Заключение
Заключение
В написанной вскоре после Войны в Заливе небольшой работе «Почему Запад ненавидит мусульман» Калим Сиддыки делает из произошедших тогда событий четыре важных вывода: первый — что мусульманские национальные государства в любой момент готовы предать умму; второй — что Запад ради достижения своих целей пойдет на уничтожение сколь угодно большого числа мусульман; третий — что Советский Союз всегда был полноправным участником антиисламской коалиции Запада; четвертый — что ООН является инструментом осуществления прозападной политики. Делается и пятый вывод, на первый взгляд неочевидный: за словами Джорджа Буша о том, что он не допустит «нового Вьетнама», скрывается отнюдь не сравнение с Вьетнамом Ирака — военная мощь Ирака прекрасно известна на Западе, который сам военную машину Ирака в годы ирано-иракской войны и создавал. «Новый Вьетнам» — это Иран, его боялся Запад, бдительно следил, чтобы в иранское воздушное пространство не залетел ни один самолет ВВС коалиции, более того, позволил Саддаму перегнать в Иран остатки своей авиации; а тот, возможно, сделал это в целях спровоцировать Запад нанести удар по Ирану — учитывая, опять же, фактор «нового Вьетнама». Конечно, дело не в военном потенциале Ирана. Дело в том, что «одолеть американских солдат, у которых в руках фото их девушек, не составит труда воинам Ирана, у которых в руках тексты Корана и которые жаждут мученичества». Дело в том, что капитализм и демократия обречены, подобно коммунизму — крайней стадии капитализма, который пал спустя год после «Послания» аятоллы Хомейни к Горбачеву.
«Гений западной цивилизации сделал всех «равными», при том, что неравенство стало постоянным явлением... Когда защита распространяется и на слабых, это делается с целью не допустить того, чтобы слабые преодолели свою слабость».
Запад и ислам — два враждебных понятия, как то подчеркивает Сиддыки. Запад обречен, судьба же ислама — в руках самих мусульман. Путь преодоления исламом собственной слабости Сиддыки видит в воссоздании собственной аутентичной цивилизации.
В области политической и социальной культуры это нахождение понятий, адекватных западным понятиям демократии, представительного правительства, многопартийной системы, выборов, плюрализма, социализма, коммунизма, капитализма, равенства, эмансипации женщин и т. д. — одним словом, очищение от «исламской демократии». Это также и проблема национализма, противостояния национализма и ислама, вплоть до гражданских войн, их возможность и прогнозирование, а также вопрос об иностранной интервенции, вопрос о необходимости вооруженной борьбы против националистических, секулярных и колониальных режимов.
Далее, это вопросы экономики, которые в экономической культуре ислама тесно переплетены с проблемами морали. Это проблема перераспределения мировых ресурсов и мирового богатства, проблема определения пределов развития капиталистической формации, определения прожиточных минимумов. Это и необходимость покончить с «исламским капитализмом», банками, процентами и спекулянтскими валютными курсами.
Итак, первый и ключевой пункт у Сиддыки — это констатация потери исламской уммой своей идентичности. Идеальная эра в истории ислама — это мединский период деятельности Пророка (СААС). Также Сиддыки в положительных терминах оценивает время правления четырех «праведных халифов», противопоставляя доомейядский период всей последующей истории. На этом основании можно было бы причислить Сиддыки к салафитам, но имеется одно существенное отличие: в отличие от большинства салафитов, в том числе таких знаковых фигур, как шейх Ибн Ваххаб или мулла Омар, Сиддыки позитивно относится к шиитам и даже призывает суннитов многому учиться у них.
В целом, конечно, Сиддыки вырисовывает суннитскую историософскую картину, без особого акцента на теме имамата, теме Двенадцатого имама. Его схема включает образцовый период, предшествующий эре Омейядов, период Халифата (до кемалистской революции), конец которой совпадает с эпохой колониализма, саму эпоху колониализма — примерно с египетской экспедиции Наполеона Бонапарта — и, наконец, период «освобождения» от колониализма, он же — эпоха неоколониализма, поскольку практически ничего хорошего в том «освобождении», какое имело место быть, Сиддыки не видит. Все же подобная серия последовательных этапов деградации резко отличается от того, в каком свете видит историю исламского мира обычная историография, обслуживающая интересы национального государства.
К шиитской теме Сиддыки возвращается в другом месте, когда он рассматривает возможность разрыва порочной цепи деградации и воссоздания исламской идентичности, поскольку события 1979 г. в Иране являлись первой полноценной реализацией другой схемы, намеченной Калимом Сиддыки. Согласно ей, первым элементом, дестабилизирующим сложившийся сатанинский порядок, является появление отдельных личностей — основоположников исламских движений. Следующим элементом идут сами исламские движения. Наконец, посредством специфического перехода — который и является исламской революцией — осуществляется переход к завершающей фазе противостояния, выраженной таким элементом схемы, как исламское государство.
Возникает закономерный вопрос: почему нигде вне шиизма не было создано исламского государства? Сам Сиддыки долгое время был уверен в скором «экспорте иранской революции» в другие страны, но похоже, его прогнозы не оправдываются. Из собственно суннитских движений Сиддыки неоднократно приводит пример «Братьев-мусульман» и «Джамаат-е ис-лами», основанные, соответственно, Хасаном аль-Банной и Мауланой Маудуди. Но сельский учитель Хасан аль-Банна, будучи, возможно, неплохим организатором, все же не был выдающимся интеллектуальным деятелем и тем самым не совсем соответствовал критерию, предъявляемому Калимом Сиддыки. На роль интеллектуального рупора «Братьев-мусульман» мог бы претендовать Сейид Кутб, если не принимать в расчет то обстоятельство, что единой организации «Братьев» в то время уже не существовало, и далеко не все течения, выросшие из первоначальной организации, принимали революционную концепцию Кутба. Более того, многое в его тафсире Корана не понравилось мусульманским богословам, и это важный момент.
Что касается «Джамаат-е ислами», то это движение, надо полагать, упустило свой шанс в 1980-х гг., с приходом к власти военной диктатуры Зия уль-Хака, прикрывавшегося исламскими лозунгами. Правда, в Пакистане имеется другая мощная партия — «Джамаат-е улема-е ислами», здесь в названии фигурируют «улемы», т. е. опять же богословы. И показательно, что пакистанские богословы также не ведут ситуацию к революции: при том, что им ничего не стоит выводить на митинги 1-3 млн. демонстрантов, подобная пассивность выглядит довольно странно, особенно странно — во время англо-американских ударов по «Талибану». Да и в целом поражение «Талибана» должно лежать на совести как пакистанских исламских движений, так и исламского движения во всем мире, которое так и оказалось не готовым к переходу к фазе исламской революции и построению исламского государства. Само движение «Талибан», возможно, является своеобразным исключением, поскольку талибы во главе с муллой Омаром, принявшим титул амир аль-муминин — «повелитель правоверных», все-таки попытались создать исламское государство. Два основных недостатка «Талибана» — непримиримость к шиизму и засилье Совета улемов, что идет напрямую от принадлежащих «Джамаат-е улема-е ислами» пешаварских медресе, где обучались многие будущие лидеры «Талибана», — похоже, взаимосвязаны.
Теперь обратимся к иранской революции, которая очевидно переживает кризис. Главные действующие лица на политической арене после смерти Хомейни — будь то Хаменеи, будь то Хатами — принадлежат к одной и той же корпорации богословов. То есть кризис иранской политической системы есть кризис данной корпорации, отражение глубинного кризиса всей прослойки лиц, абсурдно именуемых «мусульманским духовенством». Таково положение дел в единственном существующем исламском государстве.
Как видно из приведенных примеров, так называемое «мусульманское духовенство» препятствует переходу исламского движения к стадии революции в двух случаях: оно не дает революции начаться, абортирует ее, как в случае с «Талибаном», пакистанскими партиями и Кутбом; или же не дает ей развиться, душит ее, как в случае с наследием Хомейни.
Слава Богу, Сиддыки не ограничивается рассмотрением опыта революции в мусульманских странах. Согласно ему, государство не обязательно должно быть привязано к территории. Возрождая идею «социального контракта», на которой были основаны те разделы права, которые касались отношений между конфессиями в период Халифата, Сиддыки дает возможность построения исламского государства в рамках практически любой мусульманской общины мира. Представляется возможным поделить все существующие в мире общины на три типа:
1) мусульманская диаспора на Западе;
2) районы исконного компактного проживания мусульман на Ближнем и Среднем Востоке;
3) мусульмане в третьем мире за пределами ареала Ближнего и Среднего Востока.
В первом случае исламские деятели из числа мусульман, проживающих на Западе, обречены на то, чтобы стать элитой, поскольку они преодолели предрассудки, связанные с разного рода демократическими, капиталистическими и социалистическими иллюзиями, и, получив в свое распоряжение определенные технические средства, оказались за рамками существующих политических систем в мусульманских странах, став, таким образом, контрэлитой по отношению к псевдоэлитам исламского мира.
Во втором случае, похоже, «внетерриториальное государство» еще до начала мероприятий по созданию Мусульманского парламента Великобритании было создана Партией Бога — «Хизбуллой». Интересно, что турецкий аналог «Хизбуллы» — местные хомейнисты — с большим уважением относятся к Калиму Сиддыки и, надо полагать, применяют кое-что из его идей на практике. Вообще, шииты, имеющие, согласно Сиддыки, больший опыт исправления ошибок, допущенных мусульманским миром за его многовековую историю, стоявшие в авангарде борьбы за создание исламского государства, должны помнить о единстве уммы — это будет способствовать решению многих задач, свержению военной хунты в Пакистане, режимов аравийских монархий, борьбе с оккупацией Афганистана.
В третьем случае мы видим, что националистические движения в Кашмире, Синцзяне, Бирме все чаще выступают под исламскими лозунгами. Важно, чтобы в случае успеха развитие событий не пошло по пути, который избрали страны, освободившиеся от колониализма в Новейшее время. Еще в 1970-х гг. под впечатлением от поездки в Триполи Сиддыки писал, что «термин «ислам» используется, чтобы узаконить стагнацию и коррупцию», что «исламский капитализм» и прочие «измы» представляют собой обычные неоколониальные режимы, прикрывающиеся псевдомусульманской риторикой. Но он же высказывал надежду, что не все потеряно, и в этом смысле указывал даже на такую парадоксальную истину, что существуют определенные плюсы в том, что части уммы все еще приходится бороться за свою свободу. В самом деле, у всех этих народов есть шанс сразу встать на путь бескомпромиссного джихада, чтобы в противном случае не было необходимости вести повторную национально-освободительную войну, на этот раз уже против государства-нации.
Поэтому третья группа должна тесно сомкнуться с теми фрагментами ум-мы, которые относятся к первому или второму случаю, с исламскими движениями Ближнего и Среднего Востока[114] и, в особенности, с контрэлитой из числа мусульман, проживающих на Западе. США, фактически, инвертирует эту идею, требуя от мусульманских национальных государств разгрома освободительных движений по всему исламскому миру, от Сомали до Моллукских островов, на основании связей с пресловутой «Аль-Каидой»[115].
Отсюда прямой вывод, что исламское государство на настоящий момент практически не существует как данность, но строится совместными усилиями многочисленных вооруженных джамаатов по всему миру, с одной стороны, и проживающих на Западе эмигрантов, с другой. Калим Сиддыки, сам эмигрант, вплотную подошел к этой идее.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.