Князья и их владения
Князья и их владения
Церковь стояла у подножия холма Банкер-Хилл в Чарльзтауне, одном из старейших пригородов Бостона. Подобно другим местам в городе, Чарльзтаун давно уже перестал быть районом, где явно преобладают ирландцы. Около старых деревянных трехэтажек, где десятилетиями жили семьи рабочих, стали активно селиться представители среднего класса, так что к 2004 году здесь лишь уединенные далекие улицы напоминали о былой эпохе наркоторговли.
Социальная пестрота прихода Св. Екатерины Сиенской нравилась Роуз Мэри Пайпер. Ее жизнь приближалась к концу, она была матерью четырех взрослых детей и бабушкой нескольких почти взрослых внуков. Из-за многообразия людей, посещавших мессу, этот приход сильно отличался от других, куда собирались преимущественно белые, и это трогало Роуз, потому что она чувствовала свое единство с массой верующих, не похожих на нее. Из домов, построенных в рамках государственной программы вдоль Мистик-Ривер, на воскресную мессу приходили пуэрториканцы и доминиканцы со своими испанскими сборниками гимнов и двуязычными программками, которые молились рядом с католиками ирландского происхождения или такими космополитическими жителями Бостона, как ее зять Питер Борре, живший неподалеку.
Роуз Пайпер понимала, как трудно здесь жить женщинам из Латинской Америки – такие же трудности испытывали ее предки, некогда приплывшие из Ирландии и высадившиеся на Стейтен-Айленд в Нью-Йорке. Если ты живешь, ты должен быть готов к изменениям. Когда врачи сказали, что у ее мужа развивается слабоумие, Роуз решила продать их дом в Хилтон-Хэд. На протяжении долгих лет их брака Билл Пайпер работал инженером-химиком в «Дюпоне» и потому был привязан к штату Делавэр. Роуз любила проводить с ним время в их доме в Южной Калифорнии. Но она понимала, что одна не справится с заболевшим мужем, и решила обосноваться около Бостона, где жили две ее дочери. Мэри Бет с ее склонностью бунтовать уже не ходила в церковь, но ее муж Питер посещал ту же церковь, что и Роуз.
Каждое воскресенье Роуз Мэри Пайпер опускала в корзинку для сборов чек на 10 долларов, это сделалось ее твердой привычкой. Питер клал туда свои деньги. Раньше он служил в морском флоте и привык верить в справедливость начальства. Ты приходишь в храм, молишься за тех, кого любишь, просишь прощения грехов и даешь деньги, потому что это справедливо. Пока не разразился скандал, они не задумывались о финансовой жизни церкви – о том, на что тратятся их пожертвования, какой процент от них идет на покрытие расходов храма, какая часть идет на приходскую школу и на бедных, какая – епископу и в Рим. Ты даешь деньги, а священник и епископ ими распоряжаются. Католическая церковь – святая, истинная, апостольская и достаточно богатая, чтобы помогать многим нуждающимся.
Для Питера Борре жизнь перевернулась в 2004 году, когда в Бостонской архидиоцезии началось масштабное закрытие приходских церквей. За несколько месяцев до этого события церковь договорилась о юридическом урегулировании конфликта с 552 жертвами злоупотреблений со стороны духовенства. «Кардинал Лоу прикрывал растлителей детей, – с горечью думала Роуз, – а теперь распродаются церкви!» Питер Борре, привыкший к комфортабельной жизни, также был этим возмущен и начал интересоваться тем, что же происходит в церкви с деньгами. Он мог увидеть, что многие американские католики также негодовали, думая о нечестности епископов в финансовых вопросах. В результате массы судебных процессов, связанных с тем, что епископы прикрывали педофилов, приходские церкви закрывались вопреки воле местного населения; кроме того, гласности предавались все новые и новые случаи нечестного обращения священников и мирян, работавших в церкви, с приходскими финансами. Католики почувствовали, что их предали. Расследование злоупотреблений духовенства в 2010 году показало, что в этом деле неблаговидную роль сыграл кардинал Йозеф Ратцингер задолго до того, как он сделался папой. Хотя Бенедикт XVI встретился с жертвами злоупотреблений и просил у них прощения, он с удивительным равнодушием продолжал относиться к назревшему и очевидному вопросу о структурных реформах в церкви.
Начиная с Бенедикта XV, старавшегося стать миротворцем во время Первой мировой войны, роль пап радикальным образом изменилась: они стали уже не просто духовными вождями, но борцами за мир на международной арене. После Второй мировой папы стали как бы нравственными политиками всего мира, они осуждали антисемитизм церкви прошлого и призывали к переговорам и дипломатическим мерам в решении вооруженных конфликтов, особенно – ядерной эпохи. Важный шаг в этом направлении произошел в 1958 году, когда Иоанн XXIII, который, будучи папским нунцием в Стамбуле во время войны, помогал спасать евреев, исключил выражение «вероломные иудеи» из службы Страстной пятницы. Папа приветствовал делегацию американских евреев словами из описанной в Ветхом Завете истории Иосифа в Египте: «Я – Иосиф, брат ваш»[1].
Его преемник Павел VI повторял такие слова: «Если вы хотите мира, стройте справедливость»[2]. И даже Пий XII – о котором продолжают спорить историки и еврейские деятели, поскольку во время Второй мировой войны он не выступил с осуждением Гитлера и нацизма, – в послевоенные годы стал знаменитым миротворцем. Вопросы о роли папы Пия пробудил к жизни отнюдь не только скептицизм историков. По иронии судьбы папа Иоанн Павел II призывал церковь более честно взглянуть на саму себя и говорил об «очищении памяти»[3]. Ведущий борец за права человека на политической сцене Иоанн Павел просил прощения за многие грехи церкви прошлого, в том числе – за «страдания, причиненные евреям»[4], хотя при этом не называл имен каких-либо пап.
Но в последнее свое десятилетие Иоанн Павел нанес урон своей репутации защитника прав человека, когда отказался должным образом отреагировать на скандалы, связанные с растлителями детей среди духовенства, и признать, что церковная культура пропитана сексуальными преступлениями. Бенедикт XVI сохранил верность традициям ватиканского правосудия, согласно которым не принято наказывать епископов, замешанных в сексуальных преступлениях или в их сокрытии. Отказавшись применять строгие меры и судить самых отъявленных преступников из епископов, Бенедикт тем самым продемонстрировал свою верность юридической практике Ватикана. Канцелярии Ватикана обычно одобряют финансовые решения епископов. Данная книга в основном и посвящена именно этому вопросу, как функционирует юридическая система Ватикана.
Нам надлежит рассмотреть ряд имущественных и финансовых решений, которые связывают некоторых американских епископов с чиновниками Ватикана; затем мы поговорим об отце Марсиале Масьеле, который был величайшим фандрайзером церкви, а также ее величайшим преступником. Вслед за этими историями мы внимательнее рассмотрим вопрос о том, как церковь обращается с финансами в Бостоне, Кливленде и Лос-Анджелесе, а также положение вещей в некоторых других диоцезиях, все время возвращаясь к деятельности Конгрегации по делам Духовенства – службы Ватикана, которая контролирует продажу собственности епископами. Высокопоставленный чиновник данной Конгрегации недавно помогал американским епископам создать выгодную схему продажи церквей в США. Важнейшую роль в этом сыграл кардинал Анджело Содано, который занимал пост генерального секретаря в течение четырнадцати лет при Иоанне Павле и чуть более года при Бенедикте. Кроме того, Содано был неутомимым защитником отца Масьеля. Кардинал отказывался давать интервью; тем не менее материалы, собранные ФБР в связи с деловой активностью его племянника, наряду с некоторыми другими источниками оказывают нам здесь большую помощь, так что я намерен осветить и махинации Содано. Кстати, от итальянского слова Nipote происходит термин «непотизм».
Мне очень помогла книга Джеймса Голлина «Земные сокровища» (1971), посвященная финансам Католической церкви. По подсчетам автора, от 50 до 60 процентов всех богатств церкви находятся в США, но большая их часть вложена в собственность, которую по закону нельзя продать. «Не так сложно оценить общее богатство церкви, – говорит Голлин, – но куда важнее понять, что с этим богатством происходит»[5]. Я мог убедиться в том, что здесь каждый епископ поступает по-своему.
Римско-католическая церковь, к которой принадлежит 1,2 миллиарда верующих, – это самая огромная и самая многочисленная единая организация в мире, действующая почти везде. Она также в значительной мере децентрализована, так что каждый епископ пользуется большой властью. И как бы епископ ни полагался на своих подчиненных и советников, его власть зависит от Рима. Каждый епископ подотчетен папе, действующему через чиновников Римской курии. Немногие католики ставили под вопрос природу этой монархической организации до тех пор, пока не узнали о том, как епископы скрывают сексуальные преступления от судов, когда СМИ обнажили перед всеми эту преисподнюю, окруженную нездоровой завесой молчания.
«Не перестаю удивляться тому, что в некоторых диоцезиях информация об их финансах остается малодоступной, – сказал в 2002 году газете New York Times Патрик Шилтц, декан Школы правоведения Университета Св. Фомы в Сент-Поле, штат Миннесота. – Они как родители, которые не желают посвящать малых детей в свои тайны»[6]. После этого Шилтц стал федеральным судьей. Подобные слова юриста, который занимался защитой диоцезий, обвиняемых в злоупотреблениях, показывают, что многие известные католики глубоко разочарованы делами своей церкви.
«Церковь должна открыть свои бухгалтерские книги, – сказала в интервью газете Times Эрика П. Джон, унаследовавшая деньги производящей пиво компании Miller и ставшая знаменитым филантропом. – Нам нужна прозрачность»[7]. Фонд семьи, созданный последним мужем Джон, служил солидной поддержкой для архидиоцезии Милуоки, однако в мае 2002 года она узнала, что архиепископ Ремберт Уикленд за несколько лет потратил 450 тысяч долларов США из денег церкви на своего озлобленного любовника[8]. Уикленд закрывал приходы, ссылаясь на финансовую необходимость, а в это время его адвокаты пытались замять потенциальный скандал; он также отправил 1,5 миллиона долларов в Рим, чтобы организовать кафедру социального учения церкви, носящую его имя, в Папском Грегорианском университете, а также потратил полмиллиона на открытие кафедры литургии и музыки из средств архидиоцезии, значительная часть которых была получена от семьи Джон[9]. В своих мемуарах в 2009 году Уикленд отмечает: «Я понимал, что люди в первую очередь хранят верность своему приходу, именно с ним они связывают свою католическую веру. Закрытие или слияние приходов неизбежно должно было уменьшить количество практикующих католиков»[10]. Уикленд, которому не раз приходилось прикрывать растлителей детей, пожертвовал кафедральному собору Св. Евангелиста Иоанна в Милуоки бронзовый барельеф стоимостью 100 тысяч долларов, который прославляет святого Иоанна, святую Анну и его самого.
Целибат священников, который любой папа мог бы сделать необязательным, дорого обходится церкви. С 1960-х количество людей, ушедших из священников, превышает количество тех, кто ими стали; многие священники ушли, чтобы вступить в брак, кроме того, среди них широко распространен гомосексуализм. Количество семинаристов снизилось на целых 85 процентов. В одной пятой части 17 958 приходов Америки нет священников. Папы ввели целибат в XI веке главным образом для того, чтобы священники и епископы не могли создавать династии; в тот период церковь стремилась сохранить за собой свои владения и занять достойное место в юридической системе Европы. По словам историка Джеймса Брандеджа, запрет на браки клириков «был важнейшей предпосылкой для освобождения имущества церкви от контроля со стороны мирян»[11]. Однако сегодня епископы со страшной скоростью распродают церковное имущество, чтобы расплатиться с жертвами священников, которые подлежат уголовному наказанию, но по большей части отправляются на дорогостоящее лечение в специальные центры.
В 1950-х на одного священника приходилось 650 прихожан, сегодня это число выросло до 1600[12]. Большинство священников стремятся внести в жизнь прихожан свет Евангелия. Они также занимаются поиском источников финансов для прихода, и потому нехватка священников приводит к финансовым трудностям и потерям. Пастырям приходится полагаться на мирян, многие из которых имеют семьи и нуждаются в хороших зарплатах, в отличие от священников и монахинь, исполнявших эти функции раньше.
Сведения о финансах церкви малодоступны. Лишь немногие диоцезии публикуют полные финансовые отчеты, этого не делает и Конференция католических епископов США, которая обладает вместительным зданием в Вашингтоне, где работает немало служащих. В 2002 году Конференция издала отчет, где говорится, что общий сбор пожертвований на воскресных мессах составил $5,6 миллиарда, а в приходы поступила общая сумма в $7,6 миллиарда[13]. Финансовый аналитик Джозеф Клод Харрис, автор книги «Стоимость католических приходов и школ», изучил доступные данные о воскресных пожертвованиях таких людей, как Роуз Мэри Пайпер. «Крупнейшая церковь в мире не располагает точными данными о том, сколько составляет сумма сборов в США, – констатирует Харрис. – Полная картина финансов церкви должна включать в себя все доходы и расходы. У нас есть лишь фрагментарные данные. Может быть, это не так уж сложно сосчитать? Если каждый епископ желает получить такую информацию, Конференция католических епископов США способна это сделать»[14].
Харрис исследовал данные о воскресных сборах за 2002 год, используя свежие данные о числе католических семей в США. В 2002 году, когда СМИ начали говорить о скандале в церкви, воскресные сборы, по его подсчетам, дали в сумме $6,102 миллиарда. В 2003 году, когда информации о скандале стало гораздо больше, сборы увеличились на $38 миллионов, так что общая сумма составила $6,140 миллиарда. В 2004 увеличение составило $207 миллионов, а сумма достигла $6,347 миллиарда. В 2005 году опять наблюдалось возрастание суммы на $194 миллиона, так что она составила $6,541 миллиарда. И в 2006 году (более поздними данными Харрис не располагал) произошел еще более резкий скачок – увеличение суммы на $441 миллион, так что она достигла $6,982 миллиарда[15].
Итоговое увеличение суммы воскресных сборов на $880 миллионов во время самого шумного религиозного скандала в истории Америки свидетельствует о вере католиков «в церковь» – но не в ее структуры власти. Как показал опрос USA Today, проведенный в июне 2002 года, 89 процентов католиков считают, что епископ, который покрывает педофила, должен быть смещен. Однако, если не считать бостонского кардинала Бернарда Лоу, лишь немногие из виновных в этом епископы были «понижены». Увеличение объема пожертвований (сделанных наличными или другим способом) показывает, что католики не обращают внимания на замешанных в преступлении епископов и все равно хотят поддерживать свои приходы и программы. Однако кризис со скандалами этим не разрешился.
Согласно одному исследованию, проведенному по поручению епископов, между 1950 и 2002 годами церковь потратила $353 миллиона на урегулирование отношений с жертвами, юридическую защиту, терапию для жертв и для преступников. Страховщики выплатили $218,5 миллиона, так что в целом сумма расходов составляет $571,5 миллиона[16]. В 2002 году после разоблачений в газете Boston Globe началась цепная реакция: появились многие новые жертвы, требующие возмещения. Между 2002 и 2009 годом церкви пришлось на это потратить $1,755 миллиарда. Так что в последнее время в среднем соответствующие потери (или расходы) составляют $203 миллиона за год[17].
Как эта организация справляется с такими значительными потерями?
Краткий ответ будет звучать так – с помощью распродажи собственности; более развернутый ответ – через дефицитное финансирование.
Римско-католическая церковь в Америке переживает небывалое в истории «сокращение». Религиозные инфраструктуры, строившиеся еще за сто с лишним лет до президентства Авраама Линкольна и Джона Кеннеди, со страшной скоростью ликвидируют свои активы. Сами по себе скандалы не могут объяснить, почему идет эта «национальная распродажа по сниженным ценам» (слова Питера Борре), в процессе которой епископы продают церкви.
После 1995 года епископы закрыли 1373 церкви – это более одного прихода в неделю на протяжении пятнадцати лет. Новые приходы возникают в пригородах, а многие старые анклавы иммигрантов из Ирландии, Италии и Восточной Европы превращаются в гетто[18]. Люди европейского происхождения занимают более процветающие районы, а условия жизни бедных людей из цветных ухудшаются. Заброшенные церкви теряют способность себя содержать, помещения приходских школ используются для других целей. Когда суровая нужда вынуждает епископов продавать некоторые церкви, вряд ли они должны радоваться тому, что в трудных районах, где церковь издавна помогала беднякам держаться на плаву, им будет больше не на что надеяться.
В каждой диоцезии приходы пересылают епископу от 5 до 15 процентов своих сборов, в зависимости от потока денег, стоимости поддержания прихода и способности платить. Приходы побогаче платят больше. Эти деньги представляют собой подать (она носит латинское имя cathedraticum), которую приход платит диоцезии. Здесь епископ играет роль как начальника налоговой инспекции, так и главного банкира. Диоцезия собирает эти средства, чтобы они приносили проценты; когда приходу нечем расплатиться, епископ может использовать эти проценты. Он также может возложить финансовое бремя бедных приходов на приходы богатые. Он может простить приходу долги или взимать с них проценты, пока те не расплатятся. Он может одолжить деньги приходу на какой-то проект под проценты. Он может переслать деньги в другие диоцезии или в другие страны, нуждающиеся в поддержке. Епископ также ищет деньги на крупные проекты, связанные, скажем, с разрастанием пригородов или обновлением структур.
Когда кто-то становится епископом, он – или его диоцезия – платит Ватикану определенную сумму под названием taxa. «Ее размер зависит от размера диоцезии, – объясняет Том Дойль, доминиканец, собирающийся оставить священство, работавший специалистом по каноническому праву в посольстве Ватикана в начале 1980-х. – Как я вспоминаю, когда Джо Бернардин стал кардиналом Чикаго, его taxa составляла $6000. Я подумал, что Чикаго совершил выгодную сделку».
В наши дни многие диоцезии используют рынок облигаций, чтобы произвести реконсолидацию долгов и найти деньги на строительство. «Инвесторы все чаще видят в тарелке для сборов пожертвований надежный источник наличных, – писал Джеймс Фримен в газете Wall Street Journal. – Церковные долги, которые все чаще продаются в виде ценных бумаг, представляют собой нечто вроде тихой гавани на бурном рынке кредита»[19].
Традиционно принято видеть в епископе защитника иммигрантов и бедных, многие иерархи исполняют эту роль, способствующую улучшению общества. Кардиналов называют «князьями церкви»; каждый епископ действует как глава своего княжества. При такой монархической структуре каждый епископ распоряжается деньгами по своему личному усмотрению – в зависимости от того, как он относится к внутренним фондам, собственности, капиталовложениям, социальным программам и приходской жизни. Но, что бы они ни делали с деньгами, обычно епископы ни перед кем не дают отчета о своих решениях. Изредка Ватикан снимает с поста некомпетентных епископов, но обычно иерархи действуют без контроля извне, коль скоро они не отступают от догматов. В конце 1990-х кардинал Энтони Бевилаква потратил $5 миллионов на реконструкцию дома для отдыха, принадлежащего архидиоцезии, на побережье Нью-Джерси, своей резиденции в Филадельфии и трех зданий офисов. Одновременно он закрыл пятнадцать городских приходов в бедных районах, у которых накопился дефицит в общей сумме на $1,2 миллиона. «Бевилаква потратил примерно $5 миллионов, не оповестив публику об этих расходах, а в некоторых случаях даже не известив об этом своих советников», – писал Ральф Киприано в своем расследовании в газете National Catholic Reporter.
В одном случае архидиоцезия не уведомила городские власти о реконструкции своего центрального офиса, что нарушает муниципальные законы.
Несмотря на его образ в глазах публики, в частной жизни Бевилаква держится замкнуто. Как сообщают, он живет один на каменной викторианской вилле с тридцатью комнатами, которая считается официальной резиденцией епископа… с разукрашенными внутренними стенами, латунными перилами, стульями в стиле королевы Анны, зеркалами в позолоченных рамах, изысканными розовыми и в цветочек портьерами, розовыми кушетками под парчой, гигантскими кроватями с балдахинами, латунными подсвечниками, латунными канделябрами и отполированными каменными статуями итальянских борзых[20].
Простые прихожане нисколько не участвовали в выборах кардинала Бевилаквы. Это делал Ватикан и другие епископы. И они – как узнал один мирянин в Филадельфии во время особенно яркого скандала с педофилией – не могут добиться его снятия с поста. Это может сделать только папа или прокурор. Окружной прокурор возглавил продолжительное расследование большого жюри в 2004–2005 годах, которое в итоге вынесло такое решение: законы Пенсильвании не дают оснований для судебного преследования Бевилаквы за укрывательство педофилов – за давностью срока событий. В отчете большого жюри 2005 года говорится о тяжести вины кардинала: «отягчающим обстоятельством здесь служит тот факт, что вред, который, с ведома кардинала Бевилаквы и его помощников, был причинен детям – растление, изнасилования, пожизненное чувство стыда и отчаяния, – не был следствием случайности или ошибки, если не говорить о таковых явлениях в нравственном смысле. Причинение вреда стало возможным благодаря сознательным решениям, тщательно продуманным мерам и целенаправленному бездействию»[21].
Данный текст является ознакомительным фрагментом.