Самый человечный человек

Самый человечный человек

Русь знала множество властителей. Часть из них получила еще при жизни довольно звучные имена. «Грозный», «Великий», «Красный» и пр. Логично было бы увидеть какую-то связь между материальными достижениями русской нации, если уж мы говорим о ключевой роли Церкви в делах государственных, и ее (нации) достижениями духовными. Ведь если идеологическая доктрина не приводит к ощутимым победам, то вполне справедливо будет задать вопрос: «А зачем оно нам нужно?» Кто-то где-то решил, что Россия и русские должны всему миру подавать пример того, «как не надо»? Но кто и где? И если уж он так решил, то зачем этот принцип брать за основу для государственного строительства? С Иоанна III (Великого) Христианская церковь и ее люди играли весьма заметную роль в делах государственных. И это, безусловно, было на благо страны, поскольку результатом стало приращение территории, устранение внешних врагов, улучшение уровня жизни граждан, развитие торговли, ремесел, повышение международного статуса.

И тут мы никак не можем обойти одного из самых, пожалуй, заметных деятелей русской истории. Монарха, следы дел которого мы можем видеть и по сей день, а ежели это так, то каков же был масштаб начинаний, что спустя 400 лет их следы еще не стерты временем. В историографии нет, пожалуй, более спорной и неоднозначной фигуры, чем царь Московский Иоанн IV Васильевич (Грозный). Но в одном историки в целом сходятся. На Руси еще не было столь фанатично преданного христианской идее, столь верующего и богобоязненного царя. Все его действия были направлены на то, чтобы распространить христианскую веру (естественно, грекоправославную (истинную) ее версию) как можно дальше, шире и глубже. Иоанн IV обладал качествами выдающегося государственного деятеля. Он был блестяще образован для своего времени. Даже политические противники отмечали, что он имел острый ум, был одарен талантом публициста, имел феноменальную память и обладал обширными богословскими познаниями. Говорили, что его ум был «вдумчивый и немного насмешливый». Царь способствовал организации книгопечатания в Москве и строительству храма Василия Блаженного на Красной площади. Он любил ездить по монастырям, интересовался описанием жизни великих царей прошлого и святых. Иван унаследовал от бабки ценнейшую библиотеку морейских деспотов, в которую входили древние греческие рукописи. Что он с ней сделал, неизвестно: по одной версии, она погибла в одном из московских пожаров, по другой – была спрятана царем. (Ну, либо уничтожена кем-то из наследников, чтобы скрыть следы чего-то.) У нас, на Руси, вообще библиотекам не везет. Вот в 1993 году, когда палили из танковых орудий по парламенту, основной огонь был сосредоточен тоже на этаже, где находилась библиотека Верховного Совета РСФСР и архивы… Парадигма развития нации не меняется, увы! «Что было, то и будет, и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чем говорят: «смотри, вот это новое»; но это было уже в веках, бывших прежде нас» (Екклесиаст [9:10]).

Иван IV был хорошим оратором. «Любимым» его библейским персонажем был архангел Михаил, предводитель небесного воинства. Сохранился сочиненный им «Канон Ангелу Грозному Воеводе», обращенный к Михаилу Архистратигу. Здесь акцент сделан на одной его функции – функции «смертного ангела», который огненным трезубцем исторгает душу человека, затем ведет ее по двадцати мытарствам. Будучи опричным «игуменом», царь исполнял ряд монашеских обязанностей. Опричнина вообще была построена по принципу орденов рыцарей-крестоносцев. Так, в полночь все вставали на полунощницу, в четыре утра – к заутрене, в восемь начиналась обедня. Царь показывал пример благочестия: сам звонил к заутрене, пел на клиросе, усердно молился, а во время общей трапезы читал вслух Священное Писание. Богослужение занимало около 9 часов в день. Да и сам эпитет «Грозный» (вопреки устоявшейся традиции выводить его от характера царя) также имеет религиозную подоплеку. Этот эпитет связывался с идеей божественного порядка и божественной справедливости, а тем самым – и с возможностью судить и наказывать за отступление от правды. Эпитет прилагается к царю, поскольку царь уподобляется божеству, понимается как образ Бога на земле. Одновременно эпитет «грозный» связывает царя с «грозным воеводой небесных сил», носителем божьей воли – архангелом Михаилом. Архангел Михаил также именуется «Грозный Ангел».

Что ж, для царя-воителя, царя, фанатично верующего, более чем достойный пример для подражания. Есть и другие аналогии в русской литературе и фольклоре. «Достоит царю грозну быти», говорится в «Валаамской беседе», и эти слова нельзя толковать как призыв править круто и безжалостно. Эпитет «грозный» и существительное «гроза» появляются там, где речь идет о порядке в государстве, об обязанности монарха «исправляти и здержати» города и веси, «уставити» определенные правила поведения в монастырях и в миру. Поэтому в фольклоре встречаются сцены, когда Иоанн IV весел, радостен, милостив – и одновременно грозен.

В устной поэзии (например, у Кирши Данилова) эта формула дожила до эпохи Петра:

Еще будет атаман в каменной Москве,

Поклонился государю о праву руку,

Сквозь слезы он словечко едва выговорил:

«Ах ты, свет наш, надежда, благоверны царь,

А и грозен сударь, Петр Алексеевич!..»

«Грозные очи» называли Великого князя Тверского и Владимирского Дмитрия Михайловича (1299–1325), аналогичное прозвище носил и ярославский князь Василий Давидович (1321–1345).

По меньшей мере удивительно, что вопрос о канонизации царя Иоанна Грозного до сих пор (!!!) является предметом жесткой дискуссии в православном сообществе. История попыток канонизации Иоанна Васильевича полна загадок. Вообще-то по учению Православной церкви православный царь свят сам по себе, в силу совершенного над ним венчания на царство, священного миропомазания и особого служения в Христовой церкви. Отсюда идет традиция изображения православных князей на иконах как святых. О почитании Ивана IV в лике святых также свидетельствуют некоторые его древние иконографические изображения. Факт его почитания отмечает знаменитый церковный историк Е.Е. Голубинский, имя Ивана IV помещено в «Полном месяцеслове Востока» архиепископа Сергия (Спасского). Получается, царя Московского можно считать вполне официально (канонично) местночтимым святым? Так оно, судя по всему, и было, поскольку, согласно документам, незадолго до событий 1917 года в Синоде шла подготовка и к общецерковному прославлению царя Ивана Грозного. Но тут что-то сломалось… Скажете – время было такое – не до канонизации? Может быть…

НО!

Сегодня в, казалось бы, относительно благополучной стране, строимой в духе державности, по данному вопросу разгорелись нешуточные баталии. Аргументация как будто «обнулилась». Сейчас официальная Церковь и слышать ничего не хочет даже о «местном» прославлении царя. Идея встречает резкий отпор со стороны большинства церковного руководства и клириков, а также значительной части мирян. Тема нашла отклик в ряде публикаций церковных историков и богословов. Дело дошло до того, что издательским советом Русской православной церкви в 2003 году была выпущена книга «Царь Иван Васильевич: Грозный или святой? Аргументы Церкви против канонизации Ивана Грозного и Григория Распутина» (…и Григория Распутина… забавная связочка, не правда ли? Так и хочется вспомнить диалог из популярной советской кинокомедии: «Какое «житие твое», пес смердящий!» Я уже не говорю о том, что противопоставление «грозный/святой» звучит просто неграмотно с точки зрения даже не богослова, а просто культурного воцерковленного человека (см. выше). Это ж, получается, ставится под сомнение святость господнего архангела!)

Наконец, на эту тему недвусмысленно высказался в обычной своей вкрадчиво-доверительной манере св. патриарх Кирилл, еще в бытность свою митрополитом Смоленским и Калининградским. А между тем заслуги, причем безо всяких кавычек, этого царя перед христианским миром перевешивают заслуги Фридриха I Барбароссы, Андрея Венгерского, герцога Леопольда VI Австрийского, Оттона Меранского и Людовика IX (Святого), вместе взятых, и вполне заслуживают эпитета «Равноапостольный». Хотя бы потому, что никто ранее не обращал в христианство такого количества неверных людей на столь огромных территориях. По его личному указанию построено 40 церквей и 60 монастырей. По сравнению с кипучей деятельностью Иоанна Васильевича, приведшей к полному уничтожению минимум двух исламских государств (Казанского и Астраханского ханств) с последующей колонизацией Сибири экспедиционным корпусом Ермака, все многочисленные «крестовые походы» европейцев, большая часть которых закончилась «вничью», представляют собой чрезвычайно жалкое зрелище. Ничтожным инфантильным подростком в сравнении с Грозным представляется и славянский полумифический герой Влад Цепеш (Дракула), хотя бы потому, что, несмотря на всю свою самоотверженность и решительные действия зверства, оказался проигравшим в неравной битве с османами. Именно Ивану IV, царю Московскому, мы обязаны тем, что Петропавловск и Находка встречают путешественника православными крестами. Гигантское пространство Сибири и Дальнего Востока, начало христианской колонизации (слава Конкисты блекнет!) которому положил именно он, до сих пор остается недоступным для влияния каких-либо других конфессий. За то, что такой же крест не встречает путешественников в Гибралтаре, следует благодарить исключительно мощь европейской конфедерации, сумевшей свести экспансию с Востока к бессмысленному поединку равных.

А как же «царь-садист»? «Параноик на троне»? А вот как…

Различные исторические источники сообщают о том, как, например, в 1554 году «открылась ересь» московского дворянина М.С. Башкина, который, самостоятельно трактуя Новый Завет, обнаружил там следующие тезисы: любовь к ближнему, равенство людей, недопустимость рабства. Башкин отпустил своих холопов и призвал то же самое сделать других. В сфере отправления культа «русский Лютер» отвергал церковные обряды, поклонение иконам, церковное покаяние («как перестанет грех творить, так хоть у священника не покается, так не будет ему греха»), считал жития святых – «баснословием» и т. п. То есть сомнения в истинности текстов были еще тогда! Эти действия вызвали широкий резонанс. На церковном Соборе дворянин был приговорен «к вечному заточению». Сочувствовавший ему троицкий игумен Артемий и некоторые другие были сосланы (любопытно, что церковные иерархи настаивали на казни, но за еретиков заступился… «грозный царь»). Артемий бежал из ссылки и эмигрировал в Литовское государство. В это же время власти задержали некоего монаха Феодосия Косого с несколькими последователями. Косой отвергал бессмертие души, иконопочитание, институт рабства. Они также были сосланы и бежали в Литву. Один русский еретик, прозванный в Литве «вторым Лютером», свидетельствовал, что в Москве его должны были сжечь, но царь отменил смертный приговор и заменил его… ссылкой. Тогдашняя Литва – это современная Беларусь.

Одной из самых черных страниц, связанных с террором в отношении иноверцев, было взятие Полоцка. Все жители-лютеране были высланы в глубь России. Иудеи – поголовно утоплены. Католические монахи – обезглавлены. Однако, когда православное духовенство потребовало запретить лютеранам-переселенцам протестантское богослужение, царь отказал. Не очень последовательно как-то… Может, мы имеем дело с попытками «свалить» на и без того «грозного царя» чьи-то еще преступления? Обычный ход в идеологической войне. Более того, есть сведения о том, как царь наказал московского митрополита, силой заставившего одного немца принять православие. По немецким источникам, митрополит принужден был заплатить за насилие над лютеранином 60 000 рублей. Не эти ли или подобные события стали причиной раздоров царя и впоследствии канонизированных духовных лиц?

Странное дело, но большинство «свидетельств» о «перегибах» Грозного мы почерпываем из иностранных, более того, английских источников. И не просто английских источников, а источников, написанных англичанами, оказавшимися, как бы мы сейчас выразились, «персонами non grata» в Московии тех лет, т. е. провалившимися резидентами и агентами влияния. Большинство кровавых ужасов, описанных англичанами, просто не пересекаются ни с какими другими источниками. Также и миф о неутомимом «блудодействе» царя на поверку оказывается довольно гнусной выдумкой, никак не сочетающейся с личностью и убеждениями Иоанна Васильевича. Вероятно, тут имеет место тонкий английский юмор – обвинять человека именно в том, противником чего он является. А Грозный был как раз противником «блудодейства». (И авторство «Жития Петра и Февронии» вовсе не кажется в этом свете невероятным.) Мы имеем сохранившиеся источники, в частности, «венчальные чины» по всем его женам, которых было 7. Многовато, пожалуй, но на то имелись и вполне уважительные государственно-династические основания. Сам же царь относился к официальному оформлению своих связей очень щепетильно. «Дабы не творить блуд!» В знаменитой лермонтовской «Песне про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова» грозный царь олицетворяет высшую справедливость. Агитка? Может быть. Хотя с чего бы? Лермонтовскому перу в отличие от пушкинского не вменялось обязанностей, связанных с госслужбой, так что здесь имеет место отношение частного лица к мифу о грозном и справедливом царе. А это уже первый шаг к фольклорному прославлению. Пожалуй, и вправду это был уникальный российский правитель, искренне веривший в то, что он делает, и не сомневавшийся относительно способов реализации этих дел. Невероятно странно, что оценки деятельности одного из выдающихся государственных мужей России у Русской православной церкви после 1917 года и у подданных британской короны совпадают.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.