Иерусалим

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Иерусалим

Общий вид Иерусалима. – Долины и горы вокруг его. – Места древних стен Иерусалимских. – Нынешнее протяжение Иерусалима. – Врата его. – Кварталы – христианский, магометанский и еврейский. – Народонаселение в древности и ныне. – Число поклонников. – Улицы и площади. – Вид домов. – Собаки и нищие. – Общие обычаи жителей Иерусалима. – Вакуфы.

Невзирая на то, что я прочел почти все, что было у нас писано о Иерусалиме, прежде чем сподобил меня Бог увидеть его, не могу не сознаться, что я представлял себе вид его совершенно иным, нежели каков он есть в действительности, а чувство, наполнившее душу вследствие этого разочарования, можно сравнить лишь с тем ощущением, которое вероятно испытывал каждый, кому случалось возвращаться в родительский дом, оставленный им еще в детских летах: все в нем кажется нам мало и бедно в сравнении с теми представлениями, которые сохранились в детской памяти. То же самое чувство испытывается и здесь. Великие события, которые совершились в Святом Граде, сильно действуют на сердце каждого христианина, и невольно воображаешь, что и место этих действий должно соответствовать им своим внешним видом и положением. Вспоминая о событиях земной жизни Спасителя, по свойственной человеку немощи, мы все более склонны мечтать о Фаворе, то есть о славе Креста, нежели помышлять о Голгофе, которая служит символом «досады Креста», напоминая о страданиях, истощании и смерти Богочеловека. Вот почему и нынешнее уничиженное состояние Святого Града производит в душе нашей скорбное чувство: невольно забывается, что «вся слава дщери Царевой внутрь ея», а вспоминаются лишь «преславная, яже глаголашася о граде Божием». Охотно вспоминается торжественный въезд в него нашего Спасителя при восторженных кликах: «осанна сыну Давидову, благословен грядый во имя Господне Царь Израилев», и забывается, что спустя лишь несколько дней тот же самый народ, будучи подущен фарисеями и книжниками, вопиял: «возьми, распни, распни Его… кровь Его на нас и на чадех наших». Невольно вспоминается слава храма первого, и как-то не верится, чтобы храм второй – храм преславного Христова Воскресения, в столице христианства, мог в чем-нибудь уступать ему, а меж тем кто не ужаснется, видя уничиженное состояние его? Забывается плачь Спасителя о древнем Иерусалиме, от которого не осталось уже камня на камне, и Его определение о судьбе настоящего, что он будет предан на попрание язычников, пока не окончатся времена язычников; как-то забывается все это, и смотрящему на позорный плен этой колыбели христианского мира, царицы чудес и матери народов, становится грустно, невыразимо грустно и кажется, что одними лишь словами плача Иеремиина можно выразить то, что чувствует сердце в эти минуты. «Что мне сказать тебе, – вопиет этот пророк, как бы созерцая перед глазами нынешний Иерусалим, – с чем сравнить тебя, дщерь Иерусалима? чему уподобить тебя и чем утешить тебя, девица, дочь Сиона? ибо страдание твое велико, как море; кто может исцелить тебя? Пророки твои пророчествовали тебе ложное и нелепое, а беззаконие твое не раскрывали. Руками всплеснут о тебе все проходящие путем, свиснут и покачают головою о дщери Иерусалима: это ли город, который называли верх красоты, веселие всей земли?» (Плачь 2, 15).

Состоя в числе членов Иерусалимской духовной миссии, я въезжал в Иерусалим 2 февраля 1858 года. Несмотря на чрезвычайную усталость, с возрастающей все более и более сердечною тревогою, приближался я к месту, где Иерусалим первый раз представляется очам пилигрима. Солнце уже почти заходило и рассыпало золотистые краски по горизонту, когда мы достигли взгорья посреди большой плоскости, совершенно обнаженной и пустой на несколько верст, вокруг обставленной горами. На одной из них, на левой руке в отдалении, показалась группа зданий среди масличных деревьев, – то была священная вершина Елеона, а здания на ней – мусульманская мечеть и арабская деревушка. Подвинувшись еще несколько вперед, внезапно увидели мы перед собою город, – это Иерусалим, город, самими мусульманами называемый Ель-Кодс (Священный).

Общий вид Иерусалима, по сказанному выше, суров и печален; дома и другие здания, как бы слитые в одну сплошную массу, своим серовато-пепельным цветом почти не отличаются от окружающих их стен и от обожженных солнцем гор. Почти совершенное отсутствие растительности внутри города лишает его главного украшения других восточных городов; лишь изредка высятся между зданиями несколько вечнозеленых кипарисов и две-три пальмы. Вокруг стен природа также мертва и печальна: до 1859 года ничто не отделяло Святой Град от прилегающей к нему пустыни[29]. Никакой шум не прорывается изнутри наружу; не видно живущих ни по горам, ни по долинам; не слышно пения птиц; ложе потока Кедрского высохло; домашние животные не имеют тут себе пастбища; и кажется, что лишь смерть и скорбь могли населять эти уединенные окрестности, и невольно приходят на память слова пророка Иеремии: «о сих горах подъемлю стон и вой и о степных пастбищах плачевную песнь. Потому что они опалены, так что никто там не ходит, и не слышно блеяния стад; от птиц небесных до скота, все разбежались, ушли» (Иер 9, 9).

Среди диких и обнаженных гор возвышается довольно высоко скалистая плоскость, прерываемая небольшими холмами, окруженная с трех сторон глубокими и узкими долинами, между скалами. На этой-то плоскости расположен Иерусалим. Долина Иосафатова весьма глубокая, служит вместо исполинского рва с востока, долина Силоамская с юга, долина Рефаим с запада, но с севера примыкает к городу скалистая равнина, постепенно возвышающаяся по мере отдаления от городских стен.

Вид Иерусалима с подъезда от Яффы

Над целым городом господствует Елеонская (Масличная) гора, которая составляет бок долины Иосафатовой; далее на юг гора Соблазна и гора Злого Совещания возносят свои вершины; с запада и севера, за небольшой равниной, возвышается гора Гигонская. Таким образом, положение нынешнего Иерусалима совершенно соответствует древнему, ибо точно так же и теперь можно воскликнуть с Давидом: горы окрест Иерусалима и Господь окрест людей своих. Разница в расположении древнего Иерусалима от нынешнего заключается в том, что прежде гора Сион к югу вся входила внутрь города, а теперь большая часть ее находится вне оного. Говорят, что султан Солейман (при котором построены нынешние городские стены, около 1534 года) приказал опоясать и эту гору стенами и что архитектор за нарушение этого приказания был казнен смертью. От замка Давидова на западе и до Судных врат к северу древняя стена[30] шла ломаною линиею, минуя Голгофскую скалу, ибо эта скала и все то место, на котором ныне стоит храм Воскресения и окружающие его здания, то есть весь северо-восточный угол города (нынешний Христианский квартал), был включен в обвод городских стен впервые, при возобновлении Иерусалима под именем Елии римским кесарем Адрианом. Сверх того, по свидетельству еврейского историка Иосифа Флавия, прежние стены заключали в себе, начиная от Дамасских врат, всю северную площадь до королевских гробов, называвшуюся Везефою. Эта топография, которой следы еще уцелели отчасти доселе, исследована в новейшее время и означена подробно в сочинении с планом одного немецкого ученого доктора Шульца; она оказалась совершенно согласною с нашими преданиями о Святых местах и свидетельством Св. Писания, из коих видно, что Иисус «вне врат пострадати изволил» (Евр 13, 12). Нынешний Иерусалим имеет протяжение в длину от востока на запад, не более четверти мили, а в ширину, с севера на восток, не более 1600 шагов. Он раскинут на трех холмах, или возвышенностях: Сион, самая высокая из них, на юге, – на ней расположен верхний город; Акра на севере, где нижний город, а между ними Мориа или гора Храма (Соломонова) на востоке. К этим трем возвышениям надобно присоединить Голгофу, которая, по вышесказанному, вошла внутрь городских стен впоследствии. Возвышения эти незначительны; раздолы между ними или умышленно были засыпаны, как между Сионом и Мориею, или время, при помощи развалин, уменьшило их глубину: однако несмотря на сие в городе можно считать две долины: одну под Акрой, а другую под Мориею. Нынешние стены содержатся довольно хорошо: своею огромностью и видом, при первом взгляде на Иерусалим, они обращают внимание и тотчас переносят воображение к нашим древним Кремлям. Обвод этих стен весьма неправильный, ибо кроме одной стены, восточной (со стороны Иосафатовой долины), тянущейся в прямой линии, все прочие составляют ломаные линии, образуя кривизны и углы. Однакож, невзирая на это, можно принимать всю окружность города за четвероугольник, несколько суженный на западе (900 шагов); северная сторона его самая длинная: она занимает 1435 шагов, восточная 1005, южная 1290. В час или полтора легко можно обойти вокруг города. Стены сложены из тесаного камня, верх их увенчан зубцами и стрельницами, а четвероугольные башни и полубашни, которых всех насчитывают до 66, возносятся высоко над этою каменною массою; городских ворот только четверо и две калитки.

С запада, при самом замке Давида, находятся под огромной башней врата, называемые посему Давидовыми, Вифлеемскими или Яффскими, ибо через них идет дорога в Вифлеем и Яффу. Над этими вратами видна на мраморе арабская подпись выпуклыми литерами, которая, по переводу знающих арабский язык, означает: «Величайший царь, могущественнейший князь, владыка народов греческих, арабских и персидских, султан Сулейман, султана Селима сын (да защитит и сохранит Бог его царство), повелел 1-го… 1536 года воздвигнуть сии стены. Да будет мир их основателю». Но несмотря на эту надпись известно, что Сулейман не опоясал тогда вновь стенами город, а лишь приказал поправить древние, и только там воздвигнуть новые, где прежние вовсе были разрушены. На этой западной стороне находятся только одни эти Яффские врата, которые также называются вратами поклонническими, ибо ими издревле исключительно входили в город вновь прибывающие в него поклонники. Идя к северу, встречаем врата Дамасские, самые красивые: две больших башни соединены смело перекинутым сводом и на нем разные арабески и надпись: «год 1553, врата глубины», – может быть потому, что проход довольно глубоко тянется под сводом. Во времена еврейские называли их вратами Ефраимскими; чрез них-то возвращался с поля в город Симон Киринейский, когда позвали его нести крест за Спасителем. На той же северной стороне, по правую руку Дамасских врат, видны древние врата Иродовы, или Зари, но они закладены наглухо.

На востоке, против Елеонской горы, находятся врата Гефсиманские, врата Марии, потому что ведут к Гробу Матери Божией, к Гефсиманской пещере. Они также называются вратами Св. Стефана, ибо за ними находится место, на котором святой мученик был побит камнями. Во времена еврейские их называли вратами Вениаминовыми и Овчими. В той же самой линии видны совершенно заложенные извне, так называемые, Златые врата. Они делились на две части аркою, которая видна доселе и украшена разною резьбою. Через эти врата, как известно, торжественно въезжал в Иерусалим Спаситель, «грядый на вольную страсть», при кликах «Осанна сыну Давидову, благословен грядый во имя Господне». Мусульмане замуровали эту стену вследствие существующего у них предания, что через эти врата должен вступить в Иерусалим какой-то царь франков (общее имя всех европейцев).

Северо-восточный угол стены, от Златых врат до поворота ее, обращает особенное внимание огромностью камней, из которых сложена нижняя часть этой стены; тут виден довольно глубокий ров, высеченный в натуральной скале.

С южной стороны, недалеко от поворота за угол, находятся следы других древних врат, называвшихся вратами Гнойными, потому что в них выбрасывали сор и нечистоты со двора Соломонова храма. Это те самые врата, через которые Господа нашего Иисуса Христа, взятого в саду Гефсиманском, вели к первосвященнику Анне. Теперь они заложены, оставлена только небольшая калитка, ведущая в ограду Омаровой мечети. Называются теперь в переводе с арабского «вратами Мавров» (Варварийцев); и наконец на той же южной стороне находятся врата Сионские, ибо стоят на горе Сион; по-арабски же называются баб-ель-неби-Дауд (пророка Давида), ибо находятся против мечети сего имени.

Из других врат, упоминаемых в истории древнего Иерусалима, уцелели лишь двое. Врата Судные (не вдали от Голгофы к северу), которыми прерывается так называемый Страстной путь, по коему вели Спасителя на Голгофу. От Судных врат, в направлении от севера к югу, идет крытая улица, по которой видны довольно приметно следы (целые колонны) того, что прежде в этом направлении шла древняя городская стена; вторые уцелевшие ворота сей стены, железные, находятся почти на одной линии с первыми, на южной стороне обширного пустыря, часть коего занимает греческий монастырь Св. Иоанна Предтечи, – между им и домом евангелиста Марка (сирийский монастырь). Железные врата упоминаются в Деяниях апостольских в главе двенадцатой, в которой повествуется о заключении в темницу святого апостола Петра, и о чудесном изведении его из оной Ангелом. Темницу эту показывают на северной стороне упомянутого пустыря в подземелье красивых развалин здания, принадлежавшего Тамплиерам (рыцарям храма), недалеко от храма Воскресения. Вот слова апостола: «Прошедша первую стражу и вторую, приидоста ко вратом железным, вводящим во град, яже о себе отверзошася им», – и в последующих стихах: «смотрев же прииде в дом Марии матери Иоанна, нарицаемого Марка, идеже бяху мнози собрани и молящеся». Из относительного положения между собою места, занимаемого бывшей темницей, и домом евангелиста Марка и из буквального смысла апостольского сказания становится ясно, что древние стены Иерусалима следовали другому направлению, обозначаемому взаимным положением Судных и Железных врат. А новые изыскания, особенно ученого доктора Шульца, подтверждают это предположение, разрешив окончательно вопрос: почему Голгофа и Гроб Господень находятся ныне внутри стен, тогда как известно, что Иисус «вне врат пострадати изволил» (Евр 13, 12). Это учинено при построении второй стены во время возобновления Иерусалима под именем Елии Капитолины римским кесарем Адрианом.

Городские ворота в Иерусалиме при захождении солнца (чем оканчивается счет часов восточного дня) запираются на всю ночь, отворяясь с начала дня, которое определяется восхождением солнца. В пятницу же городские врата отпираются лишь после полудня, ибо в это время мусульманские власти города по случаю своего праздника бывают на молитве в мечетях. Побуждением к затворению в это время ворот служит между прочим чьё-то предсказание, что в это время христиане покусятся овладеть Ель-Кодсом (Святым Городом), так как и сами мусульмане овладевали христианскими городами преимущественно во время церковных праздников, когда христиане были в храмах на молитве.

Золотые ворота Иерусалима

Нынешний Иерусалим делится на четыре квартала – Гарет (Hareth). Первый квартал – Христианский около церкви Гроба Господня, или квартал франков, подобные которому находятся во всех восточных городах; второй квартал – Армянский на горе Сион; третий – Еврейский, на склонах горы Сион к горе Мории; наконец, четвертый квартал Мусульманский, обширнейший всех, который заключает в себе горы Морию, Акру и всю северо-восточную часть города.

О народонаселении жителей древнего Иерусалима трудно сказать что-либо утвердительное. По историку Иосифу, оно во времена Александра Великого простиралось до 150 000. Цифра эта, кажется, в последствии еще увеличилась. Однако все-таки, принимая даже в соображение следы самых отдаленных стен (на севере – до Королевских гробов, а на юге – окраину Сиона), нельзя сравнивать Иерусалим с большими столицами нынешнего света, ибо столица Давидова никогда не была столицею большого народа. Она вмещала по временам в стенах своих значительное число людей, но это было лишь временное скопление, преимущественно по случаю еврейского праздника Пасхи. Только этим обстоятельством можно объяснить себе огромную людность Иерусалима, о которой упоминают историки. Страдания Христа Спасителя нашего также совпали с праздником Пасхи, и через 38 лет в ту же самую пору случилось взятие Иерусалима Титом. Притом для объяснения, откуда стеклось такое большое число людей во время этой осады, можно заметить, что пред наступающими легионами римскими весь народ теснился в столицу, чая найти себе здесь безопасность. А потому-то и собралось тогда в Иерусалиме, по сказанию римского историка Тацита, 600 000, как будто Господь Бог нарочно созвал сюда Богоубийственный народ для исполнения на нем взывающих об отмщении на небо слов: «кровь Его на нас и на чадех наших» (Мф 27, 25).

Теперь народонаселение Иерусалима не более 20 000 человек. По статистическим данным евреев должно быть до 8000; мусульман до 7000, не включая в то число гарнизона, который простирается до 1000 человек. Христиан до 5000. Между ними считают православных 2500, латин – 1000, армян до 400, коптов 100, сирийцев около 50, абиссинцев столько же, протестантов до 100 и наконец несколько человек греко-униатов, число которых (как совращенных лестью и обманом), благодарение Богу, не прибывает, а уменьшается. Как в древности, так и теперь людность Иерусалима увеличивается в известное время, а время это, как прежде, так и теперь, есть праздник Пасхи, только не еврейской, а христианской. Число прибывающих тогда поклонников всех вероисповеданий бывает неравно и простирается вообще от 3000 до 10 000 человек, изменяясь смотря по политическим и другим благоприятным или неблагоприятным обстоятельствам.

В 1858 и 1859 году, во время моего пребывания в Иерусалиме, после заключения мира, окончившего войну России с Турцией и ее европейскими союзниками, число поклонников доходило до 10 000; в том числе наших русских было около 800 человек: 500 женского и 300 мужского пола, – тогда как прежде число их и в благоприятные годы не превышало 400 человек; такому быстрому увеличению способствовало, кроме заключения мира после войны, прервавшей на несколько лет возможность посещения Святых мест, отправление в Иерусалим Духовной миссии в увеличенном составе, а главное – облегчение сообщения учреждением Общества русской торговли и пароходства. – Все разнородное народонаселение живет в вышепоказанных кварталах, которые однако не имеют ясного разграничения, равно как нет и закона, который бы запрещал жить в той либо другой стороне города.

Улицы в Иерусалиме узки, неровны[31], некоторые – крытые и потому темные (исключение составляет лишь часть крытой улицы, идущей от Греческой Патриархии к храму Гроба Господня, которая по ночам освещается в нескольких местах висячими фонарями), всегда почти грязные и, исключая нескольких главных, по большой части пустые. Как во всех восточных городах, они не имеют надписей, но названия их сохраняются лишь по преданию между жителями, и то по-арабски, и заимствуют оное от своего положения или какого-либо примыкающего к ним здания. Так, «Тарик баб-ель-Амуд», улица колонны, ведущая от Дамасских ворот почти через весь город с севера на юг; «Сук-ель-Кебир», улица большого базара, идет в направлении от запада на восток; «Тарик-ель-Аллам» – улица или дорога скорби, «Страстной путь», начинается у Гефсиманских ворот, проходит мимо претории Пилата и австрийской странноприимницы и оканчивается у Судных врат; «улица Патриаршая», которая, начинаясь от угла бывшего патриаршего дома, идет в направлении от севера на юг, до улицы большого базара; часть ее, в которой соединяются здания, покрыта сводом; ею же проходят из монастыря греческого и латинского на площадку Гроба Господня. Это самая людная улица в период поклоннический; ибо на ней преимущественно сосредоточивается в это время городская торговля как привозными товарами, так и местными произведениями. В ней кроме лавок находится наиболее известная в Иерусалиме немецкая гостиница с общим столом, в которой останавливаются европейские путешественники; тут же недалеко городская, так называемая Патриаршая баня, далее греческий монастырь Св. Иоанна Предтечи, почти незаметный со входа.

Площадей в городе мало (самая большая против дома Давидова, на границе Армянского квартала с Христианским), но зато немало развалин, особенно в Мусульманском квартале. Исключая торговых мест, или базаров, в городе незаметно того движения, которое придает другим местам торговля и промыслы: этому отчасти причиною и различие народонаселения по вероисповеданиям. В Иерусалиме только четыре рабочих дня, общие для всех жителей, ибо пятница, суббота и воскресенье уважаются как дни праздничные: пятница – мусульманами, суббота – евреями, а воскресенье – христианами. В пятницу до полудня все городские ворота бывают заперты, как выше упомянуто, из опасения, что, по преданию мусульман, во время их молитвы в мечетях христиане будут покушаться овладеть внезапно святым городом. Это предание имеет, очевидно, связь с тем, по которому заложены Златые врата, ибо чрез них должен некогда вступить во Святой Град один из европейских царей, а по другим царь северных народов.

Дома каменные, низкие, квадратные, часто без дверей и окон на улицу, а если где и есть окна, то небольшие, заслоненные толстыми деревянными или железными решетками; с виду дома более похожи на тюрьмы, нежели на обыкновенные жилые здания. Почти все без исключения имеют, вместо кровлей, террасы, хотя и не совершенно плоские, как в Сирии, ибо из средины каждой террасы выступает небольшой вышины сферический купол, который, будучи выбелен, представляет вид опрокинутой чашки. Смотрящему на Святой Город откуда-нибудь с высоты вид Иерусалима по причине этих куполов кажется совершенно отличным от других восточных городов. Эти воздушные террасы не прихоть, а составляют существенную необходимость здешней жизни по причине знойного климата: мусульмане отправляют на них свои молитвы, жиды – праздники, европейцы прогуливаются и наслаждаются вечерней прохладой, а местные жители спят на них в знойную пору года.

Мостовой в Иерусалиме нет почти нигде[32]; там же, где она пришлась случайно, она так скользка, что лошадь должна ступать с большою осторожностью, тем более, что все улицы идут или на гору, или под гору. Группы собак, не знающие хозяев, так же как и во всех восточных городах, бродят и здесь по улицам. Они строго держатся своих городских кварталов и редко переходят из одного в другой; единственная польза, доставляемая ими, состоит в том, что они помогают поддержанию в городе кой-какой чистоты, ибо пожирают с жадностью все выбрасываемое на улицу. Без них, очевидно, царствовала бы еще большая неопрятность. Днем они обычно лежат на солнце по сторонам или в углах домов; зато ночью караулят свои кварталы и улицы, и встреча с ними тогда не очень приятна, особенно если кто отважится выйти без фонаря, что как везде, так и здесь запрещено, ибо как здесь, так и везде в турецких городах улицы не освещены. Однако и несмотря на фонари собаки нередко и смело нападают на прохожих, словно происходят в прямой линии от тех псов, которые на поле Изреельском съели тело Иезавели.

Излишне было бы говорить, что в народонаселении столь разнородном, как иерусалимское, нельзя усмотреть ничего однообразного, что все смотрят в нынешнем Иерусалиме чужеземцами, пришельцами. Турок, араб, грек, армянин, копт, абиссинец, жид, бедуин, европеец, – не перечтешь всех. Впечатление поистине удивительное и единственное на свете! Везде бродит немалое число нищих, а особенно на площади храма Святого Гроба и на ближних к нему улицах, рассчитывая преимущественно на русскую тороватость. Многие из них выучили по нескольку слов, особенно «здравствуй, матушка», с которым обращаются безразлично к проходящим русским обоего пола богомольцам. Нигде не видно пышности: ни в домах, ни в одеждах, ни в мебели; даже базар несравненно хуже, чем в других городах.

Однако же, несмотря на видимое различие, обычаи всех этих народностей разного происхождения и вероисповедания, соединенных в нынешнем Иерусалиме, суть обычаи восточные: то же самое разделение дня и счет часов от восхода солнца, обычай полуденного кейфа, отдельность женщин, которой держатся и туземцы христианской веры. У женщин обычай сурьмить брови и ресницы господствует и здесь. Обычай этот может служить указанием, как неизменны вообще обычаи восточные; он существовал здесь за 3000 лет до нашего времени, ибо в IV книге Царств читаем, что когда приехал в Иерусалим Ииуй, Иезавель, услышавши о въезде его, покрасила очи. Не так же ли и ныне дщери Иерусалима сокровенно смотрят с своих террас на торжественный въезд и иные церемонии, для чего в верхних стенках, ограждающих домовые террасы, устроен ряд круглых глиняных трубок, сквозь которые находящиеся на крыше женщины могут видеть, что происходит снаружи на улицах, не быв видимы сами.

Все эти различные племена, составляющие население Иерусалима, живут в нем, приспособляясь к обычаям восточным, но живут скрытно, раздельно, в непримиримой ненависти и подозрении друг к другу. Если поддерживается какой-либо внешний порядок, то единственно при помощи страха. Да и трудно было бы придумать какой-нибудь другой узел, иную связь для народонаселения, большую часть которого действительно можно считать за кочующих. Мало кто проживает долго в Иерусалиме, кроме евреев. Житель Европы, поклонившись Святым местам нашего искупления, с сердцем преисполненным скорбью, если не горечью, от всего виденного здесь, возвращается, обычно по кратком пребывании, в Европу. Турок, высланный для того, чтобы охранять спокойствие в этом центре беспокойства, порождаемого взаимною интригою и завистью, чувствует себя в положении не сына, а любодейчища в отечестве истинных сынов дщери Сиона и с радостью, при первой возможности, спешит возвратиться в чародейский Стамбул. Араб, разбивая шатер в Ель-Кодсе (Святом Городе), почтивши кажущееся могущество своего пророка в величественной мечети Омара и брося взгляд фанатического презрения на гяуров и жидов, возвращается в пустыню, где свободнее дышит его грудь. Купец грек или армянин не находит здесь ни барыша, ни приманки, какую имеет для него весь остальной восток. Одним словом – Иерусалим почти не имеет постоянных жителей, – он имеет только пришельцев. Христианам же в особенности все напоминает в нем, что и сам он есть только прообраз Иерусалима небесного, по сказанному в Писании: «не имамы зде пребывающого града, но грядущего взыскуем».

В другом месте мы рассмотрим подробно условия временной жизни в нынешнем Иерусалиме, а теперь обратимся к обозрению его. А как Иерусалим для всех своих жителей, несмотря на различие вероисповеданий, есть город святой, то и все замечательные в нем места составляют принадлежность духовных учреждений того или другого вероисповедания, и самая поземельная собственность разделена в нем на вакуфы, составляя большею частью принадлежность храмов и мечетей. Так Вакуф-ель-Гарам, – поземельная собственность, принадлежащая великой мечети (Омаровой); Вакуф-Руми – собственность монастыря православного (Греческой Патриархии); Вакуф-Франджи – монастыря латинского; Вакуф-ель-Такиджег – собственность госпиталя Св. Елены. Другие поземельные участки составляют имущество вечное – Мулк-мокуфы, что значит собственность мертвой руки (наше выморочное), – которое по прекращении фамилии владельцев в мужской линии должно обращаться в вакуфы. Собственности же частной (мулк) весьма мало, и то она не личная, а собирательная и даже принадлежащая не одному семейству, а чаще нескольким в совокупности. Такое распределение городских имуществ в соединении с исключительным значением Иерусалима, как города святого, побуждает нас разделить обозрение заключающихся в нем мест по их принадлежности тому или другому вероисповеданию. Общая христианская святыня – храм Гроба Господня – нами уже рассмотрена. Перейдем к подробному обозрению частных владений каждого вероисповедания, начиная с здания Греческой Патриархии.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.