XLII

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

XLII

Слишком часто, в позднейшем христианстве, «безумие Креста» – только младенчество разума. Павел этого не хочет: «Братья… будьте на злое младенцы, а по уму будьте взрослыми». – «Буду молиться духом; буду молиться и умом» (1 Кор. 14, 20, 15).

Павел не только молится, но и любит «умом». Не было, может быть, ни у кого, после Христа, такой умной любви, как у Павла.

Кажется, он чувствует и сам несоизмеримость догмата с опытом, изрекаемого слова – с «неизреченным, ?rreta, которого нельзя человеку пересказать» (II Кор. 12, 4). Молится человек в слове, – кощунствует; благословляет, – проклинает. «Сделавшись за нас проклятием, kat?ra, искупил нас (Иисус) от проклятия Закона» (Гал. 3, 13). – «Бог сделал Его за нас грехом» (II Кор. 5, 21).

«Безумствуешь ты, Павел; многая ученость доводит тебя до сумасшествия» (Д. А. 26, 24): кощунствуешь ты, Павел; многая святость доводит тебя до кощунства.

Эту несоизмеримость догмата с опытом чувствует и Тертуллиан, так же как Павел: «Распят Сын Божий, – не стыжусь, потому что надо стыдиться; умер Сын Божий, – достоверно, потому что безумно; погребенный, воскрес, – несомненно, потому что невозможно».[34]

Разум человеческий восстает на себя самого, в антиномиях, «согласных противоположностях» опыта-догмата. Мысль – тоже крест, может быть, не только для Павла, но и для самого Иисуса. «Мир для меня распят, и я – для мира» (Гал. 6, 14). Мысль для Павла распята, и он – для мысли.

Ближе к нам всех святых, и этой крестной мукой мысли Павел.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.