Рассказ настоятеля храма в честь Успения Пресвятой Богородицы игумена П.
Рассказ настоятеля храма в честь Успения Пресвятой Богородицы игумена П.
– Хочу сказать, что я по натуре человек скептического склада, поэтому можете не опасаться с моей стороны каких-либо преувеличений в оценке личности матушки Марии. Речь пойдет исключительно о том, «что мы слышали, что видели своими очами, что рассматривали и что осязали руки наши» (1 Ин. 1, 1).
Вот с рук, пожалуй, и начну, то есть с истории нашего с ней знакомства. Свой первый приход я получил в год Тысячелетия Крещения Руси (1988). Прибыв на него в город Комсомольск-на-Амуре, нашел там переделанный под церковь небольшой жилой дом в довольно плачевном состоянии.
На одной из ближайших служб призвал прихожан вносить пожертвования для ремонта здания. Мой призыв особого эффекта не имел, то ли по бедности малочисленной паствы, то ли оттого, что люди хотели сперва присмотреться к новому батюшке. Надо сказать, оснований для недоверия мой предшественник оставил им предостаточно. Да и сам я, как увидите ниже, был далек от апостольской нестяжательности.
Однажды на вечерне замечаю в храме незнакомую старушку в темно-сером плаще и большом черном платке, в несколько слоев намотанном на голову. Поверх него натянут жгут каких-то нелепых выпуклых очков, похожих на лётные или сварочные. Сдвинутые на лоб, они производят комическое впечатление.
Но мне не до смеха, так как мои прихожане, явно забыв о молитве, обступили эту «лётчицу» и без конца суют ей в руки и в карманы какие-то бумажки. Во время каждения убеждаюсь в том, что это поминальные записки и деньги. Моему внутреннему возмущению нет предела: «Как так! Кружки стоят пустые, старая штукатурка на голову осыпается, а тут без настоятельского благословения какая-то залётная смеет последнее отнимать! Да еще во время службы!»
Еле дождался окончания всенощной, но не успел и рта раскрыть, как старушка сама ко мне подошла со свертком в руках.
– Вот, – говорит, – батюшка, вы в храме Успения Божией Матери служите… Примите же от нас, москвичей, во славу Пречистой. (Матушка много лет в столице прожила.)
Я край газетки отвернул, смотрю – ризы голубые парчовые, о каких тогда и мечтать не смел.
– Нет, – отвечаю, – не приму. Что это вы тут на службе мне устроили? Или в Москве не принято на сбор пожертвований в храме у священника благословляться?!
Она поклонилась и вышла, оставив сверток на панихидном столе.
На следующий день, по случаю престольного праздника, после литургии во дворе была накрыта трапеза, на которую я велел и нашу гостью пригласить. Сижу с причтом на одном конце стола – она на другом. Поглядываю на нее невольно: характерная аскетическая бледность лица с оливковым оттенком и глаза какие-то необыкновенные. Уже много позже понял: так смотрит бесстрастие…
Матушка же на меня никакого внимания не обращала и, как мне сначала показалось, вполголоса рассказывала соседям о посещении каких-то приходов, попутно давая характеристики служившим на них пастырям примерно в таком ключе: «Батюшка там очень хороший, только вот зачем же он то-то и то-то делает, ведь так не полагается, грех…» Ну, думаю, час от часу не легче, теперь ещё и духовенство прилюдно будет обсуждать…
Но вдруг как током меня ударило – она же мои, мои тайные грехи обличает! Ну да, – это я вчера сам сделал, и это про меня, и это – тоже!
После трапезы подошел я к матушке со словами:
– Простите, вижу, вы непростой человек…
Пригласил её в свою келью, и тут уж пошел прямой и нелицеприятный разговор.
Выяснилось, что матушка знает про меня всё, знает больше, чем я сам. Между прочим, спросила:
– Батюшка, а почему у вас руки такие красные?
– Как красные? – удивляюсь. – Обыкновенные руки, всегда такие были.
– Да нет, красные. Правда, не такие, как у одного старосты, который и кружки тайно вскрывает, и домой вещи из храма тащит… У него прямо огнем горят и по локоть, а у вас – только вот до сих пор, и такие, красноватенькие. Может, всё-таки где-то непорядок с документами или на себя что-то лишнее истратили?
Ну конечно, был грех. Я ведь не только храм благоукрашал, кое-что из церковных средств и на личные нужды шло, на обстановку домашнюю, на утешение плоти…
В общем, пришлось не только рукам краснеть.
А ещё рассказала матушка, как приход этот в шестидесятые годы, во время хрущевских гонений, по велению Самой Богородицы открывала. Явилась Она ей в сонном видении и сказала: «Есть такой город – Комсомольск-на-Амуре. Ты должна там храм в честь Моего Успения открыть».
Матушка когда, проснувшись, на карту поглядела – ахнула: чуть не десять тысяч километров от Москвы! Засомневалась – не прелесть ли какая? После этого вскоре её паралич разбил, и Богородица еще дважды приходила, повторяя: «Поезжай!» И когда решилась ехать – встала на ноги.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.