Идеология выживания

Идеология выживания

То, что произошло с нашим народом в XX веке, это огромная трагедия, результатом которой является духовная катастрофа. Дух людей не умер, но он оказался на грани исчезновения и поэтому приобрел особую форму – форму выживания. Эпиграфом к этой духовной трагедии можно взять слова игумена Никона (Воробьева): «Нам осталось только покаяние». И для многих поколений священников и мирян уже в наше время эти слова стали лейтмотивом их жизни и деятельности.

Это можно понять, если вспомнить, что в советские годы христианам запрещалось социальное служение, миссионерство, катехизация, воскресные школы, проповедь, помощь бедным и больным и так далее. Оставались только исповедь и причастие. Можно было рано утром потихонечку прийти в храм, покаяться, помолиться, причаститься – и раствориться в толпе. Проповедь запрещена, никаких обсуждений, бесед со священником, чаепитий после службы – ничего нельзя. Вот как, допустим, 7 ноября, в день Октябрьской революции, мы служили до перестройки? Нам приходила строгая инструкция от райисполкома (на самом деле из КГБ, но транслировал ее райисполком): «Чтобы у вас в 8 часов утра двери, ворота и калитка ограды были закрыты и на территории больше ничего не происходило». Мы должны были служить так, чтобы никто нас не видел и не слышал, и быстро разойтись. И приходилось исполнять: настоятель давал распоряжения клиру, часы читали в полшестого, в 6.10 начинали литургию так, чтобы в 7.15 причастились все, потом молебен быстро, и всё – закрыли. Кто-то не слушался, но общий настрой был таков.

За несколько десятилетий все привыкли жить в таких условиях, многие выросли с этим посланием: «Нам осталось только покаяние». И для старшего поколения духовенства и архиереев это до сих пор остается настоящей православной программной деятельностью. Я помню, еще в 1990-е годы, когда уже настало время религиозной свободы, мы говорили про воскресные школы, про катехизацию взрослых, а старшие священники реагировали с подозрением: «Чего это вы выдумали? Это какой-то баптизм». Кстати, справедливости ради надо сказать, что баптисты, несмотря на все запреты советской власти, продолжали заниматься христианским просвещением. Им в 1960-е годы доставалось больше, чем православным; их сажали, но они не сдавались, ходили по домам и предлагали христианскую литературу.

А уж когда кто-то из священников в 1990 —2000-е годы ходил с миссионерским словом на рок-концерты, это вообще воспринималось старшими как ужас и мракобесие. Как будто этого никогда в Церкви не было! Как будто все забыли, как, например, священномученик Вениамин, митрополит Петроградский и Гдовский, ходил на заводы, к рабочим. Большевики призывали к забастовке, организации красных дружин, а он проповедовал о том, что надо позаботиться о больных рабочих, о вдовах, которые остались без кормильцев, создать профсоюзные кассы и так далее, то есть владыка вошел в самую гущу социальной жизни и проповедовал там Христа.

Вот с этим девизом: «Нам оставлено только покаяние» – мы, священнослужители, подошли к временам религиозной свободы. Очень медленно, с большим трудом Церковь начинает ощущать, что наша прежняя идеология, идеология выживания, нас давит, тормозит, не пускает в будущее. Разумеется, речь не идет о том, чтобы забыть покаяние – основу христианской жизни, но о том, чтобы переместить акценты, убрав это «только».