Глава IX

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава IX

НАСТАВЛЕНИЕ ПУТЕШЕСТВЕННИКАМ – СЕДЛА – ВОДА – ЧЕРТА НАРОДНОЙ ГОРДОСТИ ВОСТОЧНЫХ ПЛЕМЕН – МЕСТО УБИЕНИЯ ЯФФСКОГО ПАШИ – РАЗБОЙНИК АБУГОЖ – УСЛОВИЯ ПУТЕШЕСТВЕННИКОВ С РАЗБОЙНИКАМИ – ПЕРВЫЙ ВЗГЛЯД НА ИЕРУСАЛИМ – КРАТКАЯ МОЛИТВА – НЕГОДОВАНИЕ ПРОХОДЯЩИХ – НЕУДОБОПРОХОДИМАЯ ДОРОГА – ДОБРОТА АРАБСКИХ КОНЕЙ – ИЕРУСАЛИМ

Дорога от Яффы к Иерусалиму вообще небезопасна, в особенности за Рамой, и потому неизлишне обеспечивать себя хотя бы малым конвоем, на пути же стараться идти всем вместе, не растягиваясь от каравана на большом протяжении. Впрочем, частые сообщения по этой дороге делают ее менее опасной для путешественников в сравнении с другими местами Палестины, где конвой совершенно необходим. Вообще полезно принять за правило останавливаться по пути сколь возможно реже, тем более, что частые и продолжительные привалы ставят путешественника в совершенную невозможность вовремя поспеть в Иерусалим, ибо ворота св. города запираются до заката солнца, и таким образом усталые странники подвергают себя неприятности провести весь вечер и ночь на большой дороге.

Ровным шагом доброго коня потребно не менее десяти часов хода от Рамы до Иерусалима; сверх того опытом дознано, что при большой усталости, особенно в знойное время, частые остановки, как отдых обманчивый, только утомляют как самих путешественников, так и лошадей. Совет мой преимущественно относится к женщинам, которым подобного рода поход под пылающим небом покажется утомительным, и они, чувствуя усталость, захотят отдыхать дорогой. Мужчины могут без особой усталости легко перенести этот переезд; при этом случае предупреждаю не испытавших азиатского седла, что оно сначала кажется очень беспокойным, а потому непривычные к продолжительной верховой езде должны предпочтительно запастись европейским, которое иногда можно купить по случаю в Яффе, но лучше привозить седло с собой, тем более, что все последующие разъезды по Святой Земле производятся верхом. Для удовлетворения непомерной жажды по дороге встречаются колодцы и фонтаны со свежей, легкой водой. Употребление воды в жарких климатах вообще должно быть умеренно; особенно же вредно пить воду без примеси вина или лимонного сока, рома или даже нескольких капель водки; при этом смешении желудок легче переносит вредное влияние воды, причиняющей изнурительные лихорадки. Когда много бывает поклонников в Святой Земле, тогда кроме многочисленных родников, представляемых природой для освежения странников, беспрестанно встречаются туземцы, промышляющие водой; большей частью женщины и дети с кувшинами в руках, останавливая лошадей за поводья, с громкими восклицаниями «Хаджи! хаджи! сють!…» (поклонник, вот вода!), наперерыв суют проезжающим в руки и на колени кружки с водой. При этом случае не должно показываться излишне щедрым, потому что щедрость эта сейчас же обращается во зло, и не будет возможности оторваться от нахальных требований просителей.

Впрочем, нельзя не заметить, что в крови восточных народов есть какая-то гордая самостоятельность, которая лишь отчаянно бедных, угнетенных нищетой понуждает просить милостыню. Справедливость этого замечания поразит каждого, кто, незадолго перед путешествием на восток, посетил Италию, где народ на каждом шагу выпрашивает деньги с унизительным нахальством. Есть, без сомнения, и на востоке просители и много нищих, но их меньше, нежели в Италии. Турки и арабы вообще корыстолюбивы и не упускают случая обмануть христианина, стянув с него сколь возможно более денег; но этим они промышляют, следовательно, очень часто требуют лишнее, но редко что-нибудь выпрашивают.

Идя ровным конским шагом шесть часов безостановочно, мы приостановились на полчаса под тенью ветвистых масличных деревьев, где, дав вздохнуть лошадям и перекусив наскоро, что было с собой, снова продолжали путь к Иерусалиму. Дорога в особенности затруднительна при подъеме на Иудейские Горы. Тут указали нам место, где за несколько дней пред тем был убит губернатор Яффы, ехавший с братом своим из Иерусалима в Яффу.

Главный предводитель разбойнических шаек, Ибрагим-Абугож, известный во всей Палестине своей хищнической ловкостью и отвагой, жил в лежащей по этому пути Иеремиевой деревне и собирал со всех проезжающих подать. Паша, любимый народом за его добросовестность и правосудие, хотел силой воспретить разбойнику налагать своевольную подать на путешественников, но вместо того сам сделался жертвой мести Абугожа, которого имя громко и грозно в Горах Иудейских и прилегающих к ним странах. Этот хитрый и отважный хищник, распространив повсюду своей необыкновенной смелостью, ловкостью соображений и успехами дерзких подвигов страх и трепет, в то же время пользуется некоторым уважением и доверием народа. Для него священна верность данного им обещания, а потому весьма нередко мирные путешественники входят с ним в дружелюбные сношения, делают уговор совершить переезд под прикрытием его слова, и таким образом, уплачивая Абугожу выгодную для него дань, отправляются в дорогу и невредимо достигают цели своего странствия. Разбойник, при совершении подобного контракта, тайно предупреждает всех остальных частных грабителей и, уделив каждому часть полученной им страховой платы, снабжает путешественника верными провожатыми, которые безотлучно сопровождают его до условленного места.

Абугож, несмотря на свой разбойничий промысел, имеет между туземцами странное название «доброго малого», на том основании, что в производимых им нападениях не ищет смерти своих жертв, но предпочтительно лишь грабит странников, щадя их жизнь, если они не обороняются, и только за кровь мстит кровью.

После довольно крутого подъема на гору, уже в двадцати минутах ходу от св. города, нетерпеливому взгляду нашему предстал наконец, с его святыми окрестностями, Иерусалим – древний свидетель страшных и великих для человечества тайн милосердия Божия. Далее виднеется Вифлеем – колыбель христианства; вправо за Иерусалимом таинственный Сион, залог спасения христиан, где на последней вечери Богочеловек, преломив хлеб и прияв чашу с вином, даде святым своим ученикам и апостолам, рек: «Приимите, ядите, сие есть тело мое, яже за вы ломимое, и пийте от нея вси, сия есть кровь моя Нового Завета, яже за вы и за многие изливаемая во оставление грехов». Там, на вершине горы, Спаситель, произнося эти святые слова чистейшей любви к людям, передал этот залог спасения души и жизни вечной после временной жизни нашей на земле.

Тут же в общем плане вокруг Иерусалима с одной стороны иссякнувший Кедронский поток в желобе Иосафатовой Долины, Галилея, Гора Елеонская, где Богочеловек вознесся от земли на небо.

Пространство, отделявшее меня от Иерусалима, было неровное; его пересекали подъемы, горные спуски, рвы, лощины. Пыл знойного солнца налагал сквозь нежную пелену воздуха на всю окрестность какой-то невыразимый оттенок, и эта единственная для души панорама представилась мне как бы в солнечном, радужном тумане.

– Вот Иерусалим, – сказал ехавший возле меня переводчик. – Вот Сион, вот Вифлеем, Гефсимания… Я слушал, пожирая глазами все мне указываемое, но не верил ни собственному слуху, ни собственному взору. Я не мог свыкнуться с мыслью, что это точно те места, где родился, жил и страдал Искупитель мира! Я не постигал, чтобы я своими глазами мог видеть те святые места, именами которых наполнено Евангелие, те страны, которые мы с младенчества привыкли воображать себе чем-то недосягаемым, те места, наконец, где совершились тайны искупления мира Сыном Божиим. Когда я мог распознать вершину Храма Воскресения Господня, скрывающего под обширными сводами своими Святой Гроб и страшную Голгофу, я, повинуясь безотчетному побуждению души, соскочил с лошади и с верой и страхом приник головой к земле перед бесценным памятником святыни. В это время проходило мимо нас несколько женщин из простонародья; увидев меня с обнаженной головой, на коленях, молитвенно обращенного к Иерусалиму, они начали ругаться над моим поклонением и как бы хотели отмстить мне за то, что я благоговел перед не признаваемой ими святыней. Вице-консул, говорящий по-арабски, предупредил эту неуместную дерзость угрозами и, замахнувшись на одну из женщин палкой, положил конец их богохульным речам.

Начиная от спуска главной горы, дорога делается еще затруднительнее, а в некоторых местах, заваленная каменьями, изрытая конскими копытами, запущенная, она, можно сказать, почти не существует вовсе, и я полагаю, что на обыкновенных лошадях, не привычных к подобным переходам, эта дорога была бы непроходима; но арабские добрые кони, отдаваемые туземными подрядчиками в наем исключительно для этого переезда, выдерживают его по привычке как нельзя лучше, и даже по самым трудным местам редко скользят и спотыкаются.

Мало-помалу Иерусалим опять исчезал у нас из виду, и лишь в самом близком расстоянии от ограды города мы увидели его вновь. Итак, 20 апреля 1845 г., в 11 ч. и 22 м., я остановился под стенами Иерусалима.

Описывать ли то, что происходило в душе моей и какого рода мысли в то время занимали ум мой? Лучше вообразите себя на моем месте, и если вы христианин, то без сомнения в глубине сердца вашего пробудятся глубокие, благоговейные чувства при одном имени Святого Града!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.