Лидия и воины Кирилл и Алексей
Лидия и воины Кирилл и Алексей
Лидия, дочь священника в г. Уфе, имя и фамилия которого не называется, как и фамилия ее мужа, родилась 20 марта 1910 года. С детства отзывчивая, ласковая, всеми любимая и боявшаяся греха и всего того, что запрещено Богом, по окончании женского училища, девятнадцати лет вышла замуж и потеряла мужа в гражданской войне, с уходом белой армии.
Отец ее, с начала обновленческого раскола, устроенного большевиками в Русской Церкви в 1922 году, присоединился к расколу. Дочь, кланяясь отцу в ноги, сказала: «благослови меня, отец, уйти от тебя, чтобы я не связывала тебя в спасении души твоей». Старый священник знал свою дочь, как и сознавал сделанную им неправду. Он заплакал и, благословляя Лидию на самостоятельную жизнь, пророчески сказал ей: «смотри, дочь, когда увенчаешься, скажи Господу, что хотя сам я оказался не в силах на подвиг, но тебя не удержал — благословил». — «Скажу, папа» — сказала, лобзая его руку, Лидия и этим тоже пророчески предвосхитила свое будущее.
Лидии удалось поступить в Лесное Ведомство, которое помещалось тогда в здании духовной семинарии; в этом она видела некое предопределение Божие, т. к. ей удалось спасти многое из прекрасной семинарской церкви, которую в это время переделывали на клуб лесных работников.
В 1926 году Лидию перевели в Леспромхоз, на работу в низовом аппарате. Здесь Лидия непосредственно столкнулась с простым русским народом, который горячо любила и который ответил ей тем же.
Огрубевшие от работы в тяжелых условиях, лесорубы и возчики с удивлением рассказывали, что в конторе Леспромхоза, где их встречала Лидия, у них являлось чувство, подобное тому, почти заглохшему, когда до революции они ходили встречать чтимую в губернии икону Богородицы из села Богородского под Уфою. В конторе не слышалось больше сквернословия, взаимооскорблений и криков. Затухали злые страсти, люди нежнели друг к другу.
Это было удивительно и замечено всеми, в том числе и партийным начальством. За Лидией наблюдали, но ничего подозрительного не обнаруживали: в легализованные безбожниками церкви она не ходила совершенно, а тайные богослужения посещала редко и осторожно.
ГПУ знало, что в епархии работают тайноцерковники, но никак не находило способов выявить и выловить их.
С провокационной целью обнаружить неуловимых, ГПУ внезапно вернуло из ссылки епископа Андрея, в мире князя Ухтомскаго, который был глубоко чтим народом и всеми течениями тайной церкви; ГПУ надеялось, что тайноцерковники потеряют осторожность, метнутся к любимому владыке и выявят себя.
Так-бы оно и могло случиться, но хранитель Своей Церкви Сам Господь; Он дал владыке Андрею евангельскую кротость и мудрость. Владыка знал зачем его везут в Уфу и принял свои меры. По его указанию, только одна церковь в Уфе — в честь Симеона Праведного Верхотурского — про настроение которой ГПУ прекрасно знало ранее, приняла владыку открыто.
В сторожке этой церкви и поселился владыка. Эта церковка стала фактически Кафедральным собором епархии в недолгие дни относительной свободы епископа Андрея. Больше ни одной церкви из епархии к владыке Андрею не примкнуло, а тайно у него перебывала вся епархия. ГПУ ошиблось: вместо выявления тайноцерковников, происходило углубление и расширение внутренней, по-прежнему недоступной шпионам, тайной церкви.
Лидия никому не рассказывала, что говорил ей владыка во время часовой беседы и сам Преосвященный тоже никому не открыл этого. Только однажды, при разговоре о старом священнике, отце Лидии, владыка сказал осуждавшему его молодому священнику: «у отца протоиерея есть великая защита пред Господом: Святая Лидия» — и прервал осуждающий разговор.
ГПУ, убедившись в провале своего плана, прекратило и дальнейшее пребывание владыки Андрея на свободе: он был вновь арестован и послан в ссылку. «Неправедно от паствы твоея изгнан был еси, отче преподобне. Приобщился еси страстям и горьким заточениям», — написала Лидия на обороте портрета владыки. Портрет этот с надписью мученицы, по воле Господа, сохранился: его забыли снять со стены девичьей комнаты-кельи при последнем обыске и аресте Лидии и он был передан лесорубами церкви, которая и хранит его, как священное воспоминание о девушке-мученице и исповеднице и исповеднике-епископе.
Лидия была арестована 9-го июля 1928 года. Секретно-оперативный отдел давно разыскивал машинистку, которая снабжала рабочих Лесного ведомства печатными брошюрами житий святых, молитвенниками, речами и поучениями старых и новых исповедников веры Христовой. Было замечено, что в машинке этой машинистки у буквы «К» нижняя ножка сломана.
Частных машинок в Советском Союзе никто не имеет, а учрежденские проверить не трудно, и Лидия была обнаружена.
ГПУ поняло, что в его руки попала нить к раскрытию всей тайной церкви.
Десять дней непрерывных допросов не сломили мученицы: она просто отказалась говорить что-либо. 20-го июля выведенный из терпения следователь передал Лидию «спецкоманде» по допросам.
В четвертой камере подвала ГПУ, которое помещалось тогда в здании бывшей гостиницы «Россия», на Александровской улице работала эта «Спецкоманда». По корридору подвала ходил постоянный часовой, которым был в этот день Кирилл Атаев, рядовой 23-х лет. Он видел Лидию, когда ее привели в подвал. Предыдушие десятидневные допросы высушили силы мученицы, и она не могла сойти по ступенькам вниз. Рядовой Атаев, по окрику начальства, под руки свел ее в камеру допроса.
Спаси тебя Христос! — сказал часовому Лидия, почувствовав в красноармейце искру сожаления к ней по деликатной бережливости его крепких рук.
И Христос спас Атаева.
Слова мученицы, девушки-жены, с глазами, полными боли и недоумения запали в его сердце. Теперь он уже не мог равнодушно слушать ее непрерывный плач и крик, как слушал ранее такие же крики и плач других допрашиваемых. Лидию мучили долго. Пытки ГПУ обычно построены так, чтобы на теле пытаемых не оставалось особо заметных следов, но при допросе Лидии с этим не считались.
Плач и крик Лидии шел почти непрерывной нотой более полутора часов.
Ведь тебе же больно: ты же плачешь и кричишь, значить больно? — спрашивали в перерывах утомленные палачи.
Больно! Господи, как больно! — отвечала прерывистым стоном Лидия.
Так чего же ты не говоришь? Еще больней будет! — недоумевали мучители.
— Нельзя мне сказать… Нельзя… Не велит… — стонала Лидия.
Кто не велит?
Бог не велит.
Палачи придумали что-то новое для мученицы. Их было четверо — нужен был еще один человек. Крикнули в помощь часового.
Когда Атаев вошел в камеру, увидал Лидию, понял способ ее дальнейшего мучения и свою роль при этом — в нем совершилось чудо, подобное неожиданным обращениям древних мучителей. Вся душа Атаева оттолкнулась от сатанинской мерзости и святое исступление охватило его. Не сознавая, скорее всего, что он делает, красноармеец из своего же служебного револьвера тут же на месте убил стоявших перед ним двух палачей. Не отгремел еще второй выстрел, как стоявший сзади чекист ударил Кирилла кованой рукояткой своего нагана по голове. У Атаева еще хватило силы повернуться и схватить ударившего за горло, но выстрел четвертого свалил его на пол камеры.
Кирилл упал головой к растянутой ремнями Лидии, Господь дал ему возможность перед смертью еще раз услышать от мученицы слова надежды.
И смотря прямо в глаза Лидии, брызгая кровью, Кирилл прохрипел присоединение к Господу:
Святая, возьми меня с собой!..
Возьму, — светло улыбнулась ему Лидия.
Звук и смысл этого разговора как бы открыл двери потустороннего мира, и стоявшим двум живым чекистам ужас помрачил сознание.
С безумным воплем начали они стрелять в беспомощные и угрожающие им жертвы и стреляли до тех пор, пока не кончились обоймы их револьверов. Прибежавшие на выстрелы люди увели их, безумно кричавших, и сами выбежали из камеры, охваченные неведомым страхом.
Один из этих двух чекистов помешался окончательно. Другой вскоре умер от нервного возбуждения. Перед смертью этот второй рассказал все своему другу, сержанту Алексею Иконникову, который обратился к Богу и принес церкви эту повесть, за ревностное распространение которой сам потерпел мученическую кончину.
Всех трех: Лидию, Кирилла и Алексея канонизировало церковно-народное сознание тайной церкви, как святых.
За молитвы мучеников Твоих — Лидии, Кирилла и Алексея, Господи Иисусе Христе Боже наш — спаси народ русский!
Данный текст является ознакомительным фрагментом.