «Царствуй над нами Ты сам. Благословен Ты, Господь, любящий правосудие»? Что он чувствовал, взывая к Нему так: «Услышь голос наш, Господь, Бог наш! Отец милосердный, смилуйся над нами. Благословен Ты, Господь, внемлющий молитвам»?[767]

Иисусу недостаточно рутинного следования общей молитвенной практике. Порой он встает очень рано и идет в уединенное место, чтобы молиться там до рассвета; в другой раз, уже в конце дня, он прощается со всеми и, оставшись один, проводит в вечерней молитве значительную часть ночи[768]. Эта молитва Иисуса состоит не в том, чтобы произносить специально предписанные слова. Это молитва без слов; она, скорее, созерцательного характера, и ее основной смысл — близкая встреча с Богом. Вот чего ищет Иисус в тишине и одиночестве[769].

Нам мало известно о том, какое внешнее положение принимает Иисус во время молитвы. Почти всегда он молится стоя, как и каждый благочестивый иудей, демонстрируя спокойствие и доверие Богу, однако источники говорят о том, что в Гефсимании в ночь перед распятием он молится, «пав на землю», в позе поверженного, но при этом в полном подчинении Отцу[770]. Иисус открывается Отцу со всей искренностью и прозрачностью, включая и тело. Похоже, он имел обыкновение молиться «воззрев на небо»[771], что в его время встречалось не часто. Молясь, иудеи обычно устремляли свой взгляд в сторону Иерусалимского храма, где, согласно вере Израиля, обитает Шехина, или Присутствие Бога среди людей[772]. Возводя глаза к небу, Иисус устремлял свое сердце не к храмовому Богу, а к доброму Отцу всех. Любопытно, что в Мишне говорится о том, что взгляд в небо означает принятие Царства Божьего: тот, кто поднимает глаза к небу, должен настроить свое сердце на принятие требований Царства[773].

Иисус подпитывает свою повседневную жизнь этой созерцательной молитвой, уходя рано утром в пустынное место и проводя значительную часть ночи наедине со своим Отцом[774]. Судя по источникам, можно догадаться, что он и в течение дня продолжал поддерживать с Ним связь. Нам сообщается о том, что когда Иисус заметил, что наиболее образованные слои общества закрыты для вести о Царстве, а самые маленькие и невежественные принимают ее в простоте веры, то из глубины его сердца родилось радостное восхваление Отца. Иисус счастлив, что Бог столь добр к малым. И не нужно ждать ночи, чтобы воспеть Его. Прямо сейчас, находясь среди людей, он перед всеми воздаст свою хвалу Богу: «Славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл младенцам. Ей, Отче! Ибо таково было Твое благоволение»[775]. Иисус умеет благословлять Бога в любой момент дня. Он спонтанно произносит иудейскую молитву «благословения», которая не столько акт благодарности за полученное добро, сколько крик сердца, устремленный к Источнику всего прекрасного. «Благословляя», верующий иудей все направляет Богу и в своих делах уповает на Его подлинную доброту[776].

Иисус молится, исцеляя больных. Это проявляется в его жестах, когда он руками благословляет их во имя Бога, окутывая страдальцев Его милосердием. Руками Иисус благословляет немощных, дает силу и дыхание тем, кто страдает, а сердце его в этот момент восходит к Богу, позволяя Иисусу транслировать больным жизнь, которую он сам получает от Бога[777]. Такой же жест он проявляет к детям. Иногда он, «обняв их, возлагал руки на них и благословлял их». Именно дети первыми должны ощутить ласку Бога. Во время их благословения Иисус просит у Отца дать им все лучшее[778].

Молитве Иисуса присущи своеобразные черты. Его молитва проста и совершается «тайно», в ней нет позы и высокопарных слов, она не выставлена напоказ и не служит к развитию нарциссизма или самообмана. Иисус предстает перед Богом, а не перед другими людьми. Не стоит молиться на площадях на всеобщем обозрении: «Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне»[779]. В то же время его молитва спонтанна и естественна; она появляется без усилий и специальных техник, рождаясь из глубины его существа; это не что-то напускное и фальшивое, это простое и скромное выражение его переживаний. Он не молится механически, повторяя почти магические слова. Он не нагромождает форм, как это делают язычники, чтобы «утомить» богов и тем самым быть услышанными. Иисусу достаточно предстать перед Богом, подобно нуждающимся детям: «Знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду, прежде вашего прошения у Него»[780]. Его молитва — это полное доверие Богу.

Молитва Иисуса постигается лишь в свете Царства Божьего. Следуя дальше привычных для благочестивых иудеев молитв, Иисус ищет встречи с Богом, чтобы принять Его Царство и сделать его реальным для людей. Его Гефсиманские моления, безусловно, яркое и драматичное свидетельство поиска воли Божьей даже в переломный момент. В состоянии сильнейшей тоски его доверие Отцу остается непоколебимым. Его желание очевидно: пусть Бог воплотит Царство, минуя путь столь тяжких страданий. Его решение о сыновней покорности тоже понятно и окончательно: «Авва Отче! Все возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня; но не чего Я хочу, а чего Ты»[781].