Н. Н. Лисовой Заместитель председателя императорского православного палестинского общества Д. Д. Смышляев: от Перми до Иерусалима почетный гражданин перми

Н. Н. Лисовой

Заместитель председателя императорского православного палестинского общества Д. Д. Смышляев: от Перми до Иерусалима почетный гражданин перми

XIX век был для Российской Империи временем расцвета во всех областях – в культуре, духовности, экономике, развитии общественных институтов. С эпохой реформ, в середине столетия, на арену истории выходят новые социальные силы, которым суждено определять основные тенденции русской жизни во второй половине XIX – начале XX в. Умно и властно в экономическую, а затем и культурную жизнь страны вторгается русское купечество – люди торгового, финансового и промышленного капитала, дети и внуки вчерашних крепостных. Чуждые тонкостей и предрассудков предшествующего дворянского периода, гордые своим нарочитым «мужицким» демократизмом, нерастраченной энергией, природной силой и смекалкой, молодые хозяева старой земли – Путиловы, Прохоровы, Морозовы, Рябушинские – становятся основателями промышленных групп и торговых династий, зачинателями и созидателями новой, капиталистической России.

В отличие от современных «мегаполисных» тенденций русская экономическая и культурная жизнь в те годы не замыкалась в столичных регионах, но одинаково бурно развивалась во многих древних и новых городах. Пермь не была в этом смысле исключением.

Сохранившая в самом имени название древнего финского племени, «Биармия» викингских саг, место подвигов Стефана Пермского, первопроходческий плацдарм Строгановых и Ермака – Пермь и в середине XIX столетия оставалась форпостом русской цивилизации в Приуралье, «первым городом по внешнему благоустройству, оживлению и числу коммерческих предприятий»[86]. По переписи 1897 г. здесь имелось 45 тыс. жителей, девятнадцать православных церквей, женский монастырь, лютеранская кирка, католический костел, две синагоги. В городе было семь средних учебных заведений: классическая мужская и две женских гимназии, реальное и горнозаводское училища, духовная семинария и женская «епархиалка». А сверх того, училища железнодорожное и техническое, торговая школа, театр, городская публичная библиотека, научно-промышленный музей, отделение Императорского Русского технического общества и еще десятки просветительных, благотворительных и спортивных обществ и учреждений. Все это возникало, реформировалось, развивалось и процветало благодаря, в первую очередь, местным купцам-меценатам, организаторам и владельцам заводов и фабрик: судостроительных, механических, кожевенных и др. Уникальными для России были фосфорный завод братьев Тупицыных, Механический (машино-судостроительный и литейный) завод Любимова и знаменитый Пермский пушечный завод.

Представителем, хотя, может быть, и не вполне типичным, этого нового, набирающего силу класса был потомственный купец по рождению, ученый и меценат по призванию, почетный гражданин города Перми Дмитрий Дмитриевич Смышляев.

Его дед, Емельян Меркурьевич Смышляев (†1799), купец третьей гильдии, происходил из Соликамска, где владел кожевенным и мыловаренным заводами. Отец, Дмитрий Емельянович Смышляев (1789–1857), записавшись в 1813 г. в пермское купечество, занялся торговлей галантерейными товарами, потом открыл завод церковных свеч и канатную фабрику, в 1828 г. выбился в первую гильдию. Дважды, в 1823–1826 и в 1841–1843 гг., занимал почетный и ответственный пост пермского городского головы. Человек широкой верующей души, друживший в молодости с опальным, сосланным в Пермь М. М. Сперанским, Д. Е. Смышляев вошел в историю как благотворитель и меценат, строитель Всехсвятского храма и воинских казарм, инициатор создания кирпичных заводов, участник восстановления города после пожара 1842 г. «Свечной проект», предложенный Смышляевым Св. Синоду, получил всероссийское признание, сделав производство и продажу восковых церковных свечей одной из главных статей дохода духовного ведомства[87].

В 1824 г. он женился (вторым браком) на Аграфене Ивановне Кузнецовой (1805–1853), дочери барнаульского священника. 22 февраля 1828 г. в их семье родился сын, названный по отцу Димитрием. Точная дата рождения (в литературе встречаются и другие данные) была записана рукой отца на полях старинного Евангелия, сохранившегося в семейной библиотеке.

Начальное обучение Д. Д. Смышляев прошел в отчем доме, где с раннего детства пристрастился к чтению. Затем учился в Пермской мужской классической гимназии, которую окончил в 1844 г. На этом, собственно, и закончилось его образование. Знания, полученные в гимназии, а, главное, любознательность и неустанное самообразование помогли Смышляеву стать разносторонне образованным человеком, с хорошим знанием иностранных языков, обширными сведениями в науке и технике, глубоким интересом к мировой и отечественной истории и культуре.

По окончании гимназии Дмитрий Дмитриевич занимался торговыми делами семьи, по которым бывал в Петербурге, Одессе, Таганроге. В 1851 г. отпросился в первое путешествие за границу – на Всемирную выставку в Лондон. Поездка длилась восемь месяцев. В компании с известным московским экономистом, непременным секретарем Императорского Общества сельского хозяйства Степаном Алексеевичем Масловым молодой негоциант посетил Германию, Францию, Шотландию, Афины, Константинополь, что имело, по собственному признанию Смышляева, решающее значение для его духовного созревания.

В 1856 г. он женился на дочери советника Пермской казенной палаты Марии Петровне Васильевой. Но купцом или промышленником Дмитрий Дмитриевич так и не стал. После смерти отца (в 1857 г.) он ликвидировал свои торговые дела, к которым не чувствовал призвания, и целиком посвятил себя научной и общественной деятельности – организации публичных лекций, воскресных школ, основанию женской гимназии. Научные и издательские интересы его были связаны в основном с уральским краеведением. Результатом углубленных занятий стал основанный им «Пермский сборник» (в 1859–1860 гг. в Москве вышли, один за другим, два выпуска этого издания)[88]. В 1860 г. он купил в Перми и уступил потом Императорскому Эрмитажу найденную в восемнадцати верстах от Чердыни археологическую редкость – замечательную серебряную чашу времен византийского императора Анастасия (491–518) с экзотическими изображениями тигров, крокодилов и морских птиц[89].

В октябре 1864 г. в Берлине после долгой болезни скончалась жена Смышляева, оба их сына умерли еще во младенчестве. Под впечатлением семейных утрат в декабре 1864 г. Дмитрий Дмитриевич отправляется в паломничество на Восток. В течение зимы и весны он посетил Синай и Палестину. Вскоре, в 1866–1867 гг., в приложении к петербургской газете «Биржевые ведомости» начали печататься его путевые очерки, имевшие успех у читателей и привлекшие внимание такого знатока русской палестиноведческой литературы, как В. Н. Хитрово[90].

Смышляев вновь полностью уходит в научные занятия. В течение ряда лет (1866–1869) жизнь его строилась следующим образом: зимы он проводил в Петербурге, за усердной работой в Академии наук и Публичной библиотеке (он работал над первым подробным библиографическим указателем литературы о Пермском крае)[91], лето – на родине, в Перми. В 1870 г. он принимал участие в исследованиях по проекту Пермско-Уральской железной дороги[92].

В том же году, когда в Пермской губернии вводилось земское самоуправление, Смышляев был избран в уездные (он владел землей в Ирбитском уезде), а затем и в губернские гласные от своего уезда. На губернском собрании в июле 1870 г. его избрали первым председателем Губернской Земской Управы.

На этом посту (потом Дмитрий Дмитриевич был избираем председателем еще на два трехлетия) полностью проявились его организаторский талант и общественное призвание. Как писал очевидец, «приходилось все созидать, за все бороться. Но Дмитрий Дмитриевич сумел сразу придать широкую постановку деятельности земства. В разработке этих вопросов ясно сказалась его основательная и литературная подготовка»[93]. Достаточно назвать составленный им проект устройства в Перми земской учительской семинарии, одобренной лучшими педагогами того времени, проект организации санитарной службы в губернии, глубокий и основательный доклад «О состоянии сельского хозяйства в Пермской губернии и о мерах к его улучшению». По почину Смышляева была реорганизована губернская Александровская больница, проведены статистические исследования края, создан местный литературный орган – «Сборник Пермского Земства».

Человек кристальной честности и принципиальности, Смышляев резко оборвал свою земскую деятельность из-за сложностей и неприятностей, возникших по делу строительства железной дороги. Как свидетельствовал один из современников, «Дмитрий Дмитриевич прослужил в должности председателя Пермской губернской земской у пра вы три трех летия и отказался от да льнейшей службы, придя в изнеможение от борьбы с окружающим злом, что, при его нервном и мнительном характере, вредно повлияло на его здоровье. О благотворной, неусыпной и совершенно бескорыстной деятельности его в земстве известно мне от пермских и кунгурских почетных деятелей: Любимова, Кропачова, Грибушина, Фоминского, Насонова и других, пользующихся в своем краю обширною известностью как люди, ведущие по своим торговым, заводским и промышленным оборотам дела, непосредственно относящиеся к земству»[94].

Дмитрий Дмитриевич переходит на частную службу, к своему старому другу И. И. Любимову, на должность управляющего Пермским механическим заводом. Во второй половине семидесятых, после некоторого спада, связанного с земскими хлопотами, вновь активизируется его литературно-научная деятельность. Выходят отдельными изданиями очерки «Синай и Палестина» и «На пути к Синаю»[95], а также переведенные им книги извест ного фра нц у зского исследовател я Соломона Му нка[96]

«География Палестины» и «Еврейские древности»[97]. В 1881 г. вышла работа Смышляева о Мертвом море и городах библейского Пятиградия[98]. Кроме того, с 1882 г. он принял на себя обязанности редактора неофициальной части «Пермских губернских ведомостей», с увлечением погрузившись в изучение родной старины. Никогда, отмечали библиографы, не появлялось в газете столько статей по истории города Перми, как в период редакторства Смышляева. Автором большинства из них, подписанных инициалом «С», был сам редактор.

ВТОРАЯ ПОЕЗДКА НА ВОСТОК

21 мая 1882 г. в Петербурге открылось, созданное по инициативе В. Н. Хитрово, Православное Палестинское Общество. Его уставные задачи – содействие русскому православному паломничеству, поддержка православия в Святой Земле и на Ближнем Востоке, научное палестиноведение и распространение в России знаний по истории и культуре стран библейского региона – были тесно связаны с традиционными духовными ценностями Православной Церкви и приоритетами российской внешней политики. Палестинское Общество пользовалось августейшим, а значит, и непосредственным государственным вниманием и поддержкой. Во главе его стоял брат царя Александра III великий князь Сергий Александрович. В числе членов-учредителей были как представители российской аристократии (поэт князь А. А. Голенищев-Кутузов, историк граф С. Д. Шереметев, адмирал и дипломат граф Е. В. Путятин) и высшей чиновной элиты (государственный контролер Т. И. Филиппов, директор канцелярии Министерства финансов Д. Ф. Кобеко, министр государственных имуществ М. Н. Островский), так и крупнейшие ученые (академик-византинист В. Г. Васильевский, профессор церковной археологии Киевской Духовной Академии А. А. Олесницкий, литературовед и библиограф С. И. Пономарев).

Вошел в число членов-учредителей и Д. Д. Смышляев, ставший также уполномоченным Палестинского Общества в Пермской губернии. Восточное путешествие 1864–1865 гг. оставило в его душе неизгладимый след на всю жизнь. Подобно многим русским «палестинцам», в течение многих лет Дмитрий Дмитриевич лелеял намерение вернуться в Святую Землю. Палестинские темы постоянно возникали, как мы видели, в его научных и литературных проектах.

В 1885 г., окончательно решившись на новое паломничество, он обратился в Совет Общества с просьбой снять с него временно, на период поездки, обязанности уполномоченного по Пермской губернии. Совет решил иначе: сделать его уполномоченным в самой Палестине.

Как вспоминал впоследствии Смышляев, «я был приглашен в Петербург, откуда, получив указания, 8 октября 1885 года выехал в Москву и 10 октября представлялся в селе Ильинском великому князю Сергию Александровичу»[99]. Оба остались довольны состоявшейся встречей, в результате Дмитрий Дмитриевич охотно принял поручение отправиться в Иерусалим по делам Общества[100].

Дела эти сводились к следующему: изыскание возможностей для сооружения здания-футляра над произведенными Обществом раскопками на Русском месте, рядом с храмом Гроба Господня; организация на Русских Постройках чайной и бани для паломников; проведение эксперимента с временным использованием для возрастающего числа богомольцев военных вой лочных кибиток, оставшихся от русско-турецкой войны 1877–1878 гг.[101].

Русское присутствие в Святой Земле имело уже к тому времени свою историю. В Иерусалиме с 1847 г. работала Русская Духовная Миссия, в Петербурге с 1864 г. существовали Палестинская Комиссия при Азиатском департаменте МИД, Русское Общество Пароходства и Торговли исправно возило паломников из Одессы в Яффу и обратно. В Иерусалиме в 1860–1864 гг. были возведены Русские Постройки – ансамбль паломнических учреждений, включавший Троицкий собор, здания Русской Духовной Миссии и консульства, мужское и женское подворья и Русскую больницу.

6 ноября 1885 г. Смышляев прибыл в Иерусалим и поселился в качестве простого паломника на Русских Постройках, где и прожил до Рождества. Позже, радушно принявший земляка начальник Русской Духовной Миссии знаменитый архимандрит Антонин (Капустин), сам уроженец Пермской губернии, устроит ему квартиру у себя, в здании Миссии, освободив несколько комнат[102]. А пока Дмитрий Дмитриевич жадно впитывает новые впечатления. За два десятка лет, прошедшие с первого его приезда, все в Святой Земле изменилось. Родилась новая, волнующая воображение реальность – Русская Палестина.

18 ноября 1885 г. состоялась первая загородная совместная экскурсия – отец Антонин на лошади, его помощник Я. Е. Халеби и Смышляев на осликах – в старый арабский Айн-Карем, или новую православную Горнюю, где «разбросаны в полугоре веселые белые домики, церковь с колокольней и две гостиницы русского поселка»[103].

12 февраля 1886 г. Д. Д. Смышляев пишет В. Н. Хитрово: «В Иерихоне обнаружил целую русскую колонию. Кроме превосходного дома отца Антонина, я нашел там дома и сады Иоасафа (Плеханова), Богдановой, Сушковой… Купчиха Киселева построила церковь, которую на второй неделе поста Патриарх приедет освящать. Церковь очень хорошенькая. Образа все писаны в России, где и иконостас делан. Землею Плеханова заведует крестьянин Ярославской губернии Иван Андреевич Рыков. Земля превосходная, в воде недостатка нет. Построено два здания, из которых одно заключает десять келий. Есть интересные остатки древних зданий, мозаичных полов, много драгоценных для археологии находок»[104].

Было чем заняться, куда приложить хозяйские руки. Когда Палестинское Общество предложило остаться еще на год в Иерусалиме, «заинтересовавшись делом, я изъявил согласие и прожил таким образом в Святой Земле четыре года <по 21 августа 1889 г.>, возможность чего никогда прежде мне и в голову не приходила»[105], – вспоминал Смышляев.

Главная задача, которую ставило перед собой Православное Палестинское Общество в 1880?х гг. в Иерусалиме, – расширить площадь помещений для приема паломников. Дмитрий Дмитриевич взвалил на себя почти непосильный труд, руководя одновременным строительством двух главных русских объектов: Нового (Сергиевского) подворья и Русского Дома у Порога Судных Врат (будущего Александровского подворья).

Сергиевское или Новое подворье (Москобийе-эль-Джедиде), расположенное в центре Иерусалима, по соседству с Русской Духовной Миссией и Троицким собором, и сегодня является крупнейшим из архитектурно-строительных объектов Палестинского Общества на Ближнем Востоке.

Об истории приобретения и застройки участка мы подробно узнаем из переписки Д. Д. Смышляева с Секретарем ППО М. П. Степановым и членом Совета Общества В. Н. Хитрово.

26 марта 1886 г. Смышляев писал в Петербург Хитрово: «Заявляю решительно и окончательно мое мнение, что, если Общество желает что-либо строить в Иерусалиме, то оно должно приобрести для этого покупкою место. Иначе никакого толку из его хлопот и денежных затрат не выйдет, и я не возьму греха на душу способствовать Обществу в пагубе значительного капитала. Место есть, в соседстве с Русскими Постройками, – целый квартал. На него уже есть покупатели, надо не упустить, а я постараюсь удержать продавца до Вашего ответа»[106]. 12 апреля 1886 г. последовала телеграмма из Петербурга: «Соглашаемся с предложением. Семь тысяч посылаем. Счастливого праздника» (имелась в виду приближавшаяся Пасха)[107].

Несмотря на то, что владелец, узнав о готовности Смышляева купить землю, начал резво поднимать цену, последнему удалось 14 мая 1886 г. приобрести понравившийся ему участок, площадью 4 252 кв.м., за 28 100 франков (11 469 рублей). Этим числом датирована телеграмма Смышляева М. П. Степанову: «Земля на Ваше имя куплена, документ получен, пришлите телеграммой еще четыре тысячи рублей прямо банкиру Валеро, который одолжил эту сумму»[108].

Первая командировка Смышляева завершилась в июне 1886 г., когда по приезде в Петербург он представил Совету Православного Палестинского Общества денежный отчет и устный доклад об исполнении возложенных на него поручений. Поскольку Дмитрий Дмитриевич готов был вновь отправиться в Иерусалим для продолжения работы, Совет просил его принять официальное звание уполномоченного Общества в Святой Земле с бесплатным проездом в Иерусалим и обратно и жалованием 600 франков в месяц. Дополнительно Смышляеву был поручен контроль за деятельностью школ, открытых ППО в Палестине[109].

СТРОИТЕЛЬСТВО В ИЕРУСАЛИМЕ

3 сентября 1886 г. Смышляев вернулся в Иерусалим и уже 18 сентября телеграфировал Степанову: «Разрешение <турецких властей> строить на купленном участке получено». К работе приступили в октябре. 25 октября начали копать фундамент для наружных стен, а 29 числа состоялась торжественная закладка здания[110].

Архимандрит Антонин записал в тот день в дневнике: «Вся поклонническая Русь в сборе. Совершается владычное водосвятие, окропляются святой водою рвы, архиерей <епископ Иорданский Епифаний> опускается к месту закладки, читает уставную молитву и кладет слой извести. Сыплются монеты в выдолбленное в камне корытце. Уполномоченный <Д. Д. Смышляев> читает торжественно Акт события, кладет бумагу в стеклянную банку, закупоривает ее сургучом и опускает в корытце. Камень кладется и замуровывается руками всех присутствующих. У столика отпуст и царское многолетие. В квартире Полномочного шампанское и закуска с батареей бутылок. Веселье и острословие всеобщее»[111].

Проектировать подворье был приглашен состоявший на службе у турецкого правительства в должности инженера Палестины левантийский грек архитектор Георгий Франгья, получивший техническое образование в Париже и уже привлеченный годом раньше Палестинским Обществом руководить строительством храма Марии Магдалины.

Строить Смышляев решил сам, как тогда говорили, «хозяйственным способом, без подрядчика»[112]. Для бесперебойной работы он просил присылать из Петербурга по 20 000 франков по первым числам каждого из весенних и летних месяцев (в сезон дождей строительство прекращалось). Впрочем, бывали исключения. Телеграмма от 25 апреля 1887 г.: «Переведите 30 т. фр. Много платить за материалы». Бывало и так: «Деньги <за июнь> не получены. Взято заимообразно у отца Антонина 15 000 фр.» (Смышляев – С. Д. Лермонтову, 1 июля 1887 г.).

Дмитрий Дмитриевич на первых порах и сам, может быть, не отдавал себе ясного отчета, за что берется. Строительство не только Сергиевского подворья – вообще Русского Иерусалима – можно по праву назвать эпопеей героической. На захолустной окраине Османской империи, без дорог и инфраструктур, без подготовленной рабочей силы предстояло создать городские постройки с необходимыми инженерными службами. Любой проект, начиная с приобретения участка, получения фирмана на строительство, привлечения специалистов, – был обставлен множеством условий и препятствий, единственным средством преодоления которых в насквозь коррумпированной феодальной стране был – всегда и на всех уровнях – всемогущий бакшиш.

Значительная часть стройматериалов, а отделочные – полностью, ввозилась из Европы. Проще было использовать российские, но цена на них непомерно возрастала по дороговизне перевозок. Дерева в Палестине нет вообще. Что касается местного камня, далеко не все его виды пригодны для городского строительства. Добывать его приходилось в загородных каменоломнях (ближайшая – на русском участке у пруда Мамилла на окраине Иерусалима), доставлять на стройку – по каменистым проселочным дорогам, в длинных повозках типа нашей российской телеги, на традиционной для Ближнего Востока тяге – послушных и выносливых мулах.

Главную рабочую силу составляли арабы-палестинцы, нанятые из окрестных деревень. Простых феллахов, вчерашних погонщиков верблюдов, приходилось обучать новым строительным профессиям, совершенно непривычным для них. Рабочий день начинался, по условиям климата, в шесть часов утра и заканчивался под нестерпимым солнцепеком к часу дня, строительный сезон продолжался с весны до осени, исключая зимние дождливые месяцы.

В отличие от других подрядчиков, нещадно эксплуатировавших почти даровую арабскую рабочую силу, Смышляев проявлял нетипичную для колониальной страны заботу о своих строителях. Для облегчения тяжелых условий работы закупалась в Европе дорогостоящая строительная техника, создавались мастерские по обработке материалов.

Организаторский талант уполномоченного позволил привлечь арабов, греков, итальянцев – и сплотить их в дружную команду, способную создавать архитектурные шедевры в русском национальном стиле. Излишне говорить, что самому руководителю приходилось нередко быть в одном лице и подрядчиком, и инженером, и сторожем, и чернорабочим.

После перерыва, вызванного зимним сезоном дождей, с 3 декабря 1886 г. до 10 марта 1887 г., строительство возобновилось. Воспользовавшись невольными каникулами, Смышляев в январе – феврале еще раз приехал в Петербург и выступил с отчетом в Совете Общества. 10 февраля 1887 г. во внимание «заслуг по исполнению трудных обязанностей» он был избран почетным членом ППО с вручением золотого знака и диплома, подписанного Председателем Общества великим князем Сергием Александровичем.

В мае Дмитрий Дмитриевич обратился в Совет с предложением об изменениях в первоначальном проекте Сергиевского подворья – с целью «выстроить второй этаж над столовой, буфетом и гостиной и в этом втором этаже поместить библиотеку и музей», причем жертвовал Обществу собственную свою библиотеку[113].

18 июня 1887 г. М. П. Степанов писал Смышляеву: «Судя по присланным Вами фотографиям, наше Иерусалимское подворье быстро подвигается вперед. Дай Бог не только окончить его, но и поставить на ноги, ибо без сего последнего и самая постройка не имела бы значения. А это, Вы знаете, без Вас мы не в состоянии сделать. Итак, да поможет Вам и подкрепит Вас Господь Бог – это искреннее и сердечное наше здесь моление. Это дело, Вы сами знаете, благое и хорошее, а такие дела рано или поздно всегда удаются»[114].

7 января 1888 г. Смышляев докладывает о ходе работ при очередном отчете в заседании Совета Палестинского Общества в Петербурге[115]. 3 марта он возвратился в Иерусалим, а уже 14?го были возобновлены работы. Из письма М. П. Степанову от 26 марта 1888 г.: «Закрыли потолок южного корпуса и закрывают в западном», от 20 апреля: «Постройки наши идут своим чередом».

Из Петербурга торопили. Смышляев писал Хитрово 2 февраля 1889 г.: «Вы спрашиваете, можно ли будет к сентябрю выстроить северный корпус, если будут деньги? Можно, но жить в нем будет до следующего сезона, т. е. до сентября 1890 г., нельзя: во-первых, он будет сыр, а во-вторых, нельзя успеть его обставить всем нужным для жилья»[116].

29 апреля 1889 г., в день рождения Председателя ИППО великого князя Сергия Александровича, на угловой башне Сергиевского подворья впервые был поднят флаг Палестинского Общества. Освящено подворье было уже после отъезда Смышляева из Иерусалима, 20 октября 1889 г.

Другим замечательным памятником Русского Иерусалима, построенным Смышляевым, является Александровское подворье с храмом Св. князя Александра Невского и Порогом Судных Врат.

Небольшой участок, площадью 1 429 кв.м., приобретался не в один прием. 3 сентября 1859 г. в мусульманском суде Иерусалима был составлен первый ходжет – акт о продаже коптским священником Джирьисом (Георгием), поверенным коптского духовенства в Иерусалиме, русскому консулу В. И. Доргобужинову участка земли по улице Даббага (араб. «дубильщиков»). Первоначально здесь планировалось строить здание русского консульства. Но строительство было отложено по причине обилия археологических древностей.

Необходимые финансовые возможности для раскопок появились после создания в 1882 г. Православного Палестинского Общества. Раскопки проводились под руководством архимандрита Антонина (Капустина) и известного немецкого археолога, знатока иерусалимских древностей Конрада Шика в полном соответствии с требованиями тогдашней археологической науки. Результаты превзошли ожидания. 10 июня 1883 г. был открыт уникальный памятник евангельского времени – Порог Судных Врат, через которые Спаситель шел на Голгофу, а также фрагменты иерусалимской стены I в. н. э. и остатки храма Воскресения, построенного св. равноапостольным императором Константином (335 г.).

Открытие потребовало сооружения защитного здания – своеобразного архитектурного футляра над священным Порогом. Здание было заложено 11 сентября 1887 г., а освящено 5 сентября 1891 г. Руководил строительством Д. Д. Смышляев, а автором проекта был тот же архитектор Георгий Франгья, которому помогал в качестве прораба Николай Г. Вальсамаки.

Александровское подворье представляет собой сложный архитектурный комплекс. Его основой является здание базиликального типа (высота 10 метров, длина 22 метра), половину которого ныне занимает храм во имя святого благоверного князя Александра Невского (освящен 22 мая 1896 г., в память об императоре Александре III, основателе ИППО). Другую половину составляет археологическая зона с Порогом Судных Врат.

Направляя 20 июня 1887 г. послу в Константинополе А. И. Нелидову планы и чертежи проектировавшегося здания на месте Русских раскопок, Смышляев сформулировал основные соображения по его архитектуре и функциональному назначению. В угловой части, на углу улиц Святогробской (Даббага) и Базарной (Хан Эс-Зейт), предполагалось устроить несколько комнат для отдыха паломников после ночной службы у Гроба Господня. Весь остальной объем здания имел целью «предохранить остатки древних построек, обнаруженных раскопками и имеющих, по общему отзыву русских и иностранных исследователей, высокое научное значение, от влияния воздушных перемен, дальнейшего разрушения и засорения». Эта часть постройки, по мысли Смышляева, «есть не что иное, как реставрация уцелевших архитектурных остатков, частью полуразрушенных, частью утративших от времени необходимую устойчивость. Реставрация эта рассчитана так, что не преграждает возможности дальнейших изысканий, если бы они потребовались». Со временем эта часть постройки могла быть использована для размещения Музея палестинских древностей, о котором мечтал Смышляев[117].

Вставали перед Уполномоченным и новые вопросы. Предлагался для покупки участок в Назарете (под строительство здания учительской семинарии), в Бет-Джале архимандрит Антонин передал Обществу основанную им школу вместе с домом и прилежащим участком, и нужно было решать вопрос, за кем остается хозяйственная часть – содержание виноградников и самих построек.

В Иерихоне Обществу был подарен участок земли иеромонахом Иоасафом (Плехановым), где Совет ППО предписал Смышляеву «при первой возможности приступить к научным раскопкам», на что было выделено 1 500 рублей. Найденные при раскопках вещи рекомендовалось: «громоздкие оставить на месте находки, мелкие – перевезти в Иерусалим и поставить в особое помещение (начало нашего будущего Иерусалимского музея)». По мере раскопок предполагалась фотофиксация и подробное описание найденных предметов[118].

Приходится удивляться, как глубоко и профессионально этот человек, уже тридцать лет как оставивший свои торговые дела и занимавшийся преимущественно наукой и литературой, входил в финансовые, юридические, инженерные, архитектурные и даже научные подробности, не боясь смелых решений и уверенно взваливая на себя ответственность за русское дело в Святой Земле. Вот, к примеру, выдержки из очередного доклада Совету Общества, который представил Смышляев в свой приезд в Петербург 7 января 1888 г.

«В настоящее время, – писал он в докладе, повествуя о строительстве Сергиевского подворья, – исполненные работы представляются в следующем виде:

1. Под южным корпусом устроена цистерна, размерами внутри стен 14 сажень длиной, 4 шириною и 3 глубиною; вся внутренность ее покрыта слоем цемента, и в настоящую зиму цистерна эта наполняется водою, которая будет употребляться для предстоящих построек, что избавит от значительного расхода на покупку и подвозку воды, которой было для построек необходимо в текущем году.

2. Рядом с цистерной устроен подвал, размерами внутри стен длиной 5 сажень, шириной 4 и вышиной 5 аршин и шестью окнами. Подвал оштукатурен и выбелен; в него ведут две каменные лестницы, со двора и из кухни.

3. Немного неокончена цистерна для бани, прачечной и поливки садов, размерами внутри стен: длиной 9 сажень 1 аршин, шириною 3 сажени 1 аршин и глубиною 3 сажени 2 аршина.

4. Устроены выгребные ямы: а) под баней и прачечной и рядом б) два отхожих места отдельного северного корпуса; в) два отхожих места западного корпуса и г) два – восточного корпуса.

5. Устроен подвал для склада каменного угля. Все эти работы произведены в цельной скале, при помощи пороха.

6. Выстроен первый этаж восточного корпуса, с воротами на южной стене и пассажем посредине. Большая часть его, от ворот и кончая пассажем, окончательно отделана: настланы плиточные полы, поставлены внутренние стены из камня и из пустого кирпича, оштукатурены и выбелены; вставлены железные задвижки и рамы в окна и навешены двери; рамы и двери окрашены масляной краской. В пассаже расписан потолок, сделаны каменные скамьи для ожидающих. В этой части здания пять комнат жилых и передняя, чулан, контора с окном, выходящим в пассаж, комната для прислужника, лестница в верхний этаж и отхожее место. В пассаже навешены наружные двери, железные, а во дворе – деревянные. Все отделанные части здания на зиму покрыты временной черепичной крышей.

7. В южном корпусе окончательно отделана большая столовая для поклонников третьего класса, имеющая внутри стен 5 сажень 1 аршин длины и 5 сажень ширины. В столовую открывается большая ниша, составляющая нижний этаж башни. Ниша эта может служить часовней. В настоящее время столовая служит для чтений поклонникам, которые открыты отцом Александром Анисимовым 20 декабря истекшего года.

8. Рядом, в помещении, назначающемся для кухни, пекарни, лавки, кладовой и комнат для экономки и прислуги, настланы плиточные полы и устроены сверху железные балки, далее следуют ворота, уже оконченные, и по ту сторону ворот – небольшое отделение на кровати для поклонников третьего класса.

9. Выстроен нижний этаж корпуса, первоначально назначавшегося для гостиницы первого класса, а затем определенного для помещения поклонников третьего класса. Здесь возведены только стены и уложены железные балки для потолков.

10. Возведены два амбара и над ними сушило для белья. Амбары эти вполне окончены и уже служат своему назначению; в них настланы каменные плиточные полы и здание окончательно закрыто черепичной крышей.

11. Рядом с ними – здание, назначенное дл я ба ни и прачечной; внутри оно пока не отделано, готовы только полы и потолки; но покрыто окончательно черепичной кровлей.

12. На юго-восточном углу зданий устроена башня в три этажа: в подземном она образует нишу, открывающуюся в подвал; в первом этаже – такую же нишу, как уже было сказано, открывающуюся в столовую; во втором этаже башни – витая дубовая лестница, ведущая на верхнюю платформу, с которой открывается обширный вид на окрестности, во все стороны. Башня построена из разноцветного камня – белого и бледнорозового, полосами. Посередине ее, с наружной стороны, высечен рельефом из твердого камня знак Православного Палестинского Общества.

Таким образом, с летом трудные и дорогие работы окончены. Если в наступившем году ограничиться возведением вторых этажей над восточным и южным корпусами, окончательной отделкой и обстановкой помещений для первого и второго классов и для ста пятидесяти человек третьего класса, устройством кухни, водогрейной и пекарни и уборкой громадного количества мусора, накопившегося во время построек, то этого будет совершенно достаточно, чтобы, без излишней торопливости, исполнить дело как следует»[119].

Одновременно продолжались работы и по возведению Русского Дома. К 1 января 1888 г. картина выглядела следующим образом: «Устроена цистерна и жилые помещения для временного отдыха поклонников, ожидающих начала службы в храме Воскресения, примерно на сто человек. Помещение дл я них устроено на террасе, с каменной лестницей, из шести отдельных больших комнат и большой общей палаты. Здание построено из дерева и мелкого камня и оштукатурено снаружи и внутри; покрыто черепицей; вставлены рамы в окна и навешены двери; полы настланы из красных изразцов, на цементе. В этих зданиях работы в наступившем году могут быть произведены в таких размерах, как позволят средства Общества»[120].

А чего стоят подробные выкладки о доходности и пользе для паломников установленного им водогрейного аппарата: «С 18 декабря 1886 по 1 января 1888 г., по 1 коп. за чайник всякой величины – 824 фр. 98 с. А так как израсходовано на содержание 616 фр. 95 с., то в погашение стоимости аппарата и здания для него поступило 209, 3 фр. Всего 824, 98 фр. С 18 декабря 1866 по 1 января 1888 г. аппарат действовал 134 дня, что дает средним числом выручки по 6 фр. 15 с. в день, то есть ежедневно было предложено более 300 требований».

Далее в докладе, столь же лаконично, но подробно рассказывается об устройстве кухни для паломников, лу жении котлов, перекладки печей, железных и гончарных трубах, приобретенной посуде и кухонных принадлежностях:

«Издержано и находится в запасе: каменного угля на 72 фр. 82 с., антрацита – 47 фр. 48 с. Всего – 120 фр. 30 с…

Выписан из Одессы запас вяленой и свежей рыбы и разных круп, с провозом – 295 фр. 99 с…

Куплено с рынка разных припасов в ноябре и декабре на 125 фр. 42 с. Всего – 422 фр. 41 с…

Жалованье кухарке: за декабрь – 10 франков…

Выручка: кухня открыта 21 октября 1887 г.; выручено по 1 декабря – 69 фр. 17 с. В декабре по 1 января 1888 г. – 93 фр. 96 с. Всего – 160 фр. 13 с. Действовала кухня по 1 января 1888 года 40 дней, следовательно, выручено средним числом по 4 фр. 7 с. в день. Сколько даст кухня барыша или убытка, можно будет определить только по окончании срока и приведения в известность наличных остатков топлива и продовольственных припасов»[121].

Из письма Степанова от 3 мая 1888 г.: «Очень обрадовало меня известие об обильном дожде, выпавшем, наконец, у Вас; признаюсь, мы очень опасались, чтобы засуха и недостаток воды в цистернах не вынудили прекратить у Вас работы…

Несколько слов о персонале Вашем. Не забывайте, что Вы полный хозяин и начальник в оном. Не полезен помощник – без всякого зазрения совести Вы имеете полное право самолично уволить его. Обидеть этим увольнением Вы никого из нас, верьте мне, не обидите. Таким же образом Вы имеете полное право определить, кого Вы только пожелаете на его место. Желательнее был бы русский, но затем, повторяю, это зависит вполне от Вас»[122].

При этом деятели Православного Палестинского Общества вообще отличались скромностью и бессребреничеством. Так, членам Совета даже неловко было узнать, что при колоссальном объеме работ Смышляев по-прежнему получает от Палестинского Общества, как было назначено, всего 600 франков в месяц. На эти деньги Дмитрий Дмитриевич должен был нанимать себе квартиру, платить за свой стол, а в некоторые торжественные дни (царские дни, дни рождения и тезоименитства Сергия Александровича и Елизаветы Федоровны, годовщины основания Общества, при закладках сооружений) ему приходилось еще как официальному представителю Общества устраивать приемы и угощать гостей. С учетом чрезвычайных расходов Совет решил «назначить прибавку к содержанию Уполномоченного Общества в Иерусалиме на представительность в размере 2 400 франков в год»[123].

ИЕРУСАЛИМСКИЙ ТРЕУГОЛЬНИК

Деятельность уполномоченного Палестинского Общества в Иерусалиме требовала установить деловые, доброжелательные отношения с российским консульством, с Русской Духовной Миссией, с Греческой Патриархией. И все эти связи и отношения в иерусалимском «бермудском треугольнике» были трудными и запутанными. Представители русской дипломатии косо смотрели в те годы на развертывавшуюся деятельность ППО, видя в нем опасного конкурента Палестинской Комиссии при Азиатском департаменте МИД, архимандрит Антонин – начальник РДМ – по долговременной привычке к «круговой обороне» на Востоке подозрительно относился и к тем, и к другим. Сверх того, на Смышляева были возложены весьма непростые контакты от имени Общества с Патриархом Иерусалимским Никодимом. А тот, в свою очередь, постоянно колебался между ненавистью к ППО, в котором мечтал первоначально видеть лишь орудие для сбора средств в его, Патриарха, пользу, и проблесками «симпатии» к Обществу, когда появлялась надежда получить ссуду или попросту материальную помощь.

Как писал Смышляев, «все здесь хитрят: и Блаженнейший <Патриарх Иерусалимский – Н. Л.>, и Высокопреподобный <архимандрит Антонин – Н. Л.>, и Высокородный <русский консул в Иерусалиме – Н. Л.>, и все воображают себя дипломатами. А по правде сказать, вся их дипломатия шита белыми нитками»[124].

Дмитрий Дмитриевич постепенно вновь почувствовал себя вовлеченным в нескончаемую подковерную борьбу, от которой бежал когда-то из Земской Управы. К тому же здоровье ухудшалось, палестинский климат отрицательно сказывался на физическом и моральном состоянии. Да и в руководстве Палестинского Общества, как в любой человеческой организации, нередко случались противоречия и размолвки. В Петербурге не всегда понимали или готовы были принять в расчет и нехватку времени и сил, и нараставшую усталость, и – тоже нараставшее – сопротивление со стороны всех названных партнеров. В. Н. Хитрово, высоко ценивший Дмитрия Дмитриевича, по своему известному максимализму и безжалостной искренности не мог не требовать и ускорения работ по строительству, и большей активности и инициативности, вольно или невольно обижая своими письмами и телеграммами друга и соратника.

Болезненно самолюбивый, склонный к сомнениям и колебаниям, очень чистый и боящийся двусмысленностей и неопределенностей, Смышляев не раз, почти с самого начала, ставил перед собой и коллегами вопрос об отставке с поста иерусалимского уполномоченного. Архимандрит Антонин еще 1 октября 1886 г. пишет в своем дневнике о намерении «земляка» (так он обозначал Дмитрия Дмитриевича) «просить отставки от иерусалимского полномочества»[125]. Вновь тема отъезда из Иерусалима была поднята – и весьма категорично – в 1888 г.

15 октября 1888 г. Смышляев писал Хитрово: «В ответ на Ваше последнее письмо прилагаю заявление в Совет Общества об отказе от обязанноcтей уполномоченного в Иерусалиме. Числа на нем я не выставил, предоставляя сделать это Вам, как только на место мое Вами найден будет кто-либо, менее меня „вредный для Общества“. Серьезная болезнь, принявшая опасное течение после усиленной деятельности по приготовлениям к приезду Великих Князей, вынуждает меня, однако, оставить Иерусалим сколько возможно скорее, чтобы основательно позаботиться о своем здоровье»[126]. Его уговорили остаться, предоставив до весны 1889 г. отпуск для поправки здоровья в Европе.

И все же летом, после очередного конфликта с В. Н. Хитрово (архивные документы не позволяют до конца выяснить причин расхождения)[127], Смышляев окончательно объявил о своем уходе. 7 июня 1889 г. он отправляет письмо в Совет Императорского Православного Палестинского Общества:

«При увеличении дела и усложнении обязанностей Уполномоченного Императорского Православного Палестинского Общества в Иерусалиме с переходом к Обществу управления учреждениями, бывшими в заведывании Палестинской Комиссии, при серьезных затруднениях, которые могут ожидать в будущем от столкновения многоразличных властей и при моих летах и состоянии здоровья, я не чувствую себя в состоянии с пользою продолжать мое служение Обществу и потому нахожу необходимым выехать из Иерусалима в августе месяце в Россию для устройства своего будущего положения; но предварительно постараюсь окончить при себе все наиболее трудное, а относительно остального дам подробные наставления моему помощнику Николаю Григорьевичу Михайлову, приобретшему уже достаточно опытности для того, чтобы не только довести до конца производящиеся постройки, но исполнять и другие поручения Общества без моего участия.

Оставляя навсегда Иерусалим, считаю священным долгом принести мою глубочайшую душевную благодарность Совету Общества за безграничное внимание и доверие, коим я пользовался во все время моего четырехлетнего служения Обществу и коим я обязан благоволением ко мне Августейшего Председателя Общества Его Императорского Высочества Государя Великого Князя Сергия Александровича и великою Монаршею милостию, далеко превысившею действительные мои заслуги.

Посвятив в течение четырех лет все мои труды, помыслы и благие пожелания дорогим для меня интересам Общества, я и впредь, что бы ни было, готов служить этим интересам, насколько мое будущее положение, силы и здоровье мне позволят»[128].

ВОЗВРАЩЕНИЕ НА РОДИНУ

В. Н. Хитрово пытался сохранить Смышляева на службе Палестинского Общества: «Как мне пишет Степанов из Ильинского, первое, что Великий Князь сказал, узнав о сем: „Если здоровье Д. Д. требует, то пусть едет на год, на два лечиться, но я не хочу терять надежды видеть его опять в Иерусалиме Уполномоченным общества“.

Если Вы не желаете совсем бросить палестинские дела, переезжайте вместо Перми в Петербург. Вы нам здесь будете не менее полезны и этим обрадуете всех нас. О деньгах не заботьтесь, Вы не требовательны, а то, что нужно, найдется, а лечиться, право, не хуже в Питере, чем в Перми»[129].

Председатель ИППО великий князь Сергий Александрович 6 июля 1889 г. почтил Смышляева собственноручно подписанным рескриптом:

«Димитрий Димитриевич, С искренним сожалением из донесения Вашего от 7 июня с.г. узнал Я, что болезнь Ваша, не поддающаяся лечению ввиду климатических условий, побуждает Вас просить о сложении с Вас обязанностей Уполномоченного Императорского Палестинского Православного Общества в Иерусалиме.

Единственно эта причина заставляет меня согласиться на Вашу просьбу в надежде, что когда, с помощью Божиею, Ваши силы восстановятся, Вы не откажетесь в будущем принимать, в Святой ли Земле или в России, то деятельное участие, которым ознаменовались Ваши четырехлетние труды на пользу общего дорогого нам дела.

Поэтому прошу Вас сохранить звание Уполномоченного Императорского Православного Палестинского Общества, доверие которого Вы так вполне и блестяще оправдали, и считать Ваш отъезд из Иерусалима только как неограниченный сроком отпуск.

Мне приятно выразить Вам при этом случае мою глубокую признательность за Вашу самоотверженную деятельность, и я никогда не забуду, что Вам Императорское Православное Палестинское Общество обязано было возможностью поставить на твердое основание свою сложную деятельность в Святой Земле»[130].

Совет ИППО, как было сообщено Смышляеву, постановил:

«1. Выразить Вам от имени Императорского Православного Палестинского общества свою сердечную и искреннюю благодарность за Вашу деятельность на пользу Общества и надежду, что, сохраняя звание Уполномоченного общества, отъезд Ваш из Иерусалима есть только временный, обусловленный единственно состоянием Вашего здоровья.

2. Поставить в приемной Русского подворья в Иерусалиме[131], обязанного всецело Вам своим существованием, Ваш портрет с надписью: Первый Уполномоченный Императорского Православного Палестинского Общества в Иерусалиме. 1885–1889 гг.

3. Просить Вас принять от Общества по 1 800 р. кред. в год до тех пор, пока Ваше здоровье не позволит Вам вернуться в Иерусалим, а равно и путевые деньги на возвратный путь в Россию»[132].

10 июня 1889 г. Смышляев писал Хитрово: «В августе я уеду в Пермь, куда я принял приглашение на частную службу, и где для меня уже нанята квартира». И последняя официальная записка в канцелярию Общества: «Оставляя Иерусалим, имею честь покорнейше просить Канцелярию Императорского Православного Палестинского Общества следующие мне бумаги и издания Общества адресовать впредь в город Пермь на мое имя»[133].

Так закончилась «смышляевская эпопея» – одна из интереснейших страниц истории Русской Палестины.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.