Помоги, Господи

Помоги, Господи

Ночь. Часы уверено бьют десять, одиннадцать… Хозяйка ходит по квартире, нервничает. Двенадцать!

В эту ночь ей снился странный сон. Маленький щенок с симпатичной мордочкой и только-только прорезавшимися глазками жалобно скулил. Она попробовала взять его на руки, но он кинулся бежать. Забавно это выглядело: щенок еле-еле передвигал ногами, а все равно стремился прочь.

Фарида открыла глаза: «К чему бы это?» – мелькнуло в голове. Но уже через мгновение пульсировала другая мысль: «Где сын? Что с ним?» Первый раз он не пришел домой ночевать. Она позвонила знакомым, те сказали: «Ушел с друзьями на дискотеку». Успокоиться бы ей. Но нет! Фарида забралась с ногами в кресло, накинула плед и задремала. Этот сон. О чем он?

Женщина закрыла глаза. В памяти возник образ худенькой восемнадцатилетней девушки, которая робко толкала перед собой голубую коляску. Подружки, имевшие обыкновение прогуливаться в ее поле зрения, шептались: «Такая молодая, а уже…» Фарида смущалась, краснела, все так же толкая коляску, а вечером убаюкивала сына, шептала ему: «Вот вырастешь и всем им покажешь…» Поворот ключа в замке разбудил ее.

– Мам, это я, – сын, пьяно шатаясь, прошел в детскую и запер за собой дверь.

– Ты соображаешь, который час?! Ты думаешь когда-нибудь о чем-то серьезном? Думаешь, я тебе деньги на карманные расходы дам в следующий раз?!

…Маленький, величиной с ладонь, щенок бежал изо всех сил от нее. Она убыстрила шаг, но поймать его не успела, он спрятался под железную кровать.

Встала, пошла в комнату сына. На кровати лежал полуобнаженный взрослый мужчина с разбросанным руками, ладонь на четверть подушки. Вырос-то как.

Все, как у ее отца. Рядом с таким чувствуешь себя слабой. Хочется прильнуть к сильному плечу и выплакать все-все самое горькое и обидное.

– А ну вставай! Ты что, будильник не слышал?

Сын потянулся как в детстве, мышцы на руках напряглись, и мать отчетливо разглядела следы от иглы.

…Буря прошла быстро. Она расплакалась, как маленькая девочка, постоянно приговаривая:

– Ну почему, скажи мне, почему ты постоянно уходишь? Эти Сашки-Мишки-Олежки, неужели они тебе дороже, чем я? Я с работы специально стала приходить пораньше, чтобы с тобой побыть, сынок.

Слезы матери катились градом. Сын чувствовал себя виноватым. А потом вдруг крепко обнял ее, поцеловал и вышел.

Он пришел вечером пораньше и увидел, как мать плачет перед иконой Богородицы и просит: «Помоги!» Потом повернулась к нему и взяла обещание – сходить в церковь.

Сын долго упирался: «Ну неверующий я, мам, зачем, а?» Она привела его к такой же иконе, как и дома, только размером больше.

– Вот, посмотри, благодаря ей ты живешь! Она все перевернула, дала мне силы, имя и новую жизнь. В крещении я Евфимия, знаешь? Разве смогла бы Евфимия прервать жизнь? Или разрешить кому-нибудь за нее это сделать?

Сын поник. Красные пятна появились на его лице. Он снял браслет, печатку с безымянного пальца:

– Я все понял, ма.

Вечером окно на кухне разлетелось вдребезги. К огромному булыжнику была привязана записка: «Если не выйдешь, начнем стрелять».

– Мам, они меня живым не отпустят! Понимаешь, это целая система. Они хотят мою жизнь.

Фарида стояла, как каменная. Взгляд ее был устремлен на дверь, через минуту сын должен был выйти. Боковым зрением мать видела, как он медленно одевается. Вот застегнута последняя пуговица. Рука коснулась двери.

– Я с тобой, – прозвучало в коридоре.

Сын повернулся.

– Я с тобой, – повторила уверенно мать и даже нашла в себе силы улыбнуться.

В эту минуту она была похожа на воина, который уверенно смотрит в лицо смерти. Небо знает, такие своей жизнью не дорожат, поэтому беда обычно от них отступает. Извечная война добра со злом идет всегда, и поле битвы, по меткому выражению Достоевского, есть сердце человеческое. Когда в нем преобладает страх, обида и ропот, добро отступает, но как только оно всецело доверится Богу и за все начнет славословить Создателя, картина меняется в одночасье.

– Ты что, с ума сошла? Нет, мамочка, тебе нельзя. Они же тебя… – Он обнял мать и заплакал.

Через четыре дня они сменили адрес. Новая квартира намного хуже прежней. В ней очень маленькая кухня, узкий коридор, зато большая спальня и детская. Иногда Фарида приходит домой пораньше и заглядывает к сыну. Прямо над его кроватью – икона Богордицы с младенцем на руках. Мать видит, как порой сына тянет на дозу, как он молится часами, а потом долго молча сидит.

– Мам, я не могу, я вот-вот сорвусь, – выпалил как-то он.

– Нет, сынок, ты сильный, а Она, – усталый взгляд на образ, – всегда с тобой.